Распутный век - Бретон Ги - Страница 34
- Предыдущая
- 34/59
- Следующая
Эта душещипательная литература, черпавшая вдохновение во лжи, — и в эту ложь без всяких рассуждении поверил народ, который называют самым просвещенным в мире, — вызвала к неосторожной Мари-Антуанетте неутолимую ненависть. Уже у подножия эшафота толпа припомнила ей «кровосмесительную связь» бросила в лицо грязные ругательства…
Как мы видим, м-м дю Барри можно считать ответственной за ту ненависть, которая толкнула народ Франции на убийство своей королевы…
Событию происшедшему в Версале 10 января 1774 года никто не придал особого значения, но оно имело непредсказуемые последствия. Мари-Антуанетта организовала бал, и вся придворная молодежь очертя голову бросилась веселиться… Были, правда, и блат разумные (а быть может, лишенные воображения), он, мирно танцевали под звуки скрипок. Но большинству приглашенных грезились более острые развлечения. Одни маячили в коридорах в поисках укромного местечка другие в темных углах с наслаждением предавались занятиям, имевшим с менуэтом очень отдаленное сходство…
Мари-Антуанетта стояла у камина и, как обычно с горящими глазами слушала рискованные анекдоты графа д'Артуа — дофина обожала их: лишенная любви, она довольствовалась пикантными деталями, вызывавшими у нее легкий озноб. Она живо переживала очередную забавную новеллу, вызвавшую у нее смех когда вошел посол Швеции и представил дофине весьма элегантного молодого человека. Мари-Антуанетта посмотрела на прекрасного юношу — и обомлела. Этого молодого шведа звали Жан-Аксель Ферзен, ему было, как и ей, девятнадцать лет.
Через несколько недель, 30 января, в Опере состоялся большой костюмированный бал. Ферзен был на нем и веселился, как и все. В конце кадрили к нему подошла молодая дама в белом домино:
— Добрый вечер… Хорошо ли вы повеселились?
Швед, думая о возможном приключении, охотно ответил. Дама рассмеялась — завязался галантный разговор. Распалившийся Ферзен думал уже, как увести эту очаровательную особу куда-нибудь в коридор, как вдруг заметил сомкнувшееся вокруг них кольцо. Маски, казалось, смиренно ждали, пока белое домино наговорятся. Он произнес еще несколько слов, хотел взять таинственную незнакомку за руку, но та попрощалась с ним легким наклоном головы и направилась… к королевской ложе. Только тогда Ферзен понял, что говорил с Мари-Антуанеттой…
Через несколько дней он уехал из Франции, чтобы продолжить свое путешествие по Европе, и увез с собой воспоминание о нежном голосе, изящном стане и больших синих глазах, так нежно взглянувших на него. Он мечтал о ней годы напролет, ему суждено было снова вернуться в Версаль…
Неосторожность дофины, разумеется, стала известна дю Барри, которая прокомментировала ее с присущим ей талантом:
— Эта рыжая девчонка уже дошла до того, что прилюдно пристает к мужчинам, — заявила она королю. Постаревший, утомленный жизнью, Людовик XV пожал плечами. Через несколько дней дофина назвала фаворитку шлюхой, и та из чувства мести организовала новую волну клеветы. На этот раз ее целью стал развод Мари-Антуанетты. Но она не успела…
Весной король опасно заболел. Врачи определили оспу. По словам Башомона (мы найдем их в его «Тайных мемуарах…»), этой болезнью он был обязан «непомерному удовольствию, испытанному им в Триапоне, где он развлекался с красивой шестнадцатилетней девушкой, предоставленной ему графиней дю Барри. Бедняжка, сама того не ведая, носила в себе вирус этой смертельной болезни, поразившей ее на день позже, чем короля, — она умерла в три дня». Но в оспу никто не хотел верить. Простой люд, потирая ладони, ожидал, пока король перейдет в мир иной… В течение болезни короля окружали шесть врачей, пять хирургов, три аптекаря. В Версале развернулись сцены, достойные пера Мольера. Ле Монье, первый врач, каждый час подходил к постели.
— Сир, необходимо, чтобы ваше величество показали язык.
Король высовывал язык и демонстрировал его в течение пяти минут. Затем он прятал его и звал второго врача:
— Ваша очередь, Лассон!
