Джон Кипящий Котелок - Брэнд Макс - Страница 22

• Предыдущая
• 22/48
• Следующая

Хочу предпринять последнюю отчаянную попытку что-либо выяснить и сию минуту верю, что она увенчается успехом!»

Это было все.

— Видно, Грешам почти не спал? — поинтересовался я.

— Да, глаз не сомкнул, — подтвердил Доктор.

— Это он вам велел сюда прийти?

— Попросил тебя поддержать. Я сказал ему, что парню из Луизианы не нужна ничья поддержка, хотя пара теплых слов тебе, конечно, не помешает. А потом он унесся как угорелый, видно, очень торопился.

— Доктор, а вы не слышали, что говорят в городе?

— О тебе?

— Да.

— А то, что ты, должно быть, владеешь колдовством, раз тебе удалось что-то вытянуть из Джунипера.

— И это все?

— Все.

С минуту я размышлял. Все-таки услышанная новость казалась странной. Я ожидал, что после столь грубой оплошности меня окружат презрением. Однако не принял во внимание немаловажный факт, что для местного народца человеческая жизнь во все времена стоила столько же, сколько для других — в военное время.

Доктор спустился вниз вместе со мной.

— Главное, — заметил он по пути, — делай вид, что между тобою и Красным Коршуном дело еще не кончено. Держись так, будто у тебя в рукаве припрятана пара тузов.

Я понял его и содрогнулся. Я и так уже изрядно поводил ребят за нос, но после того, что случилось с Джунипером и Томом Кеньоном, у меня пропала всякая охота к дешевому актерству.

Тем не менее Доктор был абсолютно прав. Та роль, которую я исполнял с момента моего назначения управляющим салуна, и казино, и отеля, не допускала каких-либо промахов, никто не должен был видеть, что меня обвели вокруг пальца.

В это утро в салуне не было ни души, если не считать Сэма, который от нечего делать протирал стаканы.

Заслышав мои шаги, он повернул голову и тотчас уперся руками в стойку, приняв традиционную позу бармена, желающего выяснить, что изволит пить посетитель. Я посмотрел по сторонам, затем убедился, что никто не стоит под окнами, и шепотом попросил у него бутылку имбирного лимонада.

Он налил большой стакан и держал его под стойкой, пока не прекратилось шипение напитка, поэтому, когда я притронулся к нему, со стороны можно было подумать, будто выпиваю мою обычную порцию виски. Я облокотился на стойку и стал пить маленькими глотками, радуясь, что сегодня мне уже не придется тешить публику фокусами с холодным чаем.

— Плохи дела, Сэм! — пожаловался я.

Этот негр был сообразительным малым. Он понимающе кивнул.

— Когда у джентльмена плохи дела, ему остается одно, — важно изрек он.

— Что же?

— Не подавать виду.

Он все правильно понимал, а я пал духом, и это чувствовалось.

— Твоя правда, — признал грустно, — и, клянусь Богом, я буду вести себя так, что комар носа не подточит. Эх, Сэм, я руку отдал бы за то, чтобы мне представился случай хоть издали взять этого дикаря на мушку!

— Мистер Шерберн, — торжественно заявил негр, — я вам верю!

Он подмигнул мне, и как раз вовремя. За моей спиной послышались шаги, я поспешил влить в себя остатки лимонада. Когда посетители приблизились к стойке, Сэм поставил на полку полупустую бутылку «Старой вороны».

Рядом со мной оказались несколько местных парней и какой-то незнакомец, тут же издавший разочарованный стон.

— Еще одну, Шерберн! — стали умолять меня парни наперебой. — Мы тут Айку рассказывали, как ты глушишь виски, а он, хоть убей, не верит! Знакомься, это Айк из Колорадо! Айк, это Кипящий Котелок!

Я пожал ему руку. Передо мной был суровый ковбой, почти черный от загара и словно высушенный на солнце, с морщинистой шеей и жесткой рыжеватой щетиной на щеках.

— Наливай, Шерберн! — потребовал он. — Я приехал за сто двадцать миль, чтобы потом рассказывать ребятам, как на моих глазах один парень пил виски будто воду!

Я чуть не стал извиняться со смущенной улыбкой, хотя улыбчивость никак не входила в мою роль. От меня ждали резкостей и вздорных гримас, и я не имел ни малейшего желания разрушать созданный с таким трудом образ ради этого непрошеного гостя.

