Наполеон и женщины - Бретон Ги - Страница 24
- Предыдущая
- 24/69
- Следующая
В шесть часов утра стекла домов на улице Виктуар задребезжали, а жители проснулись от «громкого топота кавалерийских легионов» — это четыреста драгунов под командой полковника Себастьяна продефилировали перед окнами своего главнокомандующего, прежде чем отправиться, согласно принятому плану, к Тюильри.
Обитатели домов на улице Виктуар, еще в халатах и ночных колпаках, любопытно выглядывали в щели приоткрытых оконных ставен и вскоре увидели великолепный кортеж из генералов высшего ранга, в сапогах, белых обтянутых рейтузах и треуголках с трехцветными кокардами, верхами. Парижане увидели Мюрата, Ланна, Бертье, Жюно, Моро, Макдональда и многих других, не столь еще известных.
Соседи будущего императора переговаривались через окна соседних домов, и вот какой разговор супружеской четы Барон и мадам Сулар, проживавших в домах 41 и 46 на улице Виктуар, записал мемуарист Гюстав Понтье:
— "Значит, на сегодня назначена охота на никудышников?
— Должно быть, так…
— И сегодня вечером мы снова заполучим короля? [28]
— Лучше придержите язык, соседушка!
— Я только повторяю чужие слова. Мне рассказали, что Баррас просил графа Прованского занять трон [29]…
— Замолчите! Революцию делали не для того, чтобы снова лицезреть короля. Нет, нам нужен хороший республиканец, честный и энергичный. Я надеюсь, что генерал Бонапарт сегодня выбросит на свалку это «Дерьмо пятисот».
В восемь часов, когда Совет Пятисот, по распоряжению Бонапарта, был информирован о мнимом заговоре роялистов, супруги Барон увидели даму, входящую в особняк Бонапарта на улице Виктуар.
Это была мадам Гойе, которая одна, без мужа приехала на завтрак к Жозефине по ее