В ловушке - Штрауб Мария Элизабет - Страница 31
- Предыдущая
- 31/64
- Следующая
– В гольф? Пожалуй, не исключено, – согласился он и добавил в свой голос немного облегчения. – Об этом я как-то не подумал. Возможно, он упоминал об этом. Пока что я не могу назвать себя внимательным слушателем.
– Я очень хорошо это понимаю, – согласилась она.
Ее нежный голос успокаивал. Будь у нее близкие отношения с Робертом, ее бы встревожило его исчезновение.
– Благодарю вас, я отчасти успокоился, – сказал он. – Огромное спасибо. – Он дал ей свой домашний телефон и номер мобильного.
– Я позвоню, если что-нибудь услышу. – Разговор она закончила дружелюбным, пропетым в два слога «по-ка».
Он спросил себя, должен ли он испытывать угрызения совести оттого, что лишил ее источника дохода, а ей ведь наверняка нужны деньги. Интересно, как платил ей Роберт? Каждый раз оставлял деньги на столе, как он с Шарлоттой для Эмины? Или переводил оговоренную сумму на ее счет? Как бы то ни было, но от нежной фрау Эсром долго не укроется, что дело нечисто. Остается лишь надеяться, что она не доставит ему неприятностей.
В учительской он увидел Юлию, снова в красных сапожках, и на сей раз ярко-зеленых чулках, – этакий маяк под короткой юбкой. Она беседовала со Штрунцем, речь шла о реализации небольшой суммы, выделенной на этот учебный год для уроков искусства. Проходя мимо, Йон кивнул ей и мысленно стянул с ее ног чулки.
Через некоторое время она подошла к нему, когда он стоял возле кофейной машины, и попросила с преувеличенной отчетливостью:
– Не сделаете ли и мне кружечку?
При этом она улыбнулась ему так, что он понял – она знает его мысли.
Неподалеку стоял Мейер-англичанин, он достал пачку бумаг из своего ящика и листал их. Йон почти наслаждался тем, притворяясь перед остальными, будто Юлия для него не более чем коллега.
– Молоко? Сахар? – громко спросил он, как будто не знал, что она, так же как и он, пьет кофе несладким. Поискал пакет с молоком – опять он наверху холодильника, наверняка простоял там несколько часов! В этом коллективе никто не дает себе труда убирать молоко на место. Краешком глаза он наблюдал за Мейером-англичанином – тот сложил бумаги в портфель, вынул из него яблоко и, бросив взгляд на наручные часы, пошел к двери.
– Вижу по вашему лицу, что лучше без молока, – ответила она. – Знаете, вам непременно нужно побывать в Кунстхалле, на выставке Хаммершой. Он всегда рисовал свою жену, но почти всегда со спины, причем очень любопытно. Жену и квартиру. Все двери, двери… Как одержимый.
– Не уверен, что мне это интересно, – ответил Йон и протянул ей кружку кофе. Потом понизил голос. – Разве что у той женщины такая же красивая спина, как у тебя.
Она взглянула на него над краем кружки, прямо ему в глаза.
– В отличие от меня, она всегда одета. Тебе все-таки нужно побывать на этой выставке, картины любопытные.
Он вылил содержимое своей кружки в раковину – без молока кофе был невкусный.
– Разве что ты пойдешь со мной?
– Я хочу сводить туда слушателей моего факультатива, – ответила она и пристроилась с кружкой в руке на подоконнике, положила ногу на ногу и покачала красным сапожком.
Некоторое время Йон молча созерцал ее красивые ноги. Да, она права, идти вдвоем в Кунстхалле сейчас неразумно. Но ведь так хотелось бросить ей вызов! Еще никогда ему не приходилось бегать за какой-нибудь женщиной; как правило, они сами вешались на него, ему оставалось лишь выбирать. С Юлией все по-другому, его не покидает ощущение, что он все время отстает от нее на шаг. И он прекрасно сознавал, что сейчас лучше не задавать этого вопроса, но не смог удержаться:
– Когда ты там была?
– Вчера.
– Надо было взять меня с собой. Мы бы как-нибудь замаскировались.
Она улыбнулась:
– Я думала, ты встречаешься с маклером.
– Ради тебя я мог бы все отложить.
Она рассмеялась своей четырехтональной руладой.
– Лучше не надо. Ну, и как? Что он сказал про твой дом?