Поэтому ударил кулаком по стойке и проревел:

— Убирайся туда, откуда приехал! И скажи у себя в Колорадо, что сюда, в Эмити, вашего брата никто не звал. Понаехало, понимаешь, ротозеев! Да с какой стати я буду пить ради твоего удовольствия? Я пью, когда захочу, а от твоей разинутой пасти у меня жажда не разыграется!

С этими словами повернулся и пошел прочь. Задержись я еще на миг, он схватился бы за револьвер, требуя извинений. Правда, так бы и умер, их добиваясь. Отчалив в нужный момент, я дал ему возможность остыть. Но он все еще горячился и рычал за спиной:

— Пустите! Сейчас я ему покажу! Никто не смеет так со мной разговаривать! Будь я трижды проклят, если это сойдет ему с рук!

Парни, как могли, принялись его успокаивать:

— Да уймись ты, Айк! Это он не со зла, просто манера у него такая!

— Плохая манера! — не унимался тот.

— На самом деле он добрейшей души человек, один недостаток — грубый! Сколько его знаем, он всегда был таким. Да ты не переживай, в другой раз он тут для всей толпы цирк устроит! А что драться с ним хотел, так это ты, брат, напрасно! Просто так он мухи не обидит, а заденешь его — в клочья разорвет! Сам Грешам с ним осторожничает. Думаешь, просто так сделал своим управляющим?

Я продолжал идти, разговор их слышал все тише. Пройдя по коридору, покинул здание через боковой выход. Мне до смерти хотелось побыть одному, но едва я оказался на улице, как на меня насели с вопросами три знакомых ковбоя.

— Ну как, Котелок, что теперь будет с беднягой Красным Коршуном? Говорят, вчера вечером он выложил каре против твоей тройки?

Все трое захохотали.

— У него, подлеца, колода была крапленая, — парировал я. — Но ничего, в следующий раз будет моя очередь сдавать.

— А ты свою-то колоду разметил? — серьезно полюбопытствовал один из парней.

Я подмигнул с многозначительным видом.

— Расскажу, когда дело будет сделано. — И, повернувшись, зашагал по улице.

Всякое притворство — тяжкий труд. Даже самые великие актеры признают, что их ремесло никогда не давалось им легко. Самое страшное, чем чревата плохая игра на подмостках, — из зала забросают тухлыми яйцами. Но за мое лицедейство в Эмити, не понравься оно местной публике, вознаградили бы свинцовыми пулями из десятка стволов.

Думая об этом, я шел по улице, и, как нетрудно догадаться, настроение у меня было невеселое. Я и так лез из кожи вон, разыгрывая прожженного пьяницу, но дело стало куда серьезнее, когда вмешался в эту историю с Красным Коршуном. В Эмити люди так же быстро зарабатывали авторитет, как его и теряли. С каждым шагом мной все больше овладевало отчаяние. Подмигнув ребятам, я как бы им сказал: «Этот Красный Коршун, с которым тут у вас уже лет пять никто не может справиться, на самом деле полное ничтожество. Я с ним в два счета разделаюсь!»

Теперь было просто необходимо что-то предпринять в этом направлении, поднимая при этом как можно больше пыли, иначе я стал бы посмешищем для всего городка, в мою сторону полетели бы булыжники и кусочки свинца. Разница между брошенным камнем и выпущенной пулей заключается в том, что камень может просвистеть над ухом и разбить дорогое зеркало на стене, в то время как пуля разнесет тебе голову.

Мне хотелось с кем-нибудь посоветоваться. Но к кому обратиться? К старому Доктору? Он всегда был под рукой, но много ли толку от этой развалины? К Грешаму? Нет, Грешам был в отъезде. Оставался Сэм. Но на такой случай от него тоже было мало пользы. И тогда я принял неожиданное решение навестить не кого иного, как обольстительную Дженни Лэнгхорн!

Не то чтобы я был хорошо с нею знаком — видел несколько раз ее мельком, и лишь однажды мы перекинулись парой слов. Но зато я много о ней думал, а она была обо мне наслышана. Поэтому решил, что могу заглянуть к ней без лишних церемоний. Разумеется, я не рассчитывал получить от девушки конкретную помощь, но это был замечательный предлог для того, чтобы с нею повидаться. В глубине души чувствовал, что хочу именно этого — увидеть ее и снова с ней поговорить.

• Предыдущая
• 22/48
• Следующая