Полуночный танец дракона - Брэдбери Рэй Дуглас - Страница 37

• Предыдущая
• 37/45
• Следующая

И пока отец брал у официанта тарелочку с земляничным тортом, сын обратился к нему:

— И как же ты хочешь назвать этого… этого… — Он запнулся и покраснел.

— Ублюдка?

— Нет!

— Ты хотел сказать «этого ублюдка». Говори, не стесняйся.

— Ублюдка!

— Полегчало? Не стану скрывать, я уже нашел для него подходящее имя. Я назову его Максимилианом!

— Максимилианом?

— Или просто Максом. Мой сын Макс. Звучит, на мой взгляд, совсем неплохо. В этом имени есть что-то царственное. Макс. Мой сын Макс.

— И что же — после того как я выеду из своей комнаты, в ней поселится он?

— Ты собираешься выезжать из своей комнаты? В этом нет особой нужды. Чего я не хочу, так это лишний раз обременять твою мать. К тому же моя секретарша всегда мечтала о радостях материнства и согласна просидеть с Максом хоть двадцать лет. Конечно, я буду приходить к нему шесть-семь раз в неделю и гулять с ним, ведь у ребенка должен быть отец.

Официант поставил на стол три чашечки кофе.

— Мама, — сказал Рональд после долгого молчания, — неужели ты так ничего и не скажешь?

Мать хмуро выдавила:

— Будь оно проклято…

На сей раз первым из ресторана выскочил уже не отец, а сын. Он несся, как корабль на всех парусах, разрезая носом воздух. Мать бросилась вдогонку.

Отец не спеша допил вино, оплатил счет и направился к выходу. Проходя мимо меня, он остановился спиной ко мне и негромко спросил:

— Вы что, умеете читать по губам?

Сначала я не понял, что он обращается ко мне, но он повторил вопрос и обернулся. Я встретил уверенный взгляд его серых глаз.

— Наверное, выросли в семье глухонемых?

— В некотором роде, — ответил я.

— Все понятно. А вы, случаем, не писатель?

— Как вы угадали?

— Ну, не просто же так вы не сводили с нас глаз. Неплохой сюжет для рассказа, а?

— Я не очень следил, — солгал я.

Отец усмехнулся и покачал головой.

— Так я вам и поверил! Впрочем, это не так уж и важно. Здесь нет ни капли правды.

Я чуть не выронил десертную ложечку.

— Как так?!

— Видите ли, мне нужно было придумать что-нибудь эдакое. Я собирался с мыслями, наверное, год. И сегодня, абсолютно внезапно, как выстрелил! Ну как, напишете об этом рассказ?

— Нет… А может быть, и да… Пока не знаю. Жаль, конечно…

— Что же вы замолчали? Договаривайте, раз уж начали.

— Жаль, что все это неправда…

Он вытянул из нагрудного кармана сигару, поискал зажигалку, закурил и, выпустив колечки дыма, долго наблюдал, как они, меняя форму, превращаются постепенно в ничто. Глаза его увлажнились.

— И не говори, сынок, — сказал он и двинулся к выходу. — Еще как жаль…

Я подозвал официанта и заказал еще одну бутылку вина. Откупорив бутылку, тот участливо спросил:

— Вы полагаете, вам удастся ее выпить?

— По крайней мере, я постараюсь, — ответил я.

Объясни, зачем ты хочешь перебрать и перестроить свою Машину Времени? — спросил мой приятель Билли Барлоу.

— Одно дело вернуться в прошлое и показать умирающему Мелвиллу, По или Уайльду последние издания их книг, и совсем другое… — Я на мгновение задумался. — И совсем другое — сделать несчастных людей счастливыми. Ты только подумай обо всех этих пропащих писателях, которые творили великолепные вещи и прозябали в убожестве!

— Все писатели пропащие, — ответил Билли. — И все прозябали.

— Я изменю его! — воскликнул я.

— Вздор, — усмехнулся Билли. — Как ты собираешься это сделать? — Сотворишь чудо подобно Господу Богу? Или прикажешь джину из лампы выполнить три твоих желания? Или…

— Заткнись. Ты видел мою машину, которая стоит в библиотеке?

— Эту гигантскую бабочку? Может быть, она и крыльями размахивать умеет?

— Сначала она жужжит, потом исчезает.

— И чем громче жужжит, тем дальше летит в Прошлое?

