Английская болезнь - Буфорд Билл - Страница 40
- Предыдущая
- 40/49
- Следующая
И в этом, если хотите, и кроется ответ на пятикопеечный вопрос: почему молодежь устраивает беспорядки каждую субботу? Они ведут себя так потому же, почему другое поколение слишком много пило, курило траву, принимало галлюциногены и устраивало сексуальные революции. Насилие — это их ответ обществу, а адреналин — их наркотик, и оттого, что он вырабатывается самим организмом, он, наверное, еще сильнее других, производимых химическим путем.
Я это понял, я в этом убедился; но этого было недостаточно. Почему именно такой тип антиобщественного поведения? Я не отделял следствие — его привлекательность — от причин, которые вовлекают людей в насилие; я не хотел расценивать его как символ этого поколения, как его рок-н-ролл. В конце концов, существует же много форм поведения, особенно связанных с насилием — но не с организованным, не с массовыми беспорядками. Это было необычно. И, если опустить многие факторы, которые приводят к тому, что группа людей объединяется в толпу, а потом и в агрессивную толпу, почти всегда можно выделить ведущую причину, обычно политического или экономического свойства, пусть даже причина эта поверхностна или надуманна — неравенство, например, несправедливость, социальные лишения — но даже несмотря на это, я не мог отделаться от нелепого вывода, к которому пришел: что у этого насилия вообще нет причин. Наоборот, есть «антипричины»: экономическое благополучие, все преимущества свободного рынка, и вообще национальная политика, позволяющая этим людям чувствовать себя вполне комфортно и уверенно.
Я просто не мог в это поверить.
Вот почему Диджей и вошел в мою жизнь. В его лице я нашел ходячее противоречие. У Диджея было так много всего — образование, ум, знание мира, деньги, предприимчивость, богатые и всегда готовые помочь родители. Даже если бы он не занимался футбольным насилием, все равно бы он было весьма примечательной личностью. Провидение наградило его столькими достоинствами, что ему пришлось бы потрудиться, чтобы не добиться в жизни успеха. Отправной точкой моей теории был обычное для либералов заблуждение, что на «бунт против общества» — а я считал, что уничтожение собственности, принадлежащей обществу, и причинение вреда членам общества должно быть определено именно как «бунт против общества» — идут люди, лишенные доступа к его благам. Но в случае с Диджеем это было неверно. И потому я считал, что Диджей может открыть мне глаза.
Я испугался, что знаю слишком мало, даже хотя на тот момент уже четыре года общался с этими людьми. Моя тревога шла бок о бок с убеждением, что видел я далеко не все, и все чаще меня стали посещать мысли о необходимости дальнейших исследований. Если я буду ограничивать себя только теми вещами, свидетелем которых я был, полной картины я не получу.
Я подписался на рассылку новостей некоего агентства. Легче всего, казалось мне, отслеживать новости из залов суда, а именно такая информация содержалась в этих новостях. Подборка высылалась по факсу; в ней содержались судебные отчеты, как всегда немного приукрашенные журналистами в интересах тех изданий, на которые они работали. Первый прочитанный мною отчет был как две капли воды похож на все прочие. В нем рассказывалось о некоем Джоне Джонстоне.
Джон Джонстон находился среди большой группы суппорте-ров «Миллуолла», которая после матча с «Кристал Пэласом» села на поезд до Чаринг Кросс. Поездка занимает максимум десять минут, но Джонстон за это время успел натворить дел. Согласно отчету, Джонстон подошел к мирно читавшему газету пассажиру, вырвал ее у него из рук и ударил кулаком по лицу. Его попытался утихомирить контролер, тогда досталось и контролеру.
Весть о происшествии достигла машиниста, тот сообщил по рации полицейским, так что когда поезд прибыл на Чаринг Кросс, Джонстона и его друзей — всего их было шестеро — ждали. Задержали их, однако, ненадолго, так что вскоре они снова могли строить планы на вечер.
Планы эти отнюдь не были грандиозными. Если быть точным, Джонстон с друзьями не отошли от вокзала, где их вечер начался, дальше чем на триста ярдов. Первую остановку они сделали в Мак-Дональдсе, что на Стрэнде. Не прошло и нескольких мгновений, после того как они туда зашли, как Джонстон выхватил нож и напал на скинхеда, спокойно жевавшего гамбургер. Когда попытку вмешаться сделал друг скинхеда, еще один скинхед, друг Джонстона ударил его в глаз.
