Операция «Отче наш» - Лундстрём Эверт - Страница 7

• Предыдущая
• 7/57
• Следующая

– О'кей, Билл, – сказал Георг. – Постараемся оправдать твои надежды.

– Да уж постарайтесь. Иначе я перережу вам глотку. – Он сопроводил эти слова своим сухим смешком.

Ответственность монотонным грузом навалилась на мои плечи. Стараясь не выдать свои ощущения, я наклонился над стакселем, чтобы помочь Георгу складывать его. Потом мы взялись каждый за свой конец мешка и забросили его на самый верх зеленой груды. Кто сам не работал с парусами двенадцатиметровок, вряд ли поймет, что это такое. Расстели мы рядом друг с другом все паруса «Интрепида», они сравнялись бы площадью с тринадцатью теннисными кортами.

Вот и судите о масштабах задачи, которую взялись выполнить мы с Георгом.

Казалось, Билл Маккэй, стоявший за моей спиной, прочел мои мысли.

– Вот именно, Морган, – произнес он. – Наша яхта должна быть оснащена не хуже «Интрепида». Ни одной тряпкой меньше. А то и больше.

Я пожал плечами, словно речь шла о пустяках.

– Завтра, как только ты придешь, Морган, проверим всю груду и организуем работу, – предложил Георг, обозревая мешки.

– Как хочешь.

Мы вернулись в танцзал с его белыми полосками липкой ленты. Георг указал на них вопросительным жестом.

– Я обозначил размеры передней и задней шкато-рин большого и штормового генуэзских стакселей, – объяснил Билл. – Чтобы видеть, насколько штормовой меньше большого. Захотите что-нибудь менять – убирайте ленту.

Мы с Георгом понимающе переглянулись. Билл Маккэй явно успел уже сделать кое-какие расчеты для яхты-претендента.

Георг проводил нас до катера, пожелал счастливого плавания, и мы, смеясь, поднялись на борт.

Не успел катер отчалить, как широкая спина Георга уже скрылась за рыбной лавкой Арвидссона. Мне нравился этот человек. Его спокойствие умеряло мою тревогу за успех нашего предприятия.

Первый отрезок дороги от Марстранда в сторону Гётеборга изобилует узкими поворотами, и я сосредоточился на управлении машиной. Билл сидел рядом, закрыв глаза, словно дремал.

– Мне теперь предстоит поработать с конструктором… – заговорил он, когда мы подъехали к Кунгэль-ву. – Так что мы с тобой увидимся, наверно, не раньше конца месяца, когда появятся остальные члены команды. Но ты знаешь, где меня найти, если что.

Я кивнул.

– Могу я узнать, кто будет конструктором?

– Мона Лиза. – С этими словами Билл снова задремал, предоставляя мне обдумывать услышанное.

На самом деле тридцативосьмилетнего инженера-судостроителя из института Чалмерса звали Гуннар Эк-лунд, но для любителей парусного спорта он давно уже был Моной Лизой. Участвуя мальчишкой в школьных легкоатлетических соревнованиях, он упал на восьми-сотметровке, споткнувшись на вираже, и кто-то наступил ему шиповкой на верхнюю губу. Так достался ему памятный приз: шрам и кличка, известная во всей Европе; кривая улыбка Эклунда лукавством нисколько не уступала той, которую увековечил Леонардо да Винчи. Женившись пятнадцать лет назад, он воспитал двух парнишек, успешно выступающих в классе «Оптимист».

– Мона Лиза не должен подвести, – задумчиво произнес я.

– Иначе я не выбрал бы его, – ответил Билл, не открывая глаз.

Что говорить, отважный выбор. Моне Лизе принадлежала конструкция полутонников, которые последние три года выигрывали кубок в своем классе, причем его решения были настолько смелыми и неординарными, что изрядно удивили многих. Гидродинамические испытания больших корпусов в исследовательской лаборатории института Чалмерса обогатили его впечатляющими новаторскими идеями, вызвавшими, впрочем, замешательство и скепсис у многих знатоков. Даже те, кто признавал его талант, сопровождали оговорками свои оценки. За спиной Моны Лизы говорили о «везении новичка» и «счастливых случайностях».

При желании Билл Маккэй мог бы найти куда более опытных и надежных конструкторов.

– Очень уж рискованный выбор… – заметил я. Билл Маккэй устремил на меня свои серо-голубые.

