Джон Кипящий Котелок - Брэнд Макс - Страница 27

• Предыдущая
• 27/48
• Следующая

И тут меня осенило! Во-первых, я решил свалить его выстрелом в ногу, не причиняя особого вреда, так, чтобы, отлежавшись недели три, он снова мог ходить как ни в чем не бывало. А во-вторых, рассудил, что если уж драться, то во имя благой цели.

Поэтому сказал:

— Клемент, вижу, ты не уймешься, пока я в тебя не выстрелю.

— Я дал тебе пощечину. Может, тебе еще на ногу наступить?

— Этим ты меня не проймешь. Но вот что тебе предлагаю: давай условимся насчет того, что должен будет сделать проигравший.

— Отправиться в ад — что же еще?!

Я довольно засмеялся:

— Э, нет! Думаешь, я разнесу тебе черепушку? Нет, подстрелю там, где помягче, так, чтобы ты скоро встал на ноги и выполнил одно порученное Мною дельце.

— Ну вот, опять тянешь время! — вздохнул Оливер. — Но я не буду долго ждать. Всажу тебе кусок свинца меж ребер, и пусть мое имя напишут на твоей могильной плите. Вот тебе мой совет: стреляй, пока у тебя есть еще такая возможность!

— Может, сперва меня выслушаешь?

— Ну хорошо, — сдался он.

— Так вот, чтобы выбить из меня дух, одной пули мало — я слишком крепок для этого. Даже если меня приставить к стене с распростертыми руками, одним выстрелом не убьешь! Но если я упаду, а ты останешься стоять, значит, я и есть проигравший. А проигравший по нашему уговору делает вот что: как только сможет держаться в седле, поедет в Долину Сверчков и дождется, чтобы его приметели бандиты. И если получится, должен будет вступить в шайку, чтобы выведать все ее секреты. Ну а если дело пойдет совсем удачно, ему нужно будет придумать способ схватить Красного Коршуна и накинуть ему петлю на шею. Соображаешь?

Лицо Клемента едва заметно порозовело. Несомненно, он сразу осознал, какими опасностями чревата такая работенка. Даже я вздрогнул, представив, каково будет бедному парню жить бок о бок с отпетыми негодяями ради призрачной возможности воздать Красному Коршуну по заслугам.

Мне уже было жаль Клемента, так жаль, что сердце сжималось. Но все равно не мог пойти на попятный. К тому же, чем бы потом ни обернулась эта затея, Оливеру было лучше получить пулю в ногу, а не в голову.

— Ладно, согласен! — проговорил он наконец.

— Тогда по рукам?

— По рукам!

Мы протянули друг другу ладони, и я, неожиданно дернув Клемента на себя, схватил его за обе руки.

— А теперь, — зарычал ему в лицо, — я могу разорвать тебя надвое, птенец желторотый! Отвечай: если я дам тебе драться со мной как с равным, ты обещаешь выполнить мое условие?

— Да поможет мне Господь! — выдохнул Клемент, и я разжал руки.

Под окнами кто-то напевал «Ла-Палому».

«Ла-Палома»! Вам знакома эта песенка? У нас на юго-западе ее все знают. Впрочем, некоторые, может быть, помнят только мотив, но у меня с ней связано очень многое. Я сразу вижу пестрые пончо и чувствую запах мексиканского табака, так, будто его курят рядом. От знакомых переливов и бренчания мандолины на душе сразу стало радостно и легко. Словно я оказался к югу от Рио-Гранде, что тут же настроило меня на боевой лад. Когда-то в тех краях я десятки раз сражался насмерть. Так что теперь знал точно — Оливер у меня в руках.

Мы стояли в противоположных концах комнаты и смотрели друг на друга. Я не мог сдержать улыбки. Молодой Клемент побледнел и напрягся. По его лицу было видно, что он уже побежден и теперь молится лишь о том, чтобы достойно умереть. Да, это был парень что надо!

— Как только песня закончится, стреляем! — предложил я. — Идет?

Он кивнул, облизнул пересохшие губы, и мы стали ждать.

По улице прогрохотала пара всадников, и на какое-то мгновение стук копыт заглушил песню. Затем лошади остановились, и песня снова полилась в раскрытое окно, а вместе с ней вдруг потянуло солончаком — для меня божественный аромат, так как пустыня была моим родным домом!