Дальше они отправились на Трафальгарскую площадь, сделав по пути остановку в пабе «Адмирал Нельсон» на Нортумберленд-авеню, где вступили в стычку с секьюрити, взимавшим плату за вход. Достигнув наконец Трафальгарской площади, Джонстон со товарищи набросились на человека с татуировкой паука на лбу. Паук на лбу показался им чересчур вызывающим, и они избили этого человека.
Потом они снова пошли на Чаринг Кросс, где Гэри Гривз, приятель Джонстона, ударил в лицо молодого парня — случайного прохожего, шедшего по своим делам — и сбил его с ног. После этого Гривз стал избивать его ногами, и остальные присоединились Водитель автобуса, припаркованного поблизости, и его жена — они ждали пассажиров ближайшего поезда — видели все это и решили остановить избиение. И у них получилось — лежащего на асфальте парня избивать перестали, зато начали избивать их самих, и избили довольно сильно.
Не знаю, сколько Джонстон и его друзья оставались на Чаринг Кросс. Следующее их появление произошло уже в метро. Станция метро «Чаринг Кросс» весьма крупная, здесь пересекаются три линии, и сходятся рядом три станции — «Трафальгар Сквер», «Чаринг Кросс» и «Имбанкмент». В переходе на «Имбанкмент» им встретился Терри Бернс . Тот тоже был с друзьями, в панике они бросились искать спасения в метро, спасения от драки в пабе в Ковент Гарден. Из того же отчета явствует, что тем вечером Вест-Энд был не самым приятным местом для посещения. Вряд ли драку в Ковент Гарден устроила та группа фанов «Миллуолла», с которой изначально ехали Джонстон и его приятели — тем вечером в Вест-Энде было много футбольных супппортеров.
Как выяснилось, Терри Бернс был суппортером «Вест Хэма». Джонстон энд компани весь вечер искали каких-нибудь футбольных суппортеров, и их крайне расстраивал тот факт, что попадались им только скинхеды, люди с татуировками на лбу, случайные прохожие, водители автобусов и сотрудники метрополитена. Должно быть, они здорово обрадовались, встретив в конце концов футбольных суппортеров. Точно так же я уверен, что Джонстон почувствовал страх, который испытывал Терри Бернс — он прочитал его на его лице, или просто почувствовал, как запах — и оттого еще больше обрадовался. В результате насилие «вышло на новый уровень».
Джонстон энд компани напали первыми, ранив одного из них ножом в шею и руку. Бернс побежал, он выбежал из метро и побежал по Вилльерс-стрит. В отчете написано, что Джонстон гнался за ним и кричал «убивайте ублюдка», друзья его бежали следом. Они гнались за ним вплоть до Ковент Гарден, скандируя «Миллуолл!» Терри Бернс так быстро бегать не мог, и поэтому попытался свернуть в сторону, но там оказался тупик. Единственным вещественным доказательством явился велосипед — Бернс схватил его, пытаясь защититься — но могу себе представить, какой ужас он испытывал в этот момент. Так и вижу, как он мечется, ища выход — но кругом только двери домов и стены — прежде чем схватить в руки первое попавшееся, хрупкий щит из спиц и трубок, а потом упасть на землю.
Терри Бернс умер. Ему нанесли шесть ножевых ранений. Каждое из них было проникающим — в сердце.
Терри Бернс был убит не толпой; он был убит бандой, но в данном случае это вряд ли существенно: ведь Джонстон с друзьями случайно отделились от остальных суппортеров «Миллуолла». Но интересен не столько даже сам факт убийства, сколько то, что это было насилие наиболее экстремальной разновидности — насилие «от нечего делать».
Его участники также заинтересовали меня. С чего это на них такая скука напала?
Джон Джонстон жил в Льюшеме — пригороде Лондона — и работал декоратором. Недостатка в деньгах у него не было. Хотя ему был всего лишь двадцать один год, он уже неоднократно привлекался к уголовной ответственности. В шестнадцать лет его судили за нанесение телесных повреждений; в семнадцать — за хулиганство; в восемнадцать — снова за хулиганство; в двадцать — за ношение холодного оружия (выкидной нож). Его друг, Тревор Данн, также неоднократно привлекался к уголовной ответственности; он тоже жил в пригороде Лондона и тоже работал декоратором. Гэри Гривз, двадцати семи лет, вел собственный бизнес.
- Предыдущая
- 40/49
- Следующая
