Уцелевшие - Зиммер Пол - Страница 8

• Предыдущая
• 8/64
• Следующая

— Но, очевидно, беззвучно, не так ли, дорогая?

Драваш сверкнул желтым глазом на Райэнну, но ничего не сказал, продолжая в ожидании стоять перед альбиносом.

— Аратак! — Громкоголосый уставил свои тусклые красноватые глаза на огромного ящера и через минуту сказал с отвращением: — Твои мысли так же глупы, как те насекомые, что кружатся над болотом в ожидании, пока их сожрет жаба.

— Божественное Яйцо мудро говорит, что покой в наших мыслях является драгоценной короной всей жизни, — хладнокровно ответил тот.

— Ну разумеется, Божественное Яйцо может считаться мудрейшим в вашей цивилизации, если оно столь же грандиозно бестолково, как и ты, — сказал Громкоголосый, фыркнув, а Дэйн уставился на Аратака в ожидании: допустит ли тот, чтобы такое унижение величайшей философии его расы прошло незамеченным?

Но человек-ящер, лишь сердито сверкнув глазом, просто сказал:

— Божественное Яйцо такое, какое оно есть, отныне и до века, Громкоголосый. — Я благодарен тебе за приобретение столь необычного для меня опыта общения. Но ни один философ не должен отказываться от проверки новым знанием.

Громкоголосый поглядел на Дэйна и Райэнну. Через минуту Дэйн ощутил нечто странное. Не сразу он понял, что это; затем в нем стало укрепляться убеждение, что вселенная — мерзкое и негостеприимное место, что каждое из живущих в нем созданий — одно отвратительнее другого и что они, в свою очередь, столь же мерзким считают и его. Охваченный волной самоотвращения, Марш обнаружил, что смотрит на нелепое обезьяноподобное, прямостоящее существо отталкивающего коричнево-золотого цвета с волосами, неаккуратно покрашенными в темный цвет, а рядом стоит столь же нелепая особь женского пола с противными вторичными признаками пола обезьяноподобных, а на лице у нее написаны ужас и отвращение…

Контакт прервался. Покрывшийся потом Дэйн понял, что с минуту находился в полном умственном контакте с альбиносом-телепатом и видел себя глазами ящерообразного. В мозгу вспыхнула строчка некоего земного поэта: «О, дай нам дар себя увидеть глазами других…» И многие ли из нас, подумал он, выдержали бы зрелище более одного раза? И если мир действительно выглядит так в глазах бледного создания, то удивительно ли, что оно всех и вся ненавидит!

— Твоя жалость столь же отвратительна, как и твоя внешность, — хрипло произнес Громкоголосый, — но теперь я хотя бы знаю, чего ждать от тебя в случае, если коммуникатор откажет или ты по собственной глупости окажешься не в состоянии выдать необходимую адекватную информацию. — Он покачнулся, вцепившись в подпорку. — Мне надо поискать укромный уголок, чтобы очиститься от вашего присутствия.

Никто из них больше не произнес ни слова, пока трясущееся существо с мучительной медлительностью не выбралось из каюты. Райэнна же подошла ближе к Дэйну, протянула ему руку, и он ухватился за ее ладонь. Это прикосновение и ее легкая сочувствующая улыбка придали ему силы после испытания самоотвращением, ослабившего его в процессе контакта с Громкоголосым.

Голос Драваша показался гораздо дружелюбнее, чем обычно:

— Видите ли, бедняга не столь уж и плох, как пытается выглядеть. На самом деле сердце у него доброе, и он не причинит вреда даже насекомому, укусившему его.

Аратак загадочно проговорил:

— Я счастлив, что мудрость может принимать различные формы. И я не сомневаюсь: это хорошо как для вас, так и для Громкоголосого, что контакт между вами возможен; но я счастлив и оттого, что Содружеству не нужен такой контакт со мной. — Он встряхнулся (на взгляд Дэйна, как собака, вылезшая из грязного болота) и сказал капитану-прозетцу, все это время просидевшему не сводя глаз с экранов приборов и компьютерных распечаток: Прошу вас, покажите, где нам приземляться.

Котоподобный прозетец коснулся кнопок, и неясное изображение поверхности планеты внизу увеличилось десятикратно, стократно, тысячекратно, прыгнув к ним стремительно с экрана, словно они падали с корабля. Иллюзия была настолько натуральной, что Дэйн и Райэнна задохнулись.