Кончики пальцев зудели, на расстоянии чувствуя револьверную рукоятку. Я присматривался к мишени — верхушке бедра Оливера, где выпирали мышцы. Пуля не должна задеть кость, если взять чуть левее — прошьет только мягкую ткань. Скажете, слишком тонкая работа? Может быть, но человек, который упражняется в стрельбе по два часа в сутки, просто обязан время от времени пробовать новые трюки.

Начался последний куплет. Клемент покосился на окно, и мне стало понятно, что его нервы натянуты, как струны мандолины. Вдруг подумалось: «Интересно, кто изобрел мандолину, а потом имел наглость назвать ее музыкальным инструментом?»

Как только у меня возникла эта мысль, прозвучали последние слова «Ла-Паломы», и ладонь Оливера упала на рукоятку. Он был быстр, очень быстр, но я опередил его на одну пятую секунды. А доли секунды решают все, если противники хорошо знают свое оружие. В спринте одна пятая секунды — это шесть футов между победителем и тем, кто приходит вторым. На дуэли одна пятая секунды — гораздо большая величина, потому как скорость руки стрелка втрое выше скорости бегуна.

Итак, я поддел пальцами рукоятку моего револьвера и легким движением потянул ее вверх…

Я выполнял это действие десять тысяч раз, в бою и в учении. Десять тысяч раз револьвер выскакивал из кобуры, тяжело отдавая в ладонь, когда я вел огонь прямо от бедра. Но в этот десять тысяч первый раз произошло неожиданное. Не знаю, в чем дело! Помнится, Грешам как-то говорил, что у меня тесновата кобура, — вот, наверное, и оказала дурную услугу. Так или иначе, мой кольт застрял, пальцы соскочили с рукоятки — вверх дернулась пустая рука!

Я стоял полусогнувшись и мысленно всаживал в Клемента пулю за пулей, однако на самом деле ни одна не была выпущена в его сторону, А в это время мой противник уже держал револьвер наготове. Увидев, что произошло, он вытянул руку во всю длину и взял меня на мушку!

На мушку! Понимаете? Он был еще настолько зелен, что не сточил прицел, как это делают все мало-мальски опытные люди. Но только мой револьвер остался в кобуре, а его — нате вам пожалуйста! Но пусть другие гадают о причине такого события, я склонен назвать ее Судьбой!

Однако Оливер почему-то не нажал на спуск, а только в изумлении пролепетал:

— Я — первый, Шерберн!

Что мне было сказать? Я ждал выстрела. Мои противники никогда не отличались благородством, я мог бы назвать сотню таких, кто, застигнув меня в безвыходном положении, не задумываясь, отправил бы на тот свет, и сделал бы это с улыбкой.

Но только это был не тот случай! Внезапно я понял, почему Дженни была столь высокого мнения об Оливере Клементе. Потому что в следующий миг он задвинул револьвер в кобуру.

Несколько секунд о чем-то раздумывал, затем предложил:

— А ну-ка, давай еще раз! А то ты… У тебя рука сорвалась, я так понимаю!

Можно ли было ожидать такого продолжения? Навряд ли! Когда Оливер вошел в мою комнату, он и то не мог рассчитывать на победу; теперь же знал наверняка, что еще не научился владеть оружием, как я. Однако ради чести был готов идти на верную смерть!

Для меня его предложение было величайшим соблазном, и все-таки я нашел в себе силы совладать с уязвленным самолюбием, ответить отказом. Я покачал головой:

— Стрелок из тебя ни к черту, Клемент. Но ты мог меня пристрелить, а это значит — одержал чистейшую победу. Вместе с ней тебе достается приз — в Долину Сверчков поеду я!

Он был все еще ошарашен. Надо отметить, что с момента нашего знакомства события и впрямь развивались с несколько ошеломляющей быстротой. Оливер потер кулаками лоб и признался:

— По правде говоря, Шерберн, ты бы мне голову отстрелил, если бы от тебя не отвернулась удача!

Мне хотелось бы сказать, что я нашел достойный ответ, однако в тот момент столько всего навалилось, что было не до него. Я просто повернулся к противнику спиной и стал смотреть в окно.

— Убирайся к дьяволу со своими любезностями! — прошипел гневно.

Наступила тишина. Я лелеял злобную надежду, что он отреагирует на оскорбление, но чуть погодя дверь тихонько закрылась, Клемент ушел.

• Предыдущая
• 27/48
• Следующая