Перешагнув пропасть - Брукс Хелен - Страница 4

• Предыдущая
• 4/37
• Следующая

Эта семейка отказала Эмилю в материальной поддержке — ему не присылали из дома ни франка, — и тяжелая работа, которую он нашел, его доконала. А в чем мальчик был виноват? Всего лишь женился на девушке, которую любил. А они все презирали Энн настолько, что даже не пожелали с ней познакомиться.

— Пойду приготовлю чай, — сказала Сэнди без всякого выражения.

Вернувшись, она застала Жака в той же позе, в какой оставила, и хотя душа ее ушла в пятки при виде этого большого тела, свободно расположившегося на софе, этого смуглого, ироничного, красивого лица, Сэнди ничем не выдала себя и осторожно поставила чайник на пол, поскольку в комнате не было всяких там излишеств в виде журнального или чайного столика.

— Вы как любите — с молоком или без? — спросила Сэнди.

— Без.

Да уж, можно было и догадаться: он любит все темное и мрачное — мрачное, как его душа. Налив чаю, Сэнди подала ему фаянсовую кружку, стараясь не прикасаться к его руке.

— У нас нет чашек с блюдцами, — пояснила Сэнди.

— Неважно, так даже удобнее. — Он снова откинулся на спинку софы, и Сэнди, налив чаю себе, вынуждена была посмотреть ему в глаза. — Разрешите мне называть вас просто Сэнди? — спросил Жак мягко.

— Что вы сказали?

— Я об имени. Можно называть вас просто по имени? Все эти «мистер Шалье» и «мисс Гоздон»… немного смешно, вы не находите? Нам еще о многом нужно поговорить.

— Я так не считаю.

— Пожалуйста, прошу вас. — Он поднял руку, призывая ее помолчать, и она разозлилась на себя за то, что моментально ему подчинилась. — Давайте разберем наши проблемы постепенно, одну за другой. — Его акцент как-то смягчил его претензии. — Вы отнесли чай сестре? Ну хорошо. Тогда поговорим. — Прежде всего, — начал Жак, — должен сказать, что моя мать совершенно убита последними известиями, — (Почему он не говорит этого об отце? — удивилась Сэнди.) — Насколько я понял, Эмиль был лишен помощи родных именно после женитьбы. — (Сэнди кивнула.) — Но я ничего об этом не знал.

— Простите, мне трудно в это поверить, — возразила Сэнди. — Почему бы вашим родителям, было не сказать вам?

— Потому что они не сомневались в том, что я сам начну помогать Эмилю. — Голос его был грустным. — Сэнди… есть вещи, о которых мне трудно говорить: они слишком личные. Скажу только, что после случившегося мои родители считают себя страшно виноватыми. То, что они остаток жизни проведут с сознанием этой вины, уже достаточное наказание, вы не находите?

Сэнди молча пожала плечами. А что здесь скажешь?

— Нам с братом Андре рассказали о романе Эмиля с вашей сестрой где-то полтора года назад, когда роман только начался. И я просил Эмиля быть поосторожней.

— Да уж, не сомневаюсь, — проговорила Сэнди резко, и он с сожалением покачал головой.

— Вы неверно меня поняли.

— Разве? Как же прикажете вас понимать?

— Это не мой секрет.

— Да уж, конечно! Но это не смешно. Я не верю, что…

— Ну, ясно, причина имелась, и в тот момент она казалась уважительной. Сообщение Эмиля о том, что он намерен жениться, было принято не очень хорошо. Правда, мы с Андре решили, что, раз дело сделано, пусть события идут своим чередом. Время — лучший врач, в конце концов.

— Что же вас не устраивало? То, что Эмиль женится на девушке не вашего круга? То, что она не француженка? Насколько я знаю, жена Андре — дочь какого-то графа. Видимо, ее приняли с распростертыми объятиями?

— Мы говорим не об Одиль.

— А разве мы вообще о чем-нибудь говорим? Вы еще не сказали ничего существенного, вы только разглагольствуете. Мне кажется, вам в самом деле лучше уйти.

— Я не уйду, Сэнди. — Глаза его превратились в острые черные ножи. — И вы меня выслушаете. Есть кое-что, что я не вправе открывать, но поскольку Энн станет членом нашей семьи…

— Если еще станет, — перебила Сэнди. — Это ей решать.

— Согласен. — Его черные глаза снова впились в ее серо-сиреневые. — Решать будет она, и только она. Я рад, что вы это понимаете.

