Историческая личность - Брэдбери Малькольм Стэнли - Страница 59
- Предыдущая
- 59/70
- Следующая
Приятно удерживать его внутри, а жар от газа нагревает кожу ее бока, ее ногу. А позднее приятно разложить диван-кровать, и забраться в нее, и снова вложиться друг в друга, ощущать ощущения, дать ожить частицам себя. И приятно проснуться ночью, прижимаясь к плоти, и пошевелиться, касаться примыкающего тела, вжиматься в него, пока оно вновь не соединится с твоим. Приятно утром лежать в кровати, пока Леон выходит за «Обсервер», и читать один лист, пока он, раздевшись и вернувшись в постель, читает другой. Приятно провести воскресенье, гуляя, глядя на картины в какой-нибудь галерее, пообедать в закусочной, пойти посмотреть на реку. Приятно пройтись по торговым улицам в воскресенье, мимо ярких витрин и зеркал, в которых видишь себя отраженной, – ярко выглядящую себя рядом с ярким Леоном с его четким лицом и длинными волосами среди всех других молодых людей. Приятно возвратиться в малогабаритную квартиру, и снова включить камин, и возобновить касания, и ощущения, и мягкие тактические движения, которые приносят удовольствие, такое приятное, и примерять платья, которые ты купила, а также кое-какую одежду и костюмы Леона, и курить, и ощущать. И только неприятно выслушать, что Леон, занятый своими ролями, дальше будет занят еще больше; он отправляется на пять месяцев в турне с «Много шума из ничего» по Австралии и Соединенным Штатам.
– Не знаю, что я буду делать, когда ты уедешь, – говорит Барбара.
– Я же не единственный вроде меня, – говорит Леон, опрокидывая ее. А потому тоскливо проснуться утром, когда Леон еще спит, и выйти из квартиры, и дойти с твоим чемоданчиком и двумя пакетами с платьями до автобуса, а потом до метро и на вокзал Ватерлоо к переполненному утреннему поезду. Найти место нелегко, и снова идет дождь, вымачивая лондонские пригороды, полотнищами проносясь по лесам и полям. Журнал лежит открытый на коленях Барбары, но она не заглядывает в него. Она сидит с открытым ртом, не сняв свое пальто с меховой опушкой, повернув лицо к окну. Поезд медленно подходит к перрону Водолейта. Когда он останавливается, она забирает свой багаж и выходит. Говард ждет в вестибюле в своем кожаном пиджаке, элегантном новом коричневом пиджаке, держа в руке ключи от машины. Он чмокает ее и забирает ее чемоданчик.
– Хорошо провела время? – спрашивает он.
– Да, – говорит она, – очень неплохо. Я купила два платья.
Они выходят наружу и садятся в фургон; перед ними дворники описывают свои полукружия вниз-вверх-вниз, вверх-вниз-вверх.
– Как дети? – спрашивает Барбара.
– Прекрасно, – говорит Говард.
– Они в школе? – говорит Барбара.
– Да, я отвез их туда, – говорит Говард.
– С Фелисити все было в порядке?
– Она как будто отлично с ними ладит, – говорит Говард.
– По-моему, они ей нравятся, – говорит Барбара, – а она нравится им. Они ей интересны.
– Да, – говорит Говард.
– Майра убралась? – спрашивает Барбара.
– Да, – говорит Говард, – она вернулась в их фермерский дом.
– К Генри? – спрашивает Барбара.
– Нет, – говорит Говард, – Генри там нет. Он пока у Флоры Бениформ.
– Ей следовало бы сохранить его, – говорит Барбара.
– Она может прийти к этой мысли, – говорит Говард, – поскольку она не знает, что ей с собой делать.
– А что ты делал с собой? – спрашивает Барбара.
– Я работал, – говорит Говард.
– Никаких пожаров, никаких несчастных случаев? – спрашивает Барбара.
– Нет, – говорит Говард.
Они спускаются по склону, им виден поворот на полукруг; краны на строительных участках поворачивают и скрипят.
– Я примерю для тебя мои платья, – говорит Барбара.
– Вечером, – говорит Говард. – Я поеду прямо в университет. Твой поезд опоздал.
– Что-нибудь происходит? – спрашивает Барбара.
– Нет, – говорит Говард, – все как всегда. Две смешные девчонки должны прочитать мне эссе.
