Владычица магии - Брэдли Мэрион Зиммер - Страница 52

• Предыдущая
• 52/81
• Следующая

И здесь Моргейна не нашлась с ответом. Вместо того она убыстрила шаг, так что спутнику ее, чтобы не отстать, пришлось поспешать за ней во весь дух.

Врана, по-прежнему безмолвная — она связала себя обетом вечного молчания и теперь говорила лишь в пророческом трансе, — легким наклоном головы пригласила их в дом. Постепенно глаза Моргейны привыкли к полумраку, и она разглядела, что Вивиана, восседающая у огня, сочла нужным встретить сына не в повседневном темном платье и тунике из оленьей кожи, но облеклась в алое, а в высокой прическе поблескивали драгоценные камни. Даже Моргейна, сама умеющая наводить чары, задохнулась от изумления: таким величием дышал облик Владычицы. Она казалась Богиней, приветствующей просителя в своем подземном святилище.

Моргейна видела, как Галахад воинственно выставил вперед подбородок, как побелели костяшки стиснутых в кулаки пальцев. Девушка слышала его дыхание и догадывалась, ценою каких усилий он заставляет свой голос звучать ровно. Гость поклонился и выпрямился.

— Госпожа моя и матушка, приветствую тебя.

— Галахад, — отозвалась она. — Иди сюда и присядь рядом.

Словно не расслышав, гость уселся напротив. Моргейна помешкала у двери, и Вивиана жестом пригласила ее заходить и садиться.

— Я ждала вас, чтобы разделить трапезу с вами обоими. Вот, угощайтесь.

К столу подали свежеприготовленную рыбу Озера, приправленную травами, сочащуюся маслом, и горячий, свежий ячменный хлеб, и свежие плоды — такое угощение в простом и строгом жилище жриц на долю Моргейны выпадало нечасто. Она сама и Вивиана ели умеренно, а Галахад воздавал должное тому и другому со здоровым аппетитом все еще растущего юноши.

— Право же, матушка, да это пир, достойный короля!

— Как твой отец, как Малая Британия?

— Вполне благополучно, хотя в последний год я в Бретани почти не жил. Король отослал меня в далекое путешествие, чтобы я разузнал для него о новой коннице скифов. Не думаю, что даже у Рима, при всей его мощи, найдутся сейчас такие всадники. У нас есть табуны иберийских коней — впрочем, племенное коневодство тебя вряд ли заинтересует. А теперь я приехал сообщить Пендрагону о том, что армии саксов собираются вновь, готов поручиться, они обрушатся на нас всей мощью еще до летнего солнцестояния. Ах, будь у меня время и достаточно золота, чтобы обучить легион таких конников!

— Ты любишь лошадей, — изумленно отозвалась Вивиана.

— Это удивляет тебя, леди? С животными всегда знаешь, что они думают, ведь лгать они не умеют, равно как и притворяться не теми, каковы есть, — промолвил Галахад.

— Мир природы откроет тебе все свои тайны, — проговорила Вивиана, — когда ты возвратишься на Авалон к жизни друида.

— Ты, никак, вновь за старые песни, Владычица? — откликнулся гость. — Мне казалось, я уже дал тебе ответ при нашей последней встрече.

— Галахад, — промолвила она, — тебе было только двенадцать. В годы столь юные о жизни по сути и не знают.

— Теперь никто не зовет меня Галахадом, кроме тебя и друида, что дал мне это имя, — нетерпеливо отмахнулся он. — В Малой Британии и на войне я — Ланселет.

— Ты думаешь, мне есть дело до того, что говорят промеж себя солдаты? — улыбнулась Владычица.

— Итак, ты хочешь принудить меня сидеть, сложа руки, на Авалоне и бренчать на арфе, пока снаружи, в реальном мире, идет битва не на жизнь, а на смерть, госпожа моя?

— Ты хочешь сказать, что этот мир нереален, сын мой? — сурово свела брови Вивиана.

— Реален, — возразил Ланселет, нетерпеливо отмахнувшись, — но реален по-иному, отрезан от внешних распрей. Волшебный край, вечный покой — о да, для меня это дом, уж об этом ты позаботилась, Владычица. Но, сдается мне, даже солнце светит здесь по-иному. И не здесь идут настоящие сражения во имя жизни. Даже у мерлина хватает ума это понять.

— Мерлин стал таким, каков он ныне, спустя многие годы, в течение которых он учился отличать реальное от нереального, — промолвила Вивиана. — Вот и тебе должно поступить так же. В мире и без тебя полно воинов, сын мой. Твое призвание — видеть дальше, чем любой из них, и, может статься, распоряжаться воинами по своей воле.

Галахад покачал головой:

— Нет! Леди, ни слова более, эта дорога не для меня.