— Именно так. А это мой список потерянных душ.

Билли нахмурился.

— Хемингуэй? Мелвилл? Несчастнее некуда. Толстой? А этот-то как сюда попал? Френсис Скотт Фицджеральд и Зельда? Пить меньше надо!

— Отдай! — Я выхватил список у него из рук, сел в свою машину и, отжав рычаг, прошептал: — Я уже не здесь.

Машина зажужжала.

И здесь меня не стало.

Похожая на гигантскую целлофановую бабочку машина села возле дома Папы в Айдахо. Бог ты мой, подумал я, и что же я теперь ему скажу?

Я выбрался из-под ее дрожащих крыл и поднялся по ступеням дома. Прежде чем я успел постучать в дверь, она распахнулась, и на пороге показался Хемингуэй, который, судя по всему, не спал всю ночь. Он как будто ждал меня.

Вернувшись в холл, он уселся за стол и указал мне кивком головы на соседнее кресло. Приблизившись, я разглядел то, что лежало, отливая стальным блеском, на столе. Это было охотничье ружье, которым Папа когда-то будил эхо на склонах Килиманджаро и однажды подстрелил белого, как кенийская пыль, слона. Рядом с ружьем лежал обычный двуствольный дробовик.

На столе стояли два стакана с неразбавленной граппой. Я взял один из них, Папа опрокинул свой, не запивая.

— Ну? — спросил Папа.

— Не делайте этого, — сказал я, отвернувшись от стола.

— Чего «этого»?

— Того, что вы собрались сделать.

— Я не собирался делать ничего определенного, — покачал головой Папа.

— Вы об этом думали.

— Вы что, умеете читать мысли?

— Нет. Просто я читал ваши рассказы. Доктор, изображенный в одном из них, был вашим отцом, не так ли? Все мы знаем, как закончилась его жизнь.

— Все знают.

— Говорят, вы храните у себя его ружье.

— Да, где-то лежит.

— Если вы сделаете эту глупость, не будем смягчать выражений, каких только идиотских причин не придумают люди!

— Не бывает идиотских причин, чтобы уйти, если уходить пора.

— Нет, это не то, что вы думаете. Это то, что они напишут. Сначала они изгадят вашу могилу, потом изменят название вашей вещи на «Не восходит солнце».

— Они не смогут этого сделать. То, что я сделал, останется. Не хочется хвастать, но…

— Вам есть чем. Вы же Папа.

Папа едва заметно улыбнулся и закурил сигарету.

— И давно ли вы меня читаете?

— С восьмого класса. Я прятал вашу книгу под учебником алгебры.

— Подходящее место, ничего не скажешь! И чем же стала для вас моя книга «И восходит солнце»?

— Открытой дверью, нет, широкими вратами, ведущими в удивительный мир, полный дворцов, красавиц и тореадоров, все с изумительными спинами, и как выжить в нем, уже перестав быть мужчиной…

— Многовато для ребенка.

— Я проглатывал ваши книги одну за другой! Но не отклоняйтесь от темы разговора. Если вы уйдете…

— Я еще не ушел.

— Если вы уйдете, они съедят вас с потрохами!

— Ну, сначала нужно суметь до них добраться.

— Они выпотрошат ваш мозг и будут пожирать его снова и снова.

— Но мужество хотя бы останется при мне?

— Погибнет в первую очередь, вы даже не сможете бороться: они представят вас безвольным трусом…

— Они что, гиены?

— А также дикие собаки, грифы и акулы!

— Весь Гарвард?

— И университет штата Огайо в придачу!

— Неплохая компания, ничего не скажешь! — Папа испытующе посмотрел мне в лицо. — А вы-то что здесь делаете? Вы такой же псих?

— Я — поклонник.

— А почему вы покраснели?

— Я сказал чистую правду.

— Мой верный поклонник, значит.

— Нет, поклонник хороших книг. Не обязательно шедевров, просто хороших.

— Да, это я умел…

— Вы и сейчас в прекрасной форме!

— С никуда не годной селезенкой, с двумя сломанными ребрами, с раздробленной берцовой костью и с проломленным черепом?

— Они вам нисколько не помешают. Вашими ребрами, ногой и головой должны заниматься врачи, а не критики. Как только они подлатают ваше тело, перестанут шалить и ваши нервы. Боль уйдет, и…

• Предыдущая
• 37/45
• Следующая