Женщины времен июльской монархии - Бретон Ги - Страница 20
- Предыдущая
- 20/57
- Следующая
— Капитан, я принц Луи. Будьте с нами. Вы получите все, что пожелаете.
Ответ, однако, был неожиданным:
— Принц Луи или нет, — ответил офицер, — но я вас не знаю, и потому сделайте одолжение, убирайтесь отсюда! Наши сумки полны патронов. Берегитесь! Вы и ахнуть не успеете, как вас возьмут на мушку!
И тут же крикнул:
— Горнист! Сыграйте сбор! К оружию!..
Принц, очень расстроенный, понял, что дело принимает скверный оборот.
— Игра проиграна! — произнес он торжественным тоном.
И, прижав локти к туловищу, он бегом покинул казарму в сопровождении своих друзей. Случай, о лукавстве которого все мы хорошо знаем, привел беглецов к подножию колонны, воздвигнутой в память о выступлении Великой Армии на поле Аустерлицкой победы…
И здесь принц не смог сдержать своего отчаяния:
— Я покончу с собой прямо тут, — воскликнул он. — Пустите меня!
Но преданные друзья потащили его к морю, а в это время со всех колоколен города звонили колокола и барабан бил, созывая горожан.
Беглецы достигли берега в Вимере почти в то же время, что и солдаты капитана Пюижелье.
— Наши лодки исчезли, — вскричал Луи Бонапарт, — будем добираться до корабля вплавь!
Он бросился в воду, а за ним и его друзья. Но после первого же залпа, в результате которого один человек был убит, несколько ранено, а в мундире принца появилась дырка, пловцы вынуждены были прервать свое плавание.
Одному из лейтенантов короля пришлось собирать заговорщиков.
Самому безрассудному из когда-либо затевавшихся заговоров пришел конец.
Дрожащего от страха, отчаявшегося Луи-Наполеона препроводили в замок. 12 августа он был посажен в тюрьму Консьержери, в ту самую камеру, где пять лет назад сидел Фиески, а 30 сентября палата пэров приговорила его к пожизненному заключению в форте Ам…
Узнав о столь суровом приговоре, друзья принца были потрясены: «От Лондона до Флоренции и от Констанции до Рима, — писал Флоран Буэн, — все, кто знал Луи-Наполеона, сходились на том, что решение палаты пэров равносильно смертному приговору: никогда, говорили они, никогда он не сможет жить без женщин!»
Больше всего Луи-Наполеон должен был страдать не от лишения свободы (он мог по многу дней подряд не выходить из собственного кабинета, погрузившись в чтение и куря сигареты), а от воздержания, на которое его обрекли.
Будущий император не мог обходиться без женщин. Ему было просто необходимо каждый день прикоснуться рукой к женской груди, к прекрасной ножке или крепенькой ягодице… Это пристрастие к женским формам толкало его временами на такие поступки, которые любому показались бы неуместными со стороны принца. Поль Вердье говорит, что «он не мог видеть ни одного декольте без того, чтобы не запустить туда руки на манер человека, пытающего вынуть рыбку из аквариума. Вольность, неизменно удивлявшая свидетелей…».
Разумеется, в том, что касается любви, у Луи-Наполеона не было никаких классовых предрассудков: субретки, принцессы, буржуазки, лавочницы, крестьянки — все годились. Его юность была так богата любовными приключениями самого разного рода, что для того, чтобы в полной мере осознать весь ужас предписанного несчастному принцу наказания, нам придется, как пишут романисты, вернуться немного назад…
ЛУИ-НАПОЛЕОН ПЕРЕОДЕВАЕТСЯ В ЖЕНСКОЕ ПЛАТЬЕ, ЧТОБЫ ПОУХАЖИВАТЬ ЗА ПРЕКРАСНОЙ ФЛОРЕНТИНКОЙ
Увлечение женщинами толкало его на экстравагантные выходки, недостойные принца.
Как все дети любви, Луи-Наполеон Бонапарт с самого раннего возраста мучился желанием «насладиться дамами» .
В двенадцать лет он влюбился в девочку, имя которой «писал» с помощью посеянных на грядке семян кресс-салата.