— Ты еще слишком юн, чтобы понять, чего ты хочешь, — решительно отрезала Вивиана. — Разве ты не отдашь нам семь лет, — столько же, сколько отдал отцу, — чтобы понять, не это ли твой жизненный путь?

— Спустя семь лет, — возразил Ланселет с улыбкой, — я надеюсь, саксов выдворят-таки с наших берегов, и хотел бы я тоже приложить к тому руку. У меня нет времени на магические фокусы и таинства друидов, Владычица, да и не лежит у меня к ним душа. Нет, матушка, молю тебя: благослови меня и отпусти с Авалона, ибо, сказать правду, Владычица, я все равно уеду — с твоим ли благословением или без него. Я живу в мире, где мужи не позволяют женщинам вертеть ими по своей воле.

Моргейна отпрянула, лицо Вивианы побелело от гнева. Жрица поднялась с места: этой хрупкой, маленькой женщине ярость придала и стать и величие.

— Ты бросаешь вызов Владычице Авалона, Галахад Озерный?

Юноша не дрогнул. Моргейна видела, как побледнел он под темным загаром, и осознала, что под мягкостью и грацией таится стальная воля под стать самой Владычице.

— Прикажи ты мне это в ту пору, когда я еще всей душою жаждал твоей любви и одобрения, леди, вне сомнения, я бы поступил по твоему слову, — тихо произнес он. — Но я уже не дитя, госпожа моя и мать, и чем скорее мы это признаем, тем скорее перестанем вздорить и придем к согласию. Жизнь друида — не для меня.

— Так ты стал христианином? — яростно прошипела Вивиана.

Ланселет со вздохом покачал головой:

— Не то чтобы. Даже в этом утешении мне отказано, хотя при дворе Бана я за христианина схожу с легкостью. Думаю, я ни в какого Бога не верю, кроме вот этого. — И юноша положил руку на меч.

Вздохнув, Владычица устало опустилась на скамью. Вдохнула поглубже — и улыбнулась.

— Ну что ж, — промолвила она, — ты — мужчина, и принуждать тебя бесполезно. Хотя хотелось бы мне, чтобы ты все-таки побеседовал с мерлином.

Моргейна, всеми позабытая, видела, как пальцы юноши расслабились и напряжение схлынуло. «Он думает, она уступила, он слишком плохо знает ее, чтобы понять: Вивиана злится пуще прежнего», — думала про себя девушка. А Ланселет, по молодости, даже не пытался скрыть облегчения.

— Благодарю за понимание, леди. Я охотно обращусь за советом к мерлину, ежели тебе это в радость. Но даже христианские священники знают, что призвание служить Господу — это Господень дар, а не то, что приходит и уходит по желанию. Бог, — или Боги, если тебе угодно, — не призвал меня и даже не счел нужным дать мне доказательства того, что Он — или Они — существует.

Моргейне вспомнились слова Вивианы, обращенные к ней много лет назад: «Слишком тяжкое это бремя, чтобы нести его подневольно». И впервые в жизни девушка задумалась: «А как бы, глядя правде в глаза, поступила Вивиана, если бы как-то раз в течение этих лет я пришла к ней и объявила, что хочу уехать? Уж слишком Владычица уверена в том, что ей ясна воля Богини». Мысли столь еретические ее встревожили, и Моргейна поспешно прогнала их, вновь залюбовавшись Ланселетом. Поначалу девушку ослепили его смуглая красота и грация движений. Теперь она разглядела подробности: первый пушок на подбородке — Галахад не успел, а может, просто не счел нужным побриться на римский лад; тонкие, изящные, безупречной формы руки, предназначенные перебирать струны арфы или играючи управляться с оружием, чуть загрубелые на ладонях и на внутренней части пальцев и больше на правой руке, нежели на левой. На одном предплечье виднелся небольшой шрам, беловатый рубец многолетней давности, судя по виду, и еще один, в форме полумесяца, на левой щеке. Ресницы были длинные, словно у девушки. Однако ничего девичьего в его внешности не было в отличие от многих безбородых юнцов, глядя на которых и не поймешь толком, мальчик это или девочка; Галахад скорее походил на молодого оленя. Моргейне казалось, что ей никогда еще не доводилось видеть столь явного воплощения мужественности. Приученная к подобным рассуждениям, она подумала: «Мягкости женского воспитания в нем совсем не чувствуется, так что с женщиной он уступчивости не выкажет. Он отвергает черты Богини в себе самом, и однажды ему с ней придется непросто…» И вновь мысли ее смешались: настанет день, когда она сыграет роль Богини на одном из великих празднеств. «Ах, хоть бы его избрали Богом…» — пожелала про себя она, чувствуя, как по телу разливается приятное тепло. С головой уйдя в грезы, она не слышала, о чем говорят Ланселет и Владычица, но вот Вивиана произнесла ее имя, и девушка пришла в себя — точно до того плутала где-то за пределами мира.

• Предыдущая
• 52/81
• Следующая