Меч Шаннары - Брукс Терри - Страница 39

Алланон приказал отряду бесшумно отступать, чтобы не раскрыть карликам, что они удачно спаслись из расставленной им ловушки. Однако прежде, чем уйти с перевала, высокий историк подошел к Флику, положил ему на плечо свою длинную смуглую руку и угрюмо улыбнулся.

— Сегодня, друг мой, ты заслужил право называться членом этого отряда — право, не зависящее от твоего родства с братом.

Он резко повернулся и жестом велел Генделю занять свое место впереди. Шеа взглянул на красное, счастливое лицо Флика и любовно хлопнул брата по спине. Он и в самом деле заслужил право сражаться рядом с ними — право, о котором Шеа пока даже не мечтал.

Отряд прошел вглубь горного кряжа Вольфсктааг еще около десятка миль, прежде чем Алланон объявил привал. Перевал Петли и угроза нападения карликов давно остались позади, и теперь они шли сквозь лесную чащу. Все это время они шагали быстро, не встречая никаких препятствий на своем пути, двигаясь по широким свободным тропам и по ровной местности, хотя поднялись в горы уже на несколько миль. Воздух здесь был чистым и прохладным, и дневное солнце словно ласкало отряд своими теплыми лучами. Леса в этих краях были разделены отвесными хребтами плитняка и голыми заснеженными пиками. И хотя эти земли испокон веков считались запретными даже для гномов, никто пока не замечал ничего необычного или говорящего об опасности. До них доносились обычные лесные шорохи, от звонкого писка насекомых до веселого пения великого множества птиц всех видов и расцветок. Казалось, что для прохода к далеким залам Паранора ими выбран наиболее разумный путь.

— Через несколько часов остановимся на ночлег, — объявил высокий странник, собрав всех их вокруг себя. — Но рано утром я покину вас, чтобы разведать, не встретят ли нас за горами Вольфсктааг посланники Повелителя Колдунов. Когда мы преодолеем горы и небольшой отрезок пути по лесам Анара, перед нами еще будут лежать равнины, после которых мы доберемся до Драконьих Зубов, что чуть севернее Паранора. Если существа с Севера или их союзники перекрыли этот путь, мне следует узнать об этом без промедления, чтобы быстро проложить для нас новый маршрут.

— Ты пойдешь один? — спросил Балинор.

— Думаю, так будет безопаснее для всех нас. Мне мало что угрожает, а вам понадобится все ваше везение, когда вы достигнете среднего Анара. Я почти не сомневаюсь, что охотничьи отряды карликов перекроют все перевалы, ведущие с этих гор, чтобы у нас не осталось шанса уйти от них живыми. Гендель проведет вас через все эти ловушки ничуть не хуже меня, а я постараюсь встретить вас где-нибудь на дороге, пока вы не доберетесь до равнин.

— Каким путем ты хочешь отсюда выбраться? — спросил неразговорчивый гном.

— Безопаснее всего — через Нефритовый перевал. Я буду отмечать свой путь лоскутами материи — мы раньше так уже делали. Красное означает опасность. Следуйте по белым лоскутам, и вам нечего будет бояться. А теперь идемте, пока еще не начало темнеть.

Они ровным шагом продвигались через Вольфсктааг, пока солнце не скрылось за вершинами западных гор и тропа впереди перестала быль ясно различима. Ночь была безлунной, суровый пейзаж тускло освещался лишь сиянием звезд. Отряд разбил лагерь под высоким каменистым склоном утеса на сотни футов возвышающегося над ними, подобно исполинскому мечу, рассекающему темное небо. С других сторон лагерь ограждала роща высоких сосен, образующих перед утесом полукруглую поляну, хорошо укрытую от посторонних глаз. Этим вечером они вновь довольствовались холодным ужином, все еще не решаясь разводить костер, который мог привлечь к себе внимание. Гендель распорядился о постоянном дежурстве до самого утра, зная, что в местности, по которой шныряют враги, ночлег без часовых может обойтись слишком дорого. Все дежурили по очереди, каждому предстояло стоять на посту по несколько часов, пока его товарищи спали. После ужина они мало разговаривали и почти сразу же завернулись в свои одеяла, утомленные долгим дневным маршем.

