Молоты Ульрика - Винсент Ник - Страница 22

Круца подумал, что никогда еще не двигался так быстро. Его меч прошел по низкой дуге, под кинжалом. Превосходным выпадом Круца рассек брюхо своего диковинного противника, обнажая скрытую плащом плоть — странно, противоестественно бледную по сравнению с яркой кровью, сочащейся из раны. Серый человек испуганно глядел, как Круца рассекает его снизу вверх от пупа до грудины. Кинжал выпал, и человек упал. На его месте тут же возник другой.

Круца убил троих «серых». Они были как неживые: хладнокровные, не думающие о риске, они даже дрались в одном стиле. Круца начал подстраиваться под ритм их атак и чуть больше уверился в своей возможности выбраться живым из этой передряги. Он рассек третьего злодея одним боковым ударом. Этого хватало — они умирали легко. Круца услышал звук рвущейся бумаги и развернулся для предотвращения очередной попытки убийства.

Дохляк смотрел на сражение, безоружный и одинокий. Враги его не замечали, а Круца забыл о нем.

Трое серых, увидев бесславную гибель предшественников от руки незваного гостя, напали вместе. Шесть клинков двигались в едином танце, скользя один меж другими, нанося уколы, парируя удары и вновь устремляясь в атаку. Круца бился жестко и быстро, его меч был в трех местах сразу, но он знал, что проиграл. Сначала длинный порез появился на руке, и кровь полилась по рукаву невооруженной руки. Прикрывшись ею, раз уж она теперь стала бесполезна в других отношениях, он стал нападать еще яростней. Потом косой удар пришелся ему в голову, рассек лицо и только чудом не задел глаз. Правда, глаз скоро залила кровь из длинного пореза.

Дохляк наблюдал. Он уже не бездействовал. Он выкрикивал предупреждения и команды другу и сновал по песку взад-вперед, чтобы видеть происходящее.

Круца ослеп на один глаз и с тех пор не ранил ни одного врага. Он бился жестче и сильнее, поворачивался зрячим глазом к уходящему противнику и бился дальше, но серые были, несомненно, в более выгодном положении, и скоро этому представлению должен был настать конец. Удар не заставил себя ждать и был принят чуть ли не с радостью. Круцу ранили в плечо. Длинный клинок после прямого удара пронзил камзол, вошел в тело и вышел из спины. Крови было немного — обжигающе горячий клинок прижег рану, когда серый вытащил его.

Круца упал на колени, но не выпустил меч из руки. Его пальцы намертво сжались на рукояти, когда плечо оказалось пронзенным. Круца уронил голову в ожидании смертельного удара.

Дохляк кричал и прыгал, но ни одна из пяти оставшихся фигур не дрогнула и не обернулась. Юнец испустил отчаянный вопль, готовый прыгнуть на ближайшего «серого». Но что-то заставило его обернуться. Они не заметили Дохляка. Они не видели его. Но было здесь кое-что, чего не заметить они не могли.

Дохляк сделал полдюжины быстрых шагов, почти бегом к центру подвала. Там он рухнул на колени прямо в многоцветный песчаный орнамент на полу, который, пока Круца не упал на землю, испускал зловещий свет.

Пыль и песок разлетелись повсюду, и Дохляк обнаружил, что сидит он в центре круглого зала, давит коленями какой-то рисунок, а вот двинуться с места не может. Он сложил руки перед собой, словно в молитве, и, набрав полные легкие воздуха, издал крик, от которого застыла кровь в жилах, крик, которого Круца никогда прежде не слышал и надеялся не услышать впредь.

— КККРРРУУУЦЦААА!

Крик повис в комнате и начал метаться под сводчатым потолком, многократно множимый эхом, обреченный, казалось, на вечное существование.

Серые фигуры начали отворачиваться от Круцы, когда он услышал второй крик.

— БЕГИИИИ!

Он не думал. Он должен был быть уже мертв и не мог даже помыслить, что сможет хотя бы стоять без помощи. А выбора не было. Крик Дохляка заставил его подняться.

Круца стоял, скрестив руки на груди, слегка пошатываясь. Меч, все еще зажатый в его руке, делал его похожим на статую какого-то великого воина и вора. Он посмотрел еще раз на серых людей, которые наступали на песчаную картину. Дохляка он не увидел. Круца повернулся и побежал.