Лассон подходил к Людовику XV, и тот высовывал язык. Через пять минут он убирал его и звал третьего врача:
— Лорри, а теперь вы!
Исследование языка возобновлялось.
Шесть врачей, пять хирургов и три аптекаря следовали таким образом друг за другом, и каждый из них своему «высказывал свое удовлетворение цветом и красотой этого драгоценного королевского органа». Несмотря на повторные осмотры, кровопускания, лекарства королю становилось все хуже. Четвертого мая он позвал м-м дю Барри.
— Теперь, когда я не обманываюсь по поводу своего состояния, не следует возобновлять метцевский! скандал… Если бы я знал раньше то, что известно мне теперь, вас уже здесь бы не было. Я принадлежу Богу и моему народу. Вам необходимо завтра же уехать.
Когда м-м дю Барри это услышала, произошло то чего она опасалась уже несколько дней: ей просто стало плохо — из апартаментов короля ее вынесли без чувств… Вечером, поняв, что для нее все кончено, фаворитка, вся в слезах, села в карету и уехала в Рейль чтобы дать королю возможность получить последнее причастие. Этот отъезд, происходивший на глазах насмешливого двора, был больше похож на бегство. Шум колес по мостовой не вывел Людовика XV из забытья — он проспал весь день. Когда настала ночь он открыл глаза и тихо прошептал:
— Приведите мадам дю Барри.
Ла Борд подошел.
— Сир, она уехала.
— Куда?
— В Рейль, сир.
Две слезы скатились по щекам Людовика XV.
— А! Уже… — вздохнул король и снова погрузился в глубокий сон.
Пятого мая ему стало совсем плохо. От загнивших ног и всего тела исходил отвратительный запах. Десятого мая, около часу дня, он скончался.
Тотчас же толпа придворных, обрадовавшись возможности покинуть зараженные апартаменты почившего короля, устремилась преклонить колени перед Людовиком-Августом и Мари-Антуанеттой. Оба они плакали, раздавленные упавшей на них ответственностью…
Первым документом, подписанным Людовиком XVI, стало запрещение м-м дю Барри под каким бы то ни было предлогом появляться при дворе. Напуганная и ставшая вдруг стыдливой, бывшая фаворитка укрылась в Понт-о-Дам <Впоследствии м-м дю Барри получила от Людовика XVI решение жить в Лувсьенне, где она и обитала до революции вместе со своим прежним любовником графом де Бриссаком>. Мари-Антуанетта облегченно вздохнула, наконец-то она торжествовала. Став королевой она решила, что ей некого больше опасаться, и разумеется ошиблась, чему вскоре и получила доказательство.
Ненавидел королеву и мечтал об изгнании ее из Франции граф де Прованс. С того времени, как она отвергла его ухаживания, он готовился отомстить. После исчезновения м-м дю Барри он возглавлял и вдохновлял группу клеветников, бросая в адрес Марп-Антуанетты страшные обвинения, и даже сам сочинял гнусные песни о свояченице.
Считавшая себя защищенной от злых языков, молодая королева думала, что со временем все успокоится, и продолжала беззаботную жизнь. Летними ночами, пока Людовнк XVI спал, она прогуливалась с подругами в Версальском парке. Укрытые кустарником музыканты сопровождали томными мелодиями эти невинные прогулки. Однажды вечером заговорил с королевой, не узнав ее, молодой служащий военного министерства. Довольная своим инкогнито, Мари-Антуанетта ему ответила. «Красота ночи и очарование музыки, — свидетельствует м-м Кампан в „Мемуарах“, — стали предметом разговора». Через несколько минут королева и ее подруги попрощались с юношей и продолжили прогулку. Незначительное это происшествие вывело из себя графа де Прованса… Вот как эта история передана народу нанятыми им писаками: «Мари-Антуанетта почти каждую ночь отправляется в Трианон, где в наряде амазонки предается наслаждениям то с женщинами, то с мужчинами попеременно. Среди ее ночных друзей-атлетов особенно заметен прекрасный семнадцатилетний юноша. Его приятная внешность, нежная кожа, подбородок с едва пробивающимся пушком — символом мужественности, его голос, стройный стан возбудили желания похотливой Мари-Антуанетты. В будуар королевы его привела камеристка Кампан, наперсница ее удовольствий…»
- Предыдущая
- 34/59
- Следующая