Шеа вызвался дежурить первым, стремясь хоть как-то участвовать в делах отряда, чувствуя, что в то время, как все остальные рискуют ради него жизнью, сам он приносит им мало пользы. За последние два дня отношение Шеа к путешествию в Паранор заметно переменилось. Он начал осознавать, сколь велика необходимость добыть Меч, до какой степени на нем лежит ответственность за народы четырех земель, беззащитных перед Повелителем Колдунов. Прежде он лишь бежал прочь от ужасных Носителей Черепа и от мысли о том, что он принадлежит к Дому Шаннары. Теперь же он шагал навстречу более страшной угрозе, навстречу поединку с силой столь исполинской, что она сама не знала пределов своей мощи — а защитой ему служила лишь отвага семерых смертных. Но даже сознавая все это, Шеа понимал, что отказ идти дальше, отказ помочь людям тем немногим, что было в его силах, предаст человеческую и эльфийскую расы и растопчет ту гордость, которую он испытывал при мысли, что внесет и свою долю в дело возвращения мира и свободы. Он знал, что даже если ему сейчас скажут, что все потеряно, он не отступит и будет до последнего дыхания продолжать начатое.

Не обмолвившись ни словом со своими спутниками, Алланон лег на землю и спустя несколько мгновений уже спал. Всю свою двухчасовую вахту Шеа разглядывал его неподвижный силуэт, пока его не сменил на посту Дарин. Было за полночь, и очередь дежурить перешла уже к Флику, когда их предводитель слабо шевельнулся, а затем одним плавным движением поднялся, кутаясь в свой зловещий черный плащ, подобный тому, в каком Флик впервые встретил его по дороге в Тенистый Дол. Какой-то миг он стоял, глядя на спящих и на Флика, неподвижно сидящего на камне на краю поляны. Затем, без единого слова или жеста, он повернулся к северу, шагнул на тропу и растворился в темном лесу.

Всю оставшуюся ночь Алланон шел, не делая ни одного привала на своем пути, стремясь достичь Нефритового перевала, среднего Анара, а за ними — и равнин на западе. Его темная фигура с быстротой мчащейся тени скользила по безмолвному лесу, лишь не надолго касаясь земли и спеша дальше. Его тело казалось бесплотным, просачивающимся сквозь жизни маленьких существ, перед которыми он представал на миг ненадолго задерживаясь в их памяти; он не изменял их и не оставлял прежними, оттискивая в их умах свой неизгладимый след.

Вновь и вновь возвращались его мысли к путешествию в Паранор, он обдумывал то, что было ведомо лишь ему одному, и чувствовал себя странно беспомощным перед лицом надвигающихся событий. Все остальные лишь догадывались о роли, отведенной ему в происходящем и грядущем, только ему приходилось жить со знанием истины, управляющей его судьбой и судьбами многих других. Он вполголоса беседовал сам с собой, испытывая ненависть к происходящему, но зная, что у него нет другого выбора. Он в одиночестве шагал по безмолвному лесу, его слегка вытянутое худое лицо казалось черной маской нерешительности, изрезанной глубокими морщинами страданий, но в глазах читалась твердая, как скала, решимость, которая продолжит питать его душу, когда умрет надежда в сердце.

Он встретил рассвет, пробираясь через особо густой участок леса, на несколько миль тянущийся по холмистой местности, усеянной камнями и поваленными стволами. Он мгновенно заметил, что в этой части леса стоит странная тишина, словно здесь всего коснулась ледяная рука смерти. Тропа за ним была аккуратно отмечена белыми лоскутами ткани. Он убавил шаг. До последнего момента ничто в лесу не вызывало у него опасений, но сейчас Алланона не оставляло предостерегающее ощущение того, что впереди его ждет нечто необычное. Он подошел к развилке, где тропа расходилась в две стороны. Одна из двух троп, широкая и проторенная, вероятно бывшая раньше крупной дорогой, сворачивала влево и спускалась в просторную долину. Ему не удавалось ясно рассмотреть эту долину, скрытую в лесной чаще, сквозь которую дальше чем на пару сотен футов ничего невозможно было разглядеть. Вторая же тропа заросла густым кустарником. По ней можно было идти только цепочкой или прорубая себе более широкий путь. Узкая тропа вела вверх, к высокому хребту, тянущемуся прочь от Нефритового перевала.