Он взлетел по лестнице, выскочил из измазанной смолой двери в аллею. Он выбежал из Нордгартена и не останавливался, пока не домчался до высокого разваливающегося дома на севере Альтквартира. Все время, пока он бежал, он верил, что Дохляк мчится позади него. Да, парень искусно отвлек серых людей, подставив себя в качестве приманки. Только благодаря этому Крупа еще жив.

«Но парень был невидимкой, и ему было гораздо проще смыться от этих серых, чем мне. Ведь так?»

Круца ждал Дохляка. Он валялся на топчане в комнате на чердаке и ждал. Когда он проснулся, на дворе был уже день, а Дохляк не пришел.

Когда он проснулся во второй раз, стояла ночь. Кровь засохла и ссыпалась на покрывало с его ран. Дохляк не пришел.

Когда он проснулся в третий раз, он нашел в себе силы встать и умыться холодной водой. Он поел, воспользовавшись за-оконными запасами Дохляка. Хлеб был черствым. Малыш не пришел.

Круца не знал, как долго он был в этой комнате, но его раны покрылись коростой, а еда за окном либо кончилась, либо испортилась. Дохляк не пришел.

Когда снова стало светло, Круца поднялся с тюфяка и поправил подушки. Он вылил воду, холодную и кровавую, из умывального таза.

Через час или около того Круца ушел из комнаты Дохляка, плотно закрыв за собой дверь. На лестнице он обратил внимание на то, что в толстом слое пыли на ступенях нет ни одного свежего следа. Он выскользнул в окно раненым плечом вперед и закрыл створку.

Круца уходил. Одно он знал так же твердо, как знал то, что парень был прирожденным вором: Дохляк больше не вернется.

Первой их увидела девушка-молочница.

Поздним весенним вечером через месяц после Миттерфруля на темное синее небо высыпали звезды. Тысячи звезд, блестящих и мерцающих в вышине небес.

Род Ганмарк правил приграничным Линцем, центром торговли скотом на краю Драквальда, шестнадцать поколений. Двести лет назад тогдашний маркграф основал поместье в трех милях от города, на берегу большого озера. Замечательная, просторная усадьба, обширные плодородные поля, редкой красоты парк, удобные дороги, ведущие из поместья под стену Драквальдского леса к востоку от озера.

Что-то, а работать там доярке Лении нравилось. Дел, конечно, было невпроворот, не меньше чем на маленькой ферме ее отца, но жить и работать в этом доме — все равно что жить в графском дворце в далеком Мидденхейме. Ей казалось, что она превзошла себя. Отец всегда говорил, что если кто-то из его детей и добьется в этой жизни успеха, то это будет один из ее многочисленных старших братьев. Но вот она, младшее дитя в семье, единственная девчонка среди выводка парней — и уже работает в маркграфском поместье, за что премного благодарна.

Ления ночевала на соломенном тюфяке в крыле для прислуги, еды всегда было вдоволь, и никто ни в чем не обижал семнадцатилетнюю молочницу. И повариха, и дворецкий, и прочие господские слуги относились к ней по-доброму. Даже сам маркграф однажды улыбнулся ей. Ее обязанности были просты: утром она собирала яйца в курятнике, вечером доила коров. Между этими занятиями она чистила, скоблила, мыла, натирала или шинковала — короче, делала, что прикажут.

Она любила вечерние дойки, особенно в это время года. Весеннее небо было таким ясным, и звезды были просто великолепными! Ее мать всегда наказывала Лении считать звезды, если есть возможность. Ну, чтобы убедиться, что все на месте. Если старая звезда исчезает с небосклона, жди неприятностей.

Когда она шла через скотный двор к молочной, она заметила, что сегодня, кажется, на небе появилось больше звезд, чем обычно. Как крапинки на яйце или пузырьки, собирающиеся у края ведра с молоком — так много новых звезд усеяло небо. А вон та прекрасная голубая звезда над горизонтом…

Новые звезды. Добрый знак, не иначе.

Потом она увидела другие звезды, зажегшиеся среди деревьев. Горящие и горячие звезды, похожие на глаза или на…