Они сворачивают на вымытый дождем полукруг; Говард останавливает фургон. Он опускает руку назад и достает чемоданчик. Барбара несет два своих пакета к входной двери; она достает свой ключ и отпирает ее. В доме пахнет сухостью и пресностью.
– Привет, Барбара, – говорит Фелисити, выходя из кухни в мясницком фартуке, – как ваша поездка за покупками? Хорошо?
– Да, – говорит Барбара.
– Давайте я сварю вам кофе, – говорит Фелисити.
– Нет, – говорит Говард, опуская чемоданчик на пол в холле. – Если хотите, чтобы я подвез вас до университета, то собирайтесь сейчас же.
– Извините, Барбара, – говорит Фелисити, снимая фартук, – но я была умницей. И провела большую уборку.
– Чудесно, – говорит Барбара. – Дети вели себя хорошо?
– О, – говорит Фелисити, – они такие милые дети. Я просто втюрилась в них. Хотите, чтобы я пришла вечером?
– Почему бы и нет? – спрашивает Барбара.
– Я бы с радостью осталась, – говорит Фелисити, – и думаю, что буду полезной.
– Ладно, – говорит Барбара, складывая пакеты с платьями на кресло, – оставайтесь пока. Да, это мне поможет. Я одна с этим домом не справляюсь.
– Здорово, – говорит Фелисити, – мне тут так нравится. – Она бросает взгляд на Говарда и выходит в холл надеть пальто.
– Добро пожаловать домой, – говорит Говард, чмокая Барбару в щеку, – а пока – пока.
Барбара стоит в холле, пока они выходят к фургону. Они садятся в него и уезжают – за угол и вверх по склону.
– Барбара просто чудесная, верно? – говорит Фелисити.
– Да, – говорит Говард.
– Ты сердишься, – говорит Фелисити.
– Нет, – говорит Говард.
Больше они ничего не говорят, пока проезжают через город и не выезжают на двухполосное шоссе и справа не возникает университет, тогда Фелисити говорит:
– По-моему, у нее был грустный вид.
– Я так не думаю, – говорит Говард, – ей нравятся ее лондонские уик-энды.
– А тебе понравился твой? – спрашивает Фелисити.
– В нем были приятные моменты, – говорит Говард.
– Я же тебя по-настоящему не завожу, верно? – говорит Фелисити. – Ты меня не ценишь, ты не знаешь, как много я для тебя делаю.
– И что же ты для меня делаешь? – спрашивает Говард, останавливая фургон на автостоянке.
– Очень много, – говорит Фелисити, – вот увидишь.
– Я могу сам о себе позаботиться, – говорит Говард.
– Тебе нужна моя поддержка, – говорит Фелисити, – ты дело, за которое я борюсь.
Фелисити вылезает из фургона и идет к корпусу Студенческого Союза; Говард вылезает, запирает фургон и идет в другом направлении к Социальным Наукам. В вестибюле кружат студенты; он входит в лифт. Двери лифта размыкаются на пятом этаже. Он видит на доске для объявлений напротив лифта сообщение, нацарапанное мелом одной из секретарш. Он останавливается прочесть. Оно гласит: «Доктор Бимиш укушен змеей и сожалеет, что не сможет сегодня вести свои занятия».
Он поворачивается и идет по коридору к своему кабинету, он может видеть в конце коридора сидящих в ожидании его на полу, подтянув колени к подбородку, двух первокурсниц, которые приходили к нему в прошлый понедельник: ярко безбюстгальтерную девушку и толстую в длинной юбке. Они поднимаются на ноги, увидев его, и поднимают свои книги.
– Входите, – говорит он приветливо; девушки входят за ним в кабинет и ждут, пока он вешает свое пальто за дверью. Потом он их усаживает, помещая толстую в серое кресло, потому что читать свое эссе будет она. Он садится в собственное кресло и смотрит на них. Яркая безбюстгальтерная девушка, посаженная на пластмассовый стул, говорит:
– Доктор Кэрк, вы правда радикал?
– Да, – говорит Говард, – но что собственно? Девушки глядят друг на друга.
– Ходят слухи, что вас пытаются уволить за то, что вы такой радикал, – говорит безбюстгальтерная.
– Неужели? – говорит Говард. – Но только уволить меня за это они не могут. Только за вопиюще позорное поведение.
Девушки хихикают и говорят:
– Это за какое?
– Кто знает в наши дни? – спрашивает Говард. – Согласно одной версии, это изнасилование монахинь в значительном числе.
- Предыдущая
- 59/70
- Следующая