— Вы совершенно правы, — ответила Сэнди, подавив в себе желание плеснуть чаем в смуглое, с тонкими чертами лицо. — Если б могла, я бы и близко не подпустила ни одного Шалье к моей сестре. Но она взрослая женщина, и это ее дело. Она очень любила Эмиля, однако его родители сильно обидели их обоих. Не знаю, как это повлияет на ее решение.

— Эмиль любил родителей, — мягко перебил ее Жак. — Они его тоже любили. Мне сейчас тридцать шесть лет, брату Андре — тридцать четыре. Эмиль родился намного позже, он был «младшеньким», и мать его обожала.

— Ваша мать проявила свою любовь странным образом. — Сэнди не замолчала бы даже под угрозой смерти, но, к ее удивлению, Жак отреагировал спокойно. Глаза его не загорелись гневом, он пристально посмотрел на свою собеседницу, встал, пересек комнату и остановился перед ней. Сэнди тоже встала — было слишком неудобно спорить с ним, сидя в старой качалке, — и, гордо вскинув голову, уставилась в красивое лицо.

— Ваши гнев и презрение понятны, — пробормотал он, как бы обласкав ее лицо своим бархатным взглядом, — вы стараетесь выглядеть бывалой, жесткой женщиной. Можно подумать, что вы работали над этой ролью. — (Сэнди промолчала.) — Однако ваши глаза говорят совсем о другом. Зачем вам этот панцирь, Сэнди Гоздон? Что в вашей жизни случилось такого, что заставляет вас видеть только мрачную сторону вещей?

— Просто я вижу, что творится у меня под носом, — ответила Сэнди. — И я не люблю, когда меня умасливают. Если я, по-вашему, мрачная и жесткая, значит, я такая и есть.

— Не думаю, что вы всегда были такой, — мягко возразил Жак. — Мне кажется, это маска, и вы боитесь ее снять. Может, я ошибаюсь.

— Очень ошибаетесь. — Она знала, что врет, но выдержала его взгляд. А может, не так уж и врет. После Айана и всего, что с ним перенесла, она предпочитала держать людей на расстоянии. Особенно мужчин. Но что же в этом плохого?

Он улыбнулся так, словно она скорее подтвердила его мысли, чем опровергла.

— Я вернусь вечером и буду говорить напрямую с Энн. Если вы позволите, разумеется. — Это было сказано даже робко.

— Мнение Энн совпадает с моим. — В душе Сэнди были сомнения на этот счет, потому что Энн, она знала, обладает мягким характером — ее ничего не стоит уговорить. Она всю жизнь избегает конфликтов. А в руках этого мужчины она будет податливой, как воск, еще и потому, что он так похож на Эмиля.

— Посмотрим. — Черные бархатные глаза вдруг стали безжалостными. — Но я изложу свои соображения именно ей, без учета вашего согласия или несогласия. И буду тверд, вы меня поняли?

— Прекрасно поняла, — процедила Сэнди сквозь зубы.

— Вот и хорошо. — Протягивая руку, чтобы попрощаться, он улыбнулся, чего она не смогла сделать.

Ей не хотелось к нему прикасаться, но в душе ее шла борьба: Боже, как он красив, наверное, для некоторых женщин просто неотразим. Но не для нее. Нет, нет. Она слишком обожглась в свое время на красавцах. Она вспомнила мужчину, который тоже думал, что стоит ему улыбнуться — и все будет так, как он захочет.

— Дайте руку, мисс Гоздон, я не кусаюсь, — насмешливо сказал Жак; в то же время он как будто забавлялся, и Сэнди невольно протянула руку.

— Я не боюсь.

— Ну что ж, до вечера. — Его рукопожатие было теплым, но твердым, он поднес руку Сэнди к губам, и она отдернула ее, словно обожглась. Впрочем, это был не ожог, а скорее электрошок. В глазах Жака мелькнуло удивление, потом лицо его стало холодным и замкнутым. — Я вернусь в семь часов, — сказал он сухо. — Не вздумайте отправить Энн куда-нибудь, это будет очень глупо с вашей стороны.

— Серьезно?

— Абсолютно. Считаю нужным предупредить вас, что я упрямо иду к своей цели и всегда получаю именно то, чего хочу.

— А всегда ли вы заслуживаете того, что получаете? — Теперь она говорила медовым тоном, глядя ему прямо в глаза.

На секунду Сэнди показалось, что она зашла слишком далеко: в глубине его глаз зажглись злые огоньки; но потом красивый рот растянулся в улыбке, и он пожал плечами:

• Предыдущая
• 4/37
• Следующая