— Она верила в платоническую любовь, — рассказывал он позже, — и я был этим страшно раздосадован, потому что мне-то хотелось спать с ней. Природное желание во мне уже тогда было очень настойчивым…
В тринадцать лет он больше не мог себя сдерживать. Он тогда жил в Швейцарии с матерью, в замке Арененберг. Однажды вечером он затащил в свою комнату одну из своих нянек, задрал ей юбки и, проявив властность, изнасиловал ее.
Эта выходка имела самые приятные последствия для молодых женщин, живших в те времена в окрестностях озера Констанция.
Войдя во вкус удовольствия, которое он испытал с субреткой, Луи-Наполеон стал с этого момента посвящать большую часть своего времени углубленному, а также сравнительному изучению того, что очень мило называл «корзинкой для рукоделия дам и девиц»…
Он начал с пастушек, которым, как известно, всегда нравилось быть брошенными на травку каким-нибудь принцем. Потом проник в семейства благопристойной швейцарской буржуазии и самым беспорядочным образом, не считаясь с существующей иерархией, стал наслаждаться девушками, их мамами, тетями, кузинами, гувернантками, ну и т. д. Наконец, наступил возраст, когда он стал целить выше и встречаться с красивыми,
аристократичными иностранками, приезжавшими в эти места на курортный сезон.
Эта поразительная любовная активность вынуждала его покидать замок сразу после завтрака и возвращаться лишь к обеду.
Столь долгие отлучки вызвали в конце концов подозрения королевы Гортензии. Однажды, когда Луи-Наполеон просил в очередной раз разрешения уйти из-за стола еще до окончания завтрака, мать сказала ему с улыбкой:
— Когда отказываются от своего десерта, значит, спешат к другому…
Принц очень смутился и покраснел. И тогда, снисходительная к шалостям сына, который начинал все больше на нее походить, она сказала спокойно:
— Иди…
И Луи-Наполеон, отложив салфетку, помчался на свидание с очаровательной англичанкой, жившей по соседству и каждый день поджидавшей его, раздевшись донага, у себя в постели, хотя для сна и было несколько рановато…
Каждый год королева Гортензия возила сына в Рим, где происходил традиционный сбор семьи Бонапартов.
В 1830 году они остановились во Флоренции. Там двадцатидвухлетнего принца представили графине Баральини. Эта молодая женщина, имевшая прозвище «Преддверие рая», отличалась столь яркой красотой, что принц немедленно влюбился.
Буквально на следующий день он передал графине записку, в которой просил ее о свидании.
Не получив ответа, он стал искать способ попасть в дом к взволновавшей его флорентийке. Проведя в раздумьях целую ночь, он, как ему показалось, придумал очень удачную хитрость.
Вот что рассказывает об этом необыкновенном и поистине шутовском приключении памфлетист Эжен де Миркур:
«Он решил нарядиться женщиной: с этой целью он не только надел платье, шаль, шляпку, но, хорошенько побрившись, попудрил лицо рисовой пудрой, подкрасил румянами щеки, нацепил на голову женский парик с искусственными косами, чтобы получше скрыть свое лицо, потом наполнил корзину множеством красивых букетов и в этом наряде цветочницы отправился к жилищу дамы своего сердца.
Дверь ему открыла горничная. Принц скромно потупил глаза.
— Я цветочница синьоры, — сказал он, постаравшись изо всех сил смягчить свой голос, — и принес цветы, которые она мне заказала.
Горничная, поддавшись на эту хитрость, без малейших опасений проводила его к своей хозяйке. При виде этой кошмарной девицы, чьи маленькие циничные глазки странно таращились из-под смешной шляпки и чей нос с горбинкой придавал физиономии нелепое и даже смешное выражение, прекрасная итальянка не сумела скрыть чувства глубокого отвращения. Однако Луи Бонапарт, поглощенный своей страстью, захваченный любовью, не обратил на это внимания. Как только горничная вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь, он, очутившись наедине с дамой, бросился к ее ногам и, лепеча слова любви, стал умолять уступить пламени его души:
— Я не могу больше жить, — уверял он, — без обладания вами. Лучше тысячу раз умереть, чем терпеть страшные муки, терзающие мое сердце и подвергающие пыткам душу с тех пор, как я вас увидел. Прекратите же мою пытку, уступите моей любви, будьте моей или я погружусь в отчаяние и расстанусь с жизнью.
- Предыдущая
- 20/57
- Следующая