Наполеон и женщины - Бретон Ги - Страница 29
- Предыдущая
- 29/69
- Следующая
Когда они отъехали от замка, Бонапарт обратился к молодой женщине:
— Вы полагаете, что Вы умны?
Придя в замешательство (если верить ее мемуарам), Лаура ответила:
— Я не думаю, что я умнее других, но и глупенькой себя, не считаю'…
— Да Вы не просто глупы, Вы же полная дура!
Она предпочла промолчать, он продолжал:
— Вы мне можете объяснить, почему Вы разрешили Вашему мужу остаться здесь ночью?
— Причина простая и ясная, генерал; я люблю Жюно, мы — супруги, и я не вижу ничего скандального в том, что муж был рядом со своей женой…
— Но Вы знаете, что я запретил ему являться, а мои распоряжения выполняют неукоснительно!
— Меня они не касаются. Если консулы будут определять меру супружеской интимности и устанавливать число дней и часов, которые муж и жена могут проводить вместе, я этому не подчинюсь. До сих пор я жила, как мне хотелось, и так и буду поступать впредь".
Вечером Лаура покинула Мальмезон.
Правдиво ли изложила эту историю герцогиня д'Абрантес? Остались ли безуспешными домогательства Бонапарта? Историки в этом сомневаются.
Вся эта сцена из «Мемуаров», которую мы здесь изложили, написана явно с одной целью: объяснить приход Бонапарта в спальню Лауры в то время, когда там находился Жюно.
Есть еще один многозначительный факт: приключение в Мальмезоне состоялось летом 1801 года. А 6 сентября Бонапарт, который вовсе не имел оснований очень благоволить к Жюно после сцены, описанной Лаурой, преподнес ему награду в тридцать миллионов франков (!).
Кроме того, как уточняет Жан Саван, Жюно — без каких-либо особых оснований — был повышен в чине из бригадного генерала он превратился в генерала дивизии. Позже, при Империи, он ежегодно получал семьдесят пять миллионов франков. Такими щедрыми не бывают с мужем женщины, которая вам решительно отказала. Надо полагать, что Бонапарт приходил по утрам к мадам Жюно для более приятного занятия, чем разбор своей переписки.
БОНАПАРТ ЛИШАЕТСЯ ЧУВСТВ В ОБЪЯТИЯХ МАДЕМУАЗЕЛЬ ЖОРЖ
«Она нашла, что он недурен, ему же стало дурно».
25 июня 1802 года парижане наполнили театр Фавар, чтобы посмотреть объявленный спектакль итальянской труппы «Удачный обман» Паэзиэлло, но они увидели афишу о замене спектакля какой-то малоинтересной буффонадой в исполнении актеров второго состава.
Театральные завсегдатаи попросили разъяснения у директора.
— Я не виноват в изменении программы, — ответил он. — Сегодня утром Первый Консул призвал труппу первого состава к себе в Мальмезон, чтобы сыграть «Ночи Дорины». Сами понимаете, возражать я не мог.
Как всегда охочая до сплетен толпа начала злословить, утверждая, что Первый Консул вызвал к себе комедиантов не для удовольствия послушать итальянскую музыку и пение, а для того, чтобы отведать прелестей приглянувшейся ему молодой актрисы. Как всегда, злые языки были правы.
Жозефина отбыла в Пломбьер в надежде вылечиться от своей злосчастной бесплодности. Бонапарт, чувствуя себя в прекрасную пору июня бодрым и пылким, приударил за молоденькой актрисой Итальянского театра Луизой Роландо.
«Она не была итальянкой, — пишет редактор „Деба“, — но это не вредило ей в глазах французской публики. Она была подлинной парижанкой — манеры, игра, пение; ее так же приятно было видеть, как и слушать. В ней соединялись чувствительность и кокетство, и в манере держать себя были присущие французским актерам точность жестикуляции и неуловимое благородство, которые с натугой имитируют итальянцы, как мы с трудом перенимаем их врожденную музыкальность».
После представления «Ночей Дорины» Бонапарт предложил Луизе и всей труппе остаться в Мальмезоне.
Молодая актриса, очарованная мыслью увидеть в ночной рубашке генерала, которым в парадной форме восхищалась вся Европа, охотно согласилась.