– Ошибаешься, Морган. Мне чужд безрассудный риск. Я знаю, что делаю.

По его голосу я понял, что эта тема исчерпана.

Остаток пути мы проделали молча. Тишину нарушал только дробный стук весеннего дождя по крыше моего «комби».

Перед входом в гостиницу «Парк Авеню» я остановился, и Билл вышел из машины.

– Жди звонка, – сказал он.

– Господи, пронеси, – отозвался я.

Он весело усмехнулся и пропал в группе туристов, которые в эту минуту высыпали из вестибюля.

Высадив Билла Маккэя, я медленно поехал к центру, свернул на Большую улицу и остановился у магазина «Вино». До ресторана «Шез Амис» оставалось совсем немного, так что последнюю часть пути я проделал пешком. В маленьком заведении сидели обычные для этого времени дня завсегдатаи: артисты, журналисты, преподаватели, рекламисты, архитекторы и несколько чопорных господ, профессию которых нельзя было определить с первого взгляда.

– Привет, Морган.

– Привет.

– Как дела?

– Не жалуюсь. Я сел за свободный столик в дальнем углу у окна.

– Бифштекс, да не пережаривай, – сказал я Карин, старшей среди официанток «Шез Амис» – И рюмку водки.

– Какой-то ты растрепанный. Выходил в море?

– Почти. Только на берег.

Карин уплыла на кухню, а я закурил.

Тревога, овладевшая мной в Марстранде, еще не улеглась. Зрелище парусов «Интрепида» преследовало меня. Конечно, я с самого начала понимал, что речь пойдет не о какой-нибудь синекуре. И все же гора зеленых дакроновых мешков напугала меня.

Оставалось положиться на Георга. Вот уж кто ничуть не испугался. Как будто ему заказали пошить паруса для детского монотипа «Оптимист». Типичная реакция островитянина, личность которого складывалась в тесном общении с морем.

Я смял сигарету, терзаемый беспокойством. Сейчас меня меньше всего на свете тянуло в домашнее уединение.

Около гардероба висел телефон-автомат. Поторговавшись с самим собой, я в конце концов капитулировал.

Выслушав семь долгих сигналов, сердито повесил трубку и выковырял пальцем свою монетку. Проклятие! Моники нет дома.

Я вернулся к столику, освежил в памяти басню про лису и виноград и заключил, что мне повезло с телефоном. Не так-то просто было бы сказать Монике о моем решении. Еще успеет все узнать.

Бифштекс ничем не отличался от всех прочих шведских бифштексов – малость пережарен, жестковат, вдоволь лука и слишком много соуса.

– Это место свободно?

Передо мной стоял высокий сутуловатый мужчина с объемистой грудной клеткой, в грубошерстном костюме с узором елочкой. Зачесанные назад волнистые пепельные волосы окаймляла седина на висках и над ушами. Несмотря на сутулость, в нем чувствовалась изрядная физическая сила. В меру морщинистое лицо позволяло заключить, что ему около сорока пяти лет. Приятная улыбка, в правой руке – зонт, в левой – портфель.

Я поглядел вокруг. В свободных столиках не было недостатка. Я молча поднес к губам свою рюмку.

– Разрешите? – Он учтиво указал зонтом на стул напротив меня. И повесил зонт на спинку, не дожидаясь ответа.

– Конечно, пожалуйста… – удивленно молвил я и проглотил очередной кусок бифштекса, глядя, как незнакомец опускается на сиденье.

– Кофе! – крикнул он проходившей мимо Карин. Затем обратился ко мне, улыбаясь: – Ненастная погода.

– Верно, – отозвался я, кромсая ножом бифштекс.

– Ненастная для господина Линдберга, – продолжал незнакомец, чем-то похожий на дворецкого. Улыбка исчезла с его лица.

– Это почему же?

– Кто служит по страховой части, сразу чувствует такие вещи.

– Я-то думал – вы метеоролог.

Моя попытка сострить не была оценена.

– Мне надобно убедиться в надежности личного и экономического положения господина Линдберга. В этом смысле можно сказать, что я служу по страховой части.

Он достал из портфеля пачку бумаг и положил на стол. Счета от компании «Дакрон».

– Три дня прошли. Будем подводить итог, господин Линдберг?

Уж не Голос ли передо мной? Возможно. Но я не был в этом уверен. Телефоны часто искажают голоса.

• Предыдущая
• 7/57
• Следующая