Историческая личность - Брэдбери Малькольм Стэнли - Страница 32

• Предыдущая
• 32/70
• Следующая

Фургон сворачивает на подъездную дорогу, которая вьется по академгородку, дорогу, которая когда-то вела к елизаветинскому великолепию Водолейт-Холла. Громкий перестук по крыше фургона – залпы дождевых капель с каштанов вдоль одной стороны дороги; их ровесники по другую ее сторону были убраны, чтобы ее расширить, и заменены саженцами, которые с течением времени, если у времени есть течение, предположительно обретут былую величавость.

– По-моему, вы привлекательны, – говорит Говард. – По-моему, вы нуждаетесь в серьезном внимании.

– Насколько я поняла, вы занимались исследованиями в области сексуальности, – говорит мисс Каллендар, – и продолжаете работать над этой темой?

– А, с тем покончено, книга опубликована, – говорит Говард. – Нет-нет, это будет чистое удовольствие.

– Ах удовольствие, – говорит мисс Каллендар, – но в чем будет это удовольствие? Ну, конечно, моя очаровательная личность. Это разумеется само собой. Но я уверена, у вас есть и более высокие причины.

– Вы мне нравитесь физически, – говорит Говард. – И представляете собой серьезный вызов. Вас еще предстоит переубедить.

– А, понимаю, – говорит мисс Каллендар.

– Вы – сама провокация, – говорит Говард.

– Мне очень жаль, – говорит мисс Каллендар, – а вас вчера ночью спровоцировали?

– Вчера ночью? – говорит Говард.

– Когда я уходила, – говорит мисс Каллендар.

– О, это был мой долг как куратора, – говорит Говард. – Обязанностей ведь не оберешься.

– Но я не обязанность, я удовольствие.

– Совершенно верно, – говорит Говард. – Давайте поужинаем вместе.

– Ужин, – говорит мисс Каллендар.

– Нам следует узнать друг друга поближе, – говорит Говард.

Они проезжают между двух каакиненских общежитий слева и справа. Тойнби и Шпенглер; от них под проливным дождем тянутся вереницы мокнущих студентов, которые направляются с портфелями и учебниками к началу занятий в девять часов.

– Знаете, доктор Кэрк, – говорит мисс Каллендар, – не думаю.

– Но почему? – спрашивает Говард.

– Вы отправляетесь ужинать, и едите креветки под чесночным соусом, и совращаете либералов девятнадцатого века, – говорит мисс Каллендар, – пока ваша жена сидит дома и шьет. И вы искренне считаете, что это справедливо?

– Моя жена не умеет шить, – говорит Говард, – и она поступает, как хочет. Проводит грешные воскресенья в Лондоне.

– А вы сидите дома и шьете? – говорит мисс Каллендар.

– Нет, – говорит Говард, – на шитье у нас времени не

остается.

– Могу себе представить, – говорит мисс Каллендар. – Ну, с вашей стороны очень любезно меня пригласить, но я правда не думаю, что приму ваше приглашение.

Указатель «Р» с указующими стрелками. Говард сворачивает к автостоянке. Теперь видны главные корпуса университета: вверх-вниз, высоко-низко, стекло и бетон.

– Почему? – спрашивает Говард. – Я слишком стар? Слишком поспешен? Слишком женат?

– Не думаю, что я принадлежу к вашей среде, – говорит мисс Каллендар, сидя рядом с ним, сжимая свой зонтик. – Мне кажется, я понимаю, чем интересую вас. Я думаю, вы смотрите на меня как на маленькую немодернизированную загородную собственность, созревшую для подгонки под современные вкусы. Вы хотите подогнать меня под ту великолепную историческую трансцендентность, в которой ощущаете себя.

– Совершенно верно, – говорит Говард, – вы подавляемы, вы зажаты, вы еще даже не начали открывать себя. Я хочу открыть вас.

На автостоянке какой-то студент в «ровере-2000» дает задний ход, и Говард ловко въезжает в освободившееся пространство.

– Не думайте, что я не ценю этого, – говорит мисс Каллендар, – некоторые ведь просто хотят перепихнуться с тобой и забыть. А вы, кроме того, обеспечите мне спасение, полный курс постижения реальности. Однако я уже имею представление о реальности. Только она не совсем та же, что ваша.

Говард выключает мотор; он оборачивается к мисс Каллендар. Она сидит и смотрит вперед на ряд бетонных тумб; выражение ее лица очень безмятежно, а ее руки по-прежнему сплетены на ручке зонтика. Он кладет на них сверху свою ладонь. Он говорит:

– Завтра вечером, да?

– Завтра вечером нет, – говорит мисс Каллендар.

– Сожалею, – говорит Говард, – я действительно вас добиваюсь. Вы знаете, что говорит Блейк?

– Да, – говорит мисс Каллендар, – я очень хорошо знаю, что говорит Блейк.

– «Лучше младенца убить в колыбели, чем желанье питать, не ища избавленья».

– Ну, конечно, вы должны были процитировать это именно так, – говорит мисс Каллендар, – на самом же деле он сказал, что лучше желанье питать, не ища избавленья, чем младенца убить в колыбели.

– Я думаю, что процитировал верно, – говорит Говард.

– Это моя область, – говорит мисс Каллендар, открывая дверцу. – Большое спасибо, что подбросили. Это сэкономило мне семь новых пенсов.

– Я крайне рад, что поддержал вашу экономику, – говорит Говард, – ну а мое приглашение?

– Может быть, в один прекрасный день, – говорит мисс Каллендар, выбираясь из машины и выпрямляясь рядом с ней во весь свой рост, – когда я проголодаюсь.

Стоя в мокром озере автостоянки, она раскрывает свой бордовый зонтик. Затем Говард следит, как она поднимает зонтик над головой и идет через озеро к Корпусу Гуманитарных Наук, а ее портфель покачивается у ее колеса. Говард тоже вылезает из фургона, запирает его и идет с портфелем в противоположную сторону к Социальным Наукам. Он проходит мимо объявлений, сообщающих про театральные постановки, предстоящие визиты многих великих гуру, некоторые новые антивьетнамские демонстрации, про лекции о пикетировании, наркотиках и развитии византийского искусства; он проходит под кранами и сварочными установками; он переходит Пьяццу. Крупная фигура под куполом прозрачного зонтика переходит Пьяццу в противоположном направлении; это Флора Бениформ, размахивающая своим портфелем, одетая в свое большое черное пальто с меховым воротником. Они встречаются точно под козырьком Корпуса Социальных Наук перед стеклянными дверями; они останавливаются и улыбаются друг другу.

– Привет, Говард, – говорит Флора, – как Барбара?

– Не могу решить, то ли она меня любит, то ли ненавидит, – говорит Говард.

– Естественно, не можешь, – говорит Флора, встряхивая свой зонтик, – и она не может.

Говард толкает стеклянную дверь и пропускает Флору вперед.

– Благодарю, – говорит она. – У тебя утомленный вид, Говард.

Говард снимает свою мокрую кепку и встряхивает ее.

– Вчера ты пропустила хорошую вечеринку, – говорит он.

– О нет, – говорит Флора, – тут ты ошибаешься. Гости-то присутствовали, а вот хозяин отсутствовал.

– Ты пришла? – говорит Говард.

– Пришла, – говорит Флора, – а потом ушла.

– Мне хотелось тебя повидать, – говорит Говард.

– Не сомневаюсь, – говорит Флора, – но за неимением ты повидал кого-то еще. И очень разумно поступил.

– Наверное, ты пришла поздно, – говорит Говард.

– Вот именно, – говорит Флора. – Я сначала поехала в Лондон на семинар в Тэвистокской клинике.

– Надеюсь, – говорит Говард, пока они идут через вестибюль, – он стоил того, чтобы упустить меня?

– Да, и очень, – говорит Флора, – доклад предложил очень узкую концепцию нормативного поведения, и все они теперь словно бы зациклились на клиторе. Зато потом вопросы задавались очень острые и разгромные.

– То есть ты их задавала, – говорит Говард.

– Я действительно сказала кое-что интересное, – говорит Флора, – а на твоей вечеринке кто-нибудь сказал что-нибудь очень интересное?

– Флора, – говорит Говард, – ты ученый и джентльмен. Нет, никто ничего интересного не сказал. Однако кое-что интересное происходило.

Они подходят к лифту в центре вестибюля, останавливаются и ждут в окружении большой толпы ожидающих студентов. Флора поворачивается к Говарду.

– Я знаю, – говорит она, – оно происходило, как раз когда я пришла.

– Я пропустил самое лучшее? – спрашивает Говард.

• Предыдущая
• 32/70
• Следующая