– Не видит проблемы в том, чтобы сдать его за приличные деньги. В воскресенье он привезет первого клиента.
– Уже? Так скоро? – Она посмотрела куда-то мимо него, подняла руку и кивнула.
– Чем скорей, тем лучше. – Йон проследил за ее взглядом, перед открытой дверью стояли Янина Петерсен и Бильге Узун с папками для рисования. – Я хочу съехать не позднее первого июня, а до этого надо сделать там полный ремонт. Чем ты занимаешься сегодня вечером? Мы увидимся?
Она соскользнула с подоконника и поставила кружку в раковину.
– Увы, абсолютно нет времени. Но если ты все-таки соберешься в Кунстхалле, выставка открыта до девяти часов. Пока. – Она направилась к дожидавшимся ее девочкам.
Йон смотрел ей вслед, пока не заметил, что за ним наблюдает Вильде, – тот сидел за столом и чистил банан. Йон тут же сравнил его с обезьяной и представил себе, как его коллега бьет себя кулаками в грудь, бегает на кривых лапах и с развевающейся бородой по джунглям. Картина получилась настолько нелепая, что он невольно рассмеялся. Вильде беззлобно ухмыльнулся в ответ.
21
После уроков Йон поехал из «Буша» прямиком в Эппендорф. К его облегчению, черный «бенц» был припаркован прямо возле дома на улице Вольдсенвег. Вот и замечательно. А то он опасался, что Роберт еще в пятницу отдал машину в ремонт; там сразу обратят внимание, что он не забирает ее в срок. Интересно, не записывался ли он туда по телефону?
Йон осмотрел автомобиль со всех сторон и не обнаружил ничего мало-мальски необычного. Сиденья чистые, на них ничего не валяется, кроме черного зонтика; на приборной доске ни пылинки. Ухоженная машина, причем заметно, что ухаживают за ней профессионально, в мастерской. Под крышкой багажного отделения, возможно, лежат клюшки для гольфа.
Pro forma [19] он позвонил Роберту, потом пожилым супругам со второго этажа, хотя и видел, что там спущены жалюзи. Предпринял две безуспешных попытки с другими квартирами. Наконец ему открыла сорокалетняя дама с цокольного этажа; из ее квартиры вырвалось назойливо-душистое облако. Голова дамы была обмотана розовым махровым полотенцем.
– Фрау Кольберг? – И он произнес заготовленную речь.
Женщина была явно раздосадована его появлением.
– Не имею ни малейшего представления, где он находится, – заявила она, – мы с ним почти не контактируем.
Йон вспомнил, что у Роберта когда-то возник скандал с Кольбергами – на их террасу капала вода, когда его друг поливал на своем балконе ящичек с кулинарными травами.
– Во всяком случае, едва ли он куда-то уехал, – сказал он, – раз его автомобиль стоит тут перед дверью.
– Но он ведь мог уехать на поезде. Или улететь на самолете.
– Да, верно, вы правы. – Несмотря на ее раздраженный тон, Йон говорил предельно вежливо; фрау Кольберг должна сохранить о нем благоприятные воспоминания, на случай, если ее будут расспрашивать о нем. – Он мог улететь на несколько дней на юг, погреться на солнышке. Времени у него достаточно.
– Времени и денег, – сухо уточнила она и захлопнула дверь.
После обеда он намеревался заехать в клинику к Ковальски – чем скорей он разделается с этим докучливым делом, тем лучше. В книжной лавке на Эппендорфер-Баум он купил новую книгу Манкелля. Возле кассы ему попалась на глаза книга о китайских иероглифах, и он вспомнил про красно-черную татуировку Юлии. Полистал книгу и уже через несколько страниц наткнулся на иероглиф, левая сторона которого напоминала лестницу. «Тоска», – гласила подпись. Что сказала тогда Юлия? «Долгая, счастливая жизнь?» До конца своих дней он будет помнить ту ситуацию, в мельчайших подробностях. На софе в его кабинете полусонная Юлия, обнаженная, в его объятиях. Они оба усталые и счастливые. Она подсознательно выбрала объяснение, выражавшее ее желание, чтобы все оставалось таким, как в тот момент. Эта мысль согрела его. Еще одно свидетельство того, что они созданы друг для друга. Similis simili gaudet [20].
- Предыдущая
- 31/64
- Следующая