Дракон мелового периода - Гурова Анна Евгеньевна - Страница 68

Я схватила незнакомца за руку и спросила, ловя взгляд светло-синих глаз:

– Князь Тишины, это ты? Можешь ничего не говорить, я все равно тебя узнала!

Князь улыбнулся глазами и подтолкнул меня к выходу.

Дорожка в кустах вывела нас на улицу Покрышева, прямо к Сашиному дому. Мы по очереди вылезли на белый свет, щурясь, отряхиваясь и кашляя. Прохожие поглядывали на нас с неодобрением. М-да, колоритную компанию мы собой представляли: все в песке и пыли, чумазые, обтрепанные, у Эзергили на лбу синее пятно, у Саши оторван рукав…

– Мне надо переодеться! – капризно сказала я. – У меня из всех швов песок сыплется. Вымыть голову, зубы, в конце концов, почистить. Я не могу ходить таким чучелом в общественных местах… Все, вы как хотите, а я домой.

Саша посмотрел на меня, потом на Эзергиль и захохотал:

– Семейка Адамсов, честное слово!

Я показала ему язык. Саша заткнулся.

– Знаю, сам такой. Пошли ко мне. Родителей дома нет, хоть почистимся.

– Отличная идея – поддержала его Эзергиль. – И одежду постираем.

– Ладно уж, – кивнула я. – Все равно мама в таком виде меня на порог не пустит.

Через полчаса мы уже сидели в Сашиной комнате, сохли после мытья. Вся кухня была увешана нашими постиранными одежками. Проголодавшийся Саша разогревал в микроволновке какие-то полуфабрикаты. Эзергиль, нарядившись в халат дяди Игоря, сидела в кресле и пришивала Саше оторванный рукав. Пятно с ее лба бесследно исчезло. Я стояла в коридоре и, трепеща, набирала номер родителей.

Трубку, слава Богу, взяла мама, а не папа.

– Привет, мам, – робко сказала я, – извини, что сама не позвонила…

Мамин голос был таким сухим и резким, какого я в жизни не слышала.

– У тебя совесть есть или нет? Ни о ком не думает, кроме себя! Ничего не сказав, не предупредив, уезжает к подруге, как будто так и надо. Ей наплевать, что мать испсиховалась, разыскивала ее по всем знакомым…

– Мам, но Эзергиль же позвонила…

– Какая еще Эзергиль?! Не знаю никакой Эзергили и знать не хочу! И никто ее не знает! А подружка твоя Марина сказала, что эта Эзергиль в мае бросила училище и из дома сбежала. Гелечка, ну как так можно?! Уехала неизвестно куда, неизвестно к кому, родителям не позвонила! Ты же нас в гроб загонишь! Папа вчера рвался заявление в милицию подавать…

– Ну мам, прости…

– Слышать ничего не желаю! Где ты сейчас?

– У Хольгеров.

– Быстро езжай домой! Я пока позвоню отцу, порадую его, что ты нашлась. Ох, еще неизвестно, что он тебе скажет, когда с работы придет…

Зазвучали короткие гудки – мама в сердцах бросила трубку, чего никогда себе не позволяла.

Я, вся красная, вернулась в комнату. Эзергиль подняла голову над шитьем и вопросительно на меня взглянула.

– Что, получила выволочку? – весело спросил Саша, появляясь в дверях.

– Все, ребята, я еду домой. Папа будет делать из меня шашлык.

Эзергиль взглянула на меня и скривила губы:

– Домой? Ты что, серьезно?

– В каком смысле?

– Думаешь, Джеф тебе это так оставит? Ты ведь его надула с доисторическим морем – раз, развалила крепость – два, унизила его – три. И если мне не изменяет память, он собирался извлечь из тебя какой-то эликсир.

– Мне же помогли, – пробормотала я. – Тот бедуин…

– Насколько я поняла, больше он тебе помогать не будет, – возразила Эзергиль. – Помнишь, он сказал: не надейтесь, что все закончилось, – худшее впереди…

– Он все время всякие гадости говорит…

– Нет, я согласен с Эзергилью. Нельзя все так бросить и разойтись. Нам было сказано: ищите «крышу», – заявил Саша. – Кого-нибудь покруче Джефа. Есть у тебя такие на примете?

– Хорошая идея, – поддержала его Эзергиль. – Но тут важно не ошибиться.

– Есть-то есть, – проворчала я. – Но я не уверена, что стоит к нему обращаться за помощью.