Констан проводил актрису в гостиную, куда вскоре пришел Бонапарт. После подписания договора в Амьене, заключения конкордата с Римом и утверждения посредством плебисцита своего пожизненного консулата Бонапарт был исключительно весел и жизнерадостен. Он организовывал балы и спектакли с участием Гортензии, играл в «скачи, баран!» на лужайках Мальмезона и забавно подшучивал над своими гостями. Это мальчишество, которое тщательно скрывают официальные историки, очаровало юную Луизу Роландо. Едва усевшись рядом с ней, он задрал ее юбку и со смехом возгласил, сам наслаждаясь шуткой: «Поднимем занавес!»
Потом, «запустив руки в теплую глубину ее шелковых юбок с кружевными оборками, перешел на лирический тон и стал петь дифирамбы ее таланту, ее глазам, нежной коже, белокурым волосам, изящным изгибам ее тела. Луиза, покоренная, молча позволяла себя трогать, мять, щекотать, в мечтах уже воображая себя м-м Помпадур великого человека, который ее желал»'.
Наконец Первый Консул отнес девушку в смежную комнатку, раздел и положил на кровать, нетерпеливо, словно перед битвой, он разделся, засунул в нос понюшку табака и бросился в объятия Луизы.
Он обнаружил изрядный пыл, актриса ответила ему не менее страстно.
Связь Бонапарта с Луизой Роландо продолжалась недолго. Жозефина, информированная о свидании 25 июня, мигом выехала из Пломбьера и в Мальмезоне закатила мужу жуткую сцену. Первый Консул, весьма смущенный, перевез актрису в один из лучших столичных особняков, пообещал супруге вести себя примерно и вернулся к соблюдению Гражданского Кодекса.
Луиза Роландо покинула Комическую Оперу в 1806 году и стала директрисой театра Ганд. Через год она вернулась в Париж. Однажды вечером, когда она сидела у камина, загорелось ее платье и она сгорела заживо.
Некоторые добавляют к списку м-м Бранчу как первую актрису, «облюбованную» Бонапартом.
Но Луиза — а до нее Грассини возбудили у Бонапарта вкус к актрисам. Пять месяцев спустя, 20 ноября, его сердце было покорено м-ль Жорж, красавицей со скульптурными формами, которая в пятнадцать лет дебютировала во Французском театре в роли Клитемнестры в «Ифигении в Авлиде».
В тот же вечер Бонапарт навел справки об этой мясистой девице и узнал, что ее настоящая фамилия Веймер, что ее родители управляют маленьким ярмарочным театром, в Амьене, что ее дарование открыла актриса м-ль Рокур, известная лесбиянка, что у нее была короткая связь с Люсьеном Бонапартом, а сейчас она живет на содержании польского князя Сапеги.
Получив все эти сведения, Бонапарт отправил к м-ль Жорж Констана.
Мадемуазель, изрядно напуганная, последовала за лакеем во дворец Сен-Клу, где в то время расположился Бонапарт. Здесь ее встретил Рустан и провел в гостиную, где она, дрожа, забилась в кресло. Но предоставим ей самой описать наивным языком старлетки ее первую встречу с Бонапартом:
"Консул с ног до головы был в шелку: белые атласные штаны до колен, зеленый мундир с красными обшлагами и воротником, шляпа под мышкой. Я встала. Он подошёл ко мне, поглядел на меня своим неповторимым чарующим взглядом, усадил на широченный диван, поднял мою вуаль и небрежно бросил ее на пол. Мою любимую вуаль! Я была расстроена.
—Как дрожит ваша ручка! Вы боитесь меня, я кажусь вам ужасным. А я нахожу Вас красавицей, и вчера я захотел выразить свое восхищение. Выходит, что я был более любезен и вежлив, чем Вы.
— Как это, месье?
— Как? Я послал Вам после спектакля Эмилия три тысячи франков, чтобы отблагодарить Вас за удовольствие, которое Вы мне доставили. Я думал, что Вы попросите разрешения прийти ко мне, чтобы тоже выразить благодарность, а прекрасная и гордая Эмилия не пришла.
— Но я не осмелилась, я не знала… — робко пробормотала я.
— Это не извиняет Вас; значит, Вы меня боитесь?
— Да.
— И сейчас?
— Еще сильнее.
Консул рассмеялся от всего сердца.
— Как ваше имя?
— Жозефина-Маргарита.
— Имя Жозефина я люблю, но лучше я буду звать Вас Жоржина, ладно. Хотите?
- Предыдущая
- 29/69
- Следующая