— Вот здесь, — сказал капитан. — У северо-восточного побережья большого континента. Если повезет, вы приземлитесь в нескольких метрах от базы, и там незамеченными просидите до рассвета.

— И вы полагаете, мы сможем до нее добраться незамеченными?..

— Я не сомневаюсь, — сказал Драваш. — Мы попытаемся выдать себя за путешественников из Райфа, который, как вы вскоре припомните, расположен далеко, на западном побережье этого континента.

«А ведь верно», — подумал Дэйн, когда приливная волна «воспоминаний», полученных из интенсивного курса обучения посредством просмотра видеозаписей и гипноза, нахлынула на него, напомнив об аборигенах Карама, путешествие из Райфа для которых выглядело столь же странным и экзотическим, как — он поискал подходящее земное сравнение — для какого-нибудь китайца — поездка в Венецию времен Марко Поло. Райф находится настолько далеко от них — и, помнится, еще отделен и Великим Каньоном, который разрезает континент почти пополам, — что небольшие ошибки при разговоре или незнание местных обычаев будут простительны.

Райэнна думала о том же самом, но пришла к другому выводу.

— Не будем ли мы еще сильнее выделяться, если с нами пойдет Аратак?

Драваш, однако, резко возразил ей:

— Поскольку даже при тщательной маскировке и знании языка мы все равно не добились адекватной схожести с аборигенами, то будем выглядеть лишь странно. Да, мы не похожи как две капли воды на обитателей тропических лесов Карама. Да, мы будем выделяться, поскольку не в состоянии вписаться в пейзаж, как какой-нибудь притаившийся кот… — Дэйн содрогнулся, услышав, как назвал диск настоящее наименование одного из свирепейших хищников тропических лесов Карама. — …Но мы будем так заметно выделяться, что никто и не подумает, будто нам есть что скрывать.

Марш готов был согласиться, что с точки зрения психологии в этом есть свой резон, но успокоиться не мог. Внезапно охватившее его ощущение показалось ему знакомым: да, такое же странное чувство овладело им перед посадкой на Красной Луне; волнение и причудливый, возбуждающий страх, обостряющий восприятие. Ощущение нельзя было назвать неприятным, скорее наоборот.

«Неужели я наркоман, жаждущий адреналина, — подумал он, — или меня просто вдохновляет опасность? В этом же меня обвиняла и Райэнна…» Он нетерпеливо отогнал прочь эти мысли. Драваш, указав на небольшой чулан, расположенный рядом с ангаром, где находился готовый высадить их на планету небольшой корабль, произнес:

— Там наше оружие и снаряжение. Все готово к посадке.

Ни слова не говоря, Дэйн принялся снаряжаться, посматривая за Райэнной. Она повесила на пояс тяжелый короткий нож в ножнах. Одежда ее состояла из короткой кожаной юбки и высоких сапог до колен, сверху — вязаный свитер и широкий плащ, в который можно было завернуться дважды на случай холода или сделать накидку с капюшоном от жары. Вьющиеся темные волосы — Марш уже начинал скучать по их естественному цвету — она коротко подстригла, повязав сверху ярко-голубым платком. Множество безделушек на шее, как у цыганки, скрывали миниатюрный передатчик.

Костюм Дэйна практически ничем не отличался: такая же юбка, только чуть подлиннее, и такие же высокие сапоги. Так же на шее у него брякали всякие амулеты и безделушки, и он надеялся, что вскоре привыкнет к ним. Глубоко вздохнув, он прицепил самурайский меч, пристроив ремень так, чтобы ощущать истинную тяжесть оружия и иметь рукоять всегда под рукой. Тайком, не глядя на своих товарищей, он коснулся ножен.

Аратак вооружился длинным тонким кинжалом, сунув его в тот самый узкий ящичек, где обычно хранились его инструменты для еды и щеточки для чистки длинных зубов. У Драваша был короткий уродливый кинжал, похожий на мачете.

— Мне кажется, это неразумно, — задумчиво сказал Аратак, — отправлять только одну группу. Ведь если одна группа уже пропала, не оставив после себя даже следов, то следовало бы на изыскания выслать две, а то и три команды, чтобы выяснить, что же происходит…

• Предыдущая
• 8/64
• Следующая