– Ты о ком?

– Есть в академии такой профессор Хохланд, занимается историей алхимии…

– Я о нем слышал, – прервал меня Саша. – Крутой чел. Большая академическая шишка.

– Антонина направила меня к нему на лето заниматься.

– Неплохо, – одобрила Эзергиль. – Антонине можно доверять, и ее рекомендациям тоже. Пойди к этому Хохланду и все расскажи. Он плохого не посоветует и тебя защитит.

– Я так и хотела, – сказала я. – Но, понимаете, позавчера я приехала в Старую Деревню, глянуть на липовые развалины, и как вы думаете, кого я там встретила?

И я рассказала о том, как Хохланд вышел из библиотеки весь в оранжевом порошке, и о чем он разговаривал со своим коллегой.

Несколько минут мы все думали.

– Ну и что? – сказала наконец Эзергиль. – То, что Хохланд оказался в твоей библиотеке, ни о чем не говорит. Там небось толклась вся академия. Ты что, такой повод! Горящая библиотека перестала гореть! А Хохланд, как ты говорила, специалист по древним книгам.

– Но эти разговоры! Того, кто оживил море, – в подвалы, без суда и следствия…

– Дались тебе эти подвалы, – поморщилась Эзергиль. – Какая ты все-таки наивная, Гелька. Это же мастера реальности. У них свои законы и свои интересы. Естественно, они хотят найти мастера, который не входит в их систему, но может творить такие вещи, которые им не под силу. Они хотят устранить возможную опасность со стороны Джефа, поскольку он уже доказал им, что он человек опасный и непредсказуемый. Но ты-то не Джеф! Ты не выступаешь против Хохланда – ты его собственная ученица!

– Это все очень логично, – согласилась я. – Но вдруг ты не права? Знаешь, мы как саперы – ошибиться можно только один раз, потому что второго уже не будет.

– Я знаю, что нам делать, – заявил вдруг Саша. – Как подстраховаться. Надо узнать всю правду про Хохланда.

– …Есть один человек. Его зовут Андрей Михайлович Савицкий. Когда меня определили на курс иллюзионистов, он несколько раз приходил к нам на занятия. Просто сидел и смотрел. Потом пригласил нескольких ребят, в том числе и меня, походить к нему на спецкурс. Очень прикольный курс, кстати, что-то о том, как вычленять из внешнего облика человека типичные черты и менять внешность минимальными средствами, убирая эти черты или заменяя на чужие. У меня это получалось неплохо. Когда спецкурс закончился, Савицкий вернулся обратно в академию, но мы с ним продолжали общаться – он мне иногда звонил, приглашал на интересные семинары, задания подкидывал. Потом случилась эта штука с кассетой. С тех пор мы с ним не встречались.

Так я все это к чему рассказываю? Дело в том, что Савицкий ужасно не любит твоего учителя. От него-то я и услышал о Хохланде – что, мол, большего подлеца свет не видывал. Я так понимаю, что у них внутри академии какое-то соперничество. Вот я и предлагаю: поедем к Савицкому и спросим, что плохого он знает о Хохланде. Так и узнаем, стоит ли ему доверять.

С полминуты мы молчали, обдумывая вариант.

– А если этот Савицкий не захочет нам ничего рассказывать? – спросила я. – Он нас не знает… Подумает, что это провокация.

– Есть два выхода, – заговорила Эзергиль. – Первый – Саша спросит как будто от себя, ничего не говоря о нас. Второй – мы приходим к нему вместе и рассказываем всю правду.

– Что-то мне не нравится второй вариант, – нахмурилась я.

– Хорошо, рассказываем правду, но не всю. Если этот Савицкий – сильный мастер иллюзий, то обмануть его будет нелегко по определению…

– А я все же попытаюсь, – сказал Саша и пошел в прихожую звонить.

– Про нас ни слова! – крикнула я ему в спину. – И про дракона, и про Джефа не говори…

Эзергиль с сомнением покачала головой. Из прихожей вскоре донесся бодрый Сашин голос.

– Ты никогда не думала о том, чтобы сменить училище? – спросила вдруг Эзергиль.

– Нет… – в недоумении ответила я. – А что?

– Возможно, придется.

– Не поняла…

Но никаких объяснений я не дождалась. Голос в прихожей затих, я услышала стук повешенной трубки и тяжкий вздох. Потом в комнату вернулся Саша.