Песнь Шаннары - Брукс Терри - Страница 1

• 1/123
• Следующая

Лето в Четырех Землях близилось к концу. Медленно подступала осень. Уже прошли долгие тихие деньки, когда жизнь будто замирает в душном зное и возникает ощущение, что еще на все хватит времени. Дни становились короче, и, хотя летнее тепло еще не ушло, влажный воздух становился сух, и острее чувствовалась скоротечность жизни. Признаки перемен были заметны повсюду. Вот и в лесах Тенистого Дола уже появились первые желтые листья.

Брин Омсворд на мгновение приостановилась под алым навесом кленовой листвы. Старый огромный клен раскинул тень почти на полдвора, над цветочными клумбами у садовой дорожки. Брин улыбнулась. Сколько детских воспоминаний связано у нее с этим древним деревом. Поддавшись невольному порыву, девушка сошла с тропинки и направилась к искривленному годами стволу.

Брин была очень высокой — выше отца, матери и брата Джайра, почти одного роста с Роном Ли — и все-таки выглядела хрупкой. Но это только на первый взгляд: на самом деле она была не слабее любого из них. Конечно, Джайр ни за что бы с этим не согласился, ведь это значило бы для него смириться со своим положением младшего. Поэтому он считал: девчонка, в конце концов, и есть всего лишь девчонка.

Она нежно коснулась шершавого ствола клена, ласково погладила пальцами кору и подняла голову к сплетению ветвей. Длинные черные волосы упали на спину, открывая лицо. Без сомнения, Брин была “мамина дочка”. Лет двадцать назад Эретрия выглядела точно так же, как сейчас Брин: та же смуглая кожа, те же черные глаза и мягкие черты лица. Единственное, чего Брин не взяла у матери, так это ее огненного темперамента. Он достался Джайру. Брин же унаследовала характер отца: его спокойствие, даже некоторую холодность, уверенность в себе и осмотрительность. Однажды, сравнивая своих детей (дело было после очередной проделки Джайра), Вил Омсворд решил для себя так: оба они изрядные сорванцы, только Брин сначала подумает, прежде чем что-то сделать, ну а Джайр даже и думать не станет. Брин так до сих пор и не поняла, в чью же пользу было это сравнение.

Она убрала руку со ствола. Брин помнила, как она наложила заклятие на древнее дерево. Она была тогда совсем маленькой, и ей нравилось забавляться с эльфийской магией. Тогда она спела заклятие, и летняя зелень листвы клена сменилась осенним багрянцем: маленькой девочке это казалось правильным и красивым, ведь красный цвет намного лучше зеленого. Отец был просто вне себя. Почти три года дерево оправлялось от потрясения. После этого случая ни она, ни Джайр больше не обращались к магии, когда родители были поблизости.

— Брин, помоги мне собрать вещи, пожалуйста, — послышался голос Эретрии.

Брин в последний раз похлопала клен по стволу и направилась к дому.

Отец никогда по-настоящему не доверял магии эльфов. Лет двадцать назад он сам вызывал силу эльфийских камней, которые дал ему друид Алланон, для защиты Избранницы Амбель Элессдил в ее поисках Источника Огненной Крови. И эта сила как-то его изменила; он понял это еще тогда. И только когда родилась Брин, а потом и Джайр, стало ясно, что сделала с Вилом Омсвордом эльфийская магия. Ее воздействие проявилось не в нем, а в его детях. И проявилось в полную силу. Быть может, и на их детях тоже отразится магическая сила заклятия, или песни желаний. Брин называла это песнью желаний. Пожелай что-нибудь, спой об этом — и оно твое. Именно так Брин впервые открыла в себе волшебную силу. Она очень рано поняла, что своей песнью может влиять на природу. Изменить цвет листвы клена. Успокоить сердитого пса. Заставить лесную птицу сесть себе на руку. Стать частью любого живого существа или вместить его в себя. Брин и сама не знала, как это делается. Она просто пела, и все, что желала, происходило. Слова и мелодия рождались сами собой, всегда неожиданно, будто нет на свете ничего проще и естественней. Брин всегда сознавала, о чем именно она поет, и в то же время песнь завораживала ее, наполняя странными, неописуемыми ощущениями. Они захлестывали ее, как волна, уносили с собой, и она выходила из этой волны обновленная, а желание исполнялось.

Это был дар магии эльфов или ее проклятие. Именно так Вил Омсворд относился к магической силе, проявившейся в его дочери. Брин знала, что в глубине души отец боится эльфийских камней и того, что, они сделали с ним. Однажды Брин своей песнью заставила их собаку гоняться за собственным хвостом, пока та не свалилась в изнеможении, успев до этого вытоптать пологорода. После этого случая Вил еще раз поклялся себе, что ни один человек никогда больше не вызовет силу камней. Тогда же он спрятал их и никому не сказал где. С тех пор они и лежали где-то в тайнике. По крайней мере так думал Вил. Брин же не была уверена в этом — пару месяцев назад в семье зашел разговор об эльфинитах, и Брин заметила, как самодовольно при этом улыбается Джайр. Конечно, он ни о чем таком не говорил, но Брин-то знала, что от брата трудно что-либо скрыть. Наверняка он нашел тайник.

У входа в дом ее встретил Рон Ли, стройный мускулистый юноша, с рассыпанными по плечам и перехваченными поперек лба широкой лентой волосами. Он лукаво прищурил озорные серые глаза:

— Ты не хочешь нам помочь, а? Я тут тружусь как пчелка, а ведь я гость, черт возьми!

— И вовсе ты не гость. Ты у нас вроде как член семьи, — проворчала Брин. — Ну, что надо делать?

— Только вынести эти сумки, а так мы все уже сделали.

Сумки и кожаные кофры громоздились у выхода. Рон подхватил самый большой.

— По-моему, мама ждет тебя в спальне.

Он зашагал по тропинке к воротам, а Брин поспешила в дом. Как обычно, ее родители отправлялись в осеннюю поездку по дальним поселениям к югу от Тенистого Дола. Недели на две. На пять сотен миль от Дола не нашлось бы другого такого Целителя, как Вил Омсворд, да и во всей Южной Земле немного набралось бы столь искусных лекарей. Вот почему дважды в год, весной и осенью, родители Брин разъезжали по дальним деревням и оказывали помощь захворавшим людям. Эретрия всегда сопровождала мужа, за эти годы она не хуже его выучилась ухаживать за больными и ранеными. Конечно, эти поездки были вовсе не обязательны. Другие на их месте ни за что не потащились бы в такую глушь, но родители Брин были людьми щепетильными в вопросах долга и добросовестными: оба они посвятили жизнь исцелению больных и очень ответственно подходили к своим обязанностям.

На время их отсутствия Брин вменялось в обязанность присматривать за Джайром, а Рона Ли пригласили присматривать за обоими.

Когда Брин вошла в спальню, ее мать возилась с последней сумкой. Она подняла голову и, откинув с лица черные длинные волосы, улыбнулась дочери. Эретрия выглядела едва ли старше Брин.

— Ты не знаешь, где Джайр? Мы уже почти собрались.

Брин покачала головой:

— Я думала, что он с папой. Тебе помочь? Эретрия кивнула, обняла дочь за плечи и усадила ее рядом с собой на постель.

— Пообещай мне, Брин, что ты не будешь петь свою песнь желаний, пока мы с папой в отъезде, — ни ты, ни Джайр.

Брин улыбнулась:

— Да я давно уже этим не занимаюсь. — Она испытующе посмотрела в лицо матери.

— Ты — да. Но вот Джайр… хотя он, конечно, думает, что я ничего не знаю. Но как бы там ни было, пока нас с папой не будет, вы оба не станете забавляться с заклятием, хорошо? Ни одного раза. Ты поняла?

Брин смутилась. Отцу пришлось смириться с тем, что в его детях таится древняя магическая сила эльфов, но он не видел в этом ничего хорошего. С самого рождения магический дар был частью их существа. “Но вы же умные, способные люди без всякого колдовства, — часто повторял им Вил. — Чтобы добиться чего-то в жизни, вам нет нужды прибегать к этим фокусам. Будьте самими собой. Без обмана и волшебных песен”.

Эретрия была полностью согласна с мужем, хотя и не разделяла его уверенности, что отеческие наставления возымеют должное действие. Дети наверняка продолжат забавляться с заклятием. Хорошо еще, если в разумных пределах.

• 1/123
• Следующая