Молоты Ульрика - Винсент Ник - Страница 7

— Это женщина, — сказал он. — Убитая. Я думал, ты захочешь знать. Я моргнул.

— Куда?

— В сердце. Ножом.

— Куда идти, болван?

— Ах да… Это в аллее за «Тонущей Крысой» в Оствальде.

— Я отправляюсь. — Я стянул ритуальные одеяния и кинул их в угол комнаты. — Начинай Погребальный Обряд сейчас, тогда успеешь закончить его к моему возвращению.

Холодный ветер Ярдрунга свистел над черепичными крышами и сновал между незащищенными от его произвола каменными зданиями Мидденхейма. Если бы еще оставались листья на немногих деревьях, которые способны расти на высоте этой скалы — вершины на семи ветрах, которую люди называют Городом Белого Волка, — они были бы изорваны в клочья безжалостными порывами и унесены в небо. Это были последние дни зимы, праздник Миттерфруля еще не прошел, весенние почки еще и не собирались показываться. Новой жизни здесь не будет еще некоторое время.

Ветер насквозь продувал мою тонкую рясу, пока я шел через Парк Морра, а замерзшая трава хрустела под ногами, пока я двигался по улицам, полным утренней суеты, — они становились все уже и грязнее по мере продвижения на юго-запад, к Оствальду. Было жутко холодно. Я проклял себя за неосмотрительность: мог же надеть плащ, уходя из Храма. Но спешка была важнее удобства. В таком тесном и густонаселенном городе, как Мидденхейм, слухи и сплетни распространяются быстро, а в случае с необъяснимой смертью каждый человек, скверно говорящий о покойном, затрудняет мою работу.

Аллея за «Тонущей Крысой» была узкой, шла под уклон, в ней стояла вонь, впрочем, обычная для Оствальда, а сейчас в аллею набилась толпа зевак. Пара городских стражников пыталась оттеснить их, но это им плохо удавалось. Зато зеваки быстро разошлась в стороны, едва подошел я. Темные рясы жрецов Морра обычно оказывают такое воздействие, и дело тут не только в уважении. Никто не любит, когда ему напоминают о смерти и смертности.

Когда толпа расступилась, чтобы дать мне пройти, я увидел лысую макушку капитана стражи Штутта, который стоял рядом с трупом. Он поднял взор, увидел меня и улыбнулся, отчего его лицо обнаружило все складки, нажитые возрастом и сытостью. Мы знали друг друга много лет, но я не ответил улыбкой. Он начал говорить что-то приветственное, когда я уже склонился над телом.

Это была женщина — труп женщины. Вероятно, чуть больше двадцати лет; возможно, кто-то сочтет… счел бы ее красивой. Брюнетка с чуть вьющимися волосами. Какие-то черты лица говорили о северной крови, которая недавно текла в ее венах. Хотя сложно судить наверняка, когда не хватает одного глаза и большей части щеки. Какие изящные уши… Одежда яркая, но дешевая, искромсана в лоскутья каким-то клинком — похоже, кинжалом или охотничьим ножом, — прежде чем смертельный удар скользнул меж ребер и рассек сердце. Это было весьма умелое убийство, и кто-то сделал все возможное, чтобы оно не выглядело столь профессиональным. Ее левая рука отсутствовала, а кто-то набросил грубое бурое покрывало на предмет, который лежал в паре футов от нее. Кровь с булыжников медленно впитывалась в ткань.

Это была не Филомена, У Филомены были светлые волосы.

Я вспомнил, где нахожусь, и посмотрел на Штутта.

— Что под одеялом?

Он пробормотал: «Не поднимай его!» В его голосе явно слышались нервные нотки. Потом он обернулся к толпе стервятников и сплетников и громко крикнул:

— Ладно, уроды, валите отсюда. Нечего пялиться. Пристав, убери их. Пусть идут вон и дадут жрецу Морра творить магию.

Я, конечно, никакой магии творить не собирался, но одно предположение о том, что это возможно, вкупе с запахом смерти, заполнявшим аллею, вмиг очистило место происшествия от ротозеев. Старый славный Штутт.

Он смотрел пару мгновений на меня, и его лицо выражало какие-то переживания, причину которых я никак не мог определить. Потом он нагнулся и приподнял край одеяла. Под ним лежало нечто нечеловеческое: конечность футов четырех в длину. Кисти нет, костей, пожалуй, тоже — только большие чашеобразные присоски на внутренней стороне. Пахло гнилью и еще чем-то горьким и резким, вроде как трухлявым деревом и прокисшим вином.

Это испугало меня. Я чувствовал взгляды Штутта и его парней на моей спине. Смотрели они на эту дрянь под одеялом или на то, как реагирую я? Я заметил, что мое дыхание участилось, и постарался успокоиться. Дышите глубже, вы в Оствальде. Жрецы Морра не паникуют. Они не должны. Не на людях.

— Так, — сказал я и встал. Будь тверд. Решителен. — Нам нужна повозка, чтобы отвезти все это в Храм. Желательно с высокими бортами.

— Я видел фургон золотаря по пути сюда, — подал голос один из стражников.

— Подойдет. Пойди и пригони его. — Я подождал, пока он уйдет, потом показал на одеяло. — Сколько человек это видело?

— Двое-трое.

— Убедись, что они не будут об этом болтать. Припугни их, пригрози гневом Ульрика, короче, делай, что хочешь, но укороти им языки. Последняя вещь, которая нам сейчас нужна — паника из-за мутанта в городе.

— Мутант, — сказал Штутт голосом пустым, словно эхо. Похоже, сам он не смел даже произнести это слово, пока я не произнес его вслух, подтверждая его худшие страхи Конечность-щупальце? Оно не было отсечено у гигантского осьминога или кракена из Моря Когтей, но и в оствальдской аллее такого не бывало. Главным было то, что слово было произнесено, и теперь Штутту нельзя было позволить вновь повторить его, уже при людях.

— Тут потребуется полное расследование. Вскрытие. Если это, ну, сожжем его по-тихому. Только, ради Ульрика, не надо пускать по городу толки о мутантах. Даже со стражниками будь осторожен. Оставь это знание при себе. Лучше выясни, кем была эта девушка: возраст, рост, одежда, все, только не говори о руке. — Я потер замерзшие руки. — Нам надо доставить тело в храм, а там я уже приступлю к работе. Где этот проклятый фургон?

Наконец повозка подъехала к нам, тело без церемоний забросили внутрь. Золотари, кстати, были не слишком довольны тем, что их работу прервали. Долгое время никто не решался прикоснуться к обрубку. Тогда я увязал щупальце в одеяло и забросил куль за труп, в глубь вонючей повозки, а потом встал так, чтобы можно было вытереть руки о рясу и Штутт не увидел, как я это делаю.

Возница взмахнул хлыстом, старая кляча напрягла последние силы, и телега медленно загромыхала по грязным булыжникам трущоб к простору Парка Морра и храму в его центре. Штутт и я шли позади нее.

— Есть какие-то мысли по поводу того, кем была девушка? — спросил я.

— Если не считать того, что она была… — Штутт перехватил мой взгляд. — Нет. Ничего. Судя по платью, служанка в кабаке, может, девка гулящая, но с такой рукой ей было бы трудно найти работу. Хотя она могла прятать ее с помощью магии. Девчонка могла заманить какого-то мужика в эту аллею, сбросить магию, а он со страху ее взял да прикончил.

— А могло произойти и культовое убийство. Люди говорят, что в городе существует могущественный культ поклонников Хаоса. Мы находим следы жертвоприношений. По большей части, мертвых кошек. — Он содрогнулся. — Если б я знал, что тут начнутся проблемы с Хаосом, давно бы забрал семью и уехал из Мидденхейма. На север. У моего брата имение милях в тридцати к северу Как думаешь, тридцати миль хватит? Ну, чтобы Тьма нас не достала?

Я не ответил. Я был занят своими собственными мыслями, а Штутту, похоже, не особо нужны были ответы — он боялся их.

— Знаешь, мы не должны ждать, когда они нанесут удар. Я считаю, нам надо их выследить и сжечь. И дома их спалить. Дотла. — Он говорил, и в голосе его то и дело проскальзывало нечто, больше всего похожее на предвкушение. — И надо то всего нанять пару охотников на ведьм, чтобы они устроили тут настоящее расследование. Помнишь тех двоих, из Альтдорфа? Так они за три дня нашли и сожгли семнадцать хаосопоклонников. Вот какие люди нам нужны, согласен? Дитер?

Это обращение нарушило мою сосредоточенность. Никто не называл меня Дитером долгое время — все те восемь лет, что я служил в Храме. Я посмотрел на Штутта и молчанием встретил его взгляд. Через мгновение он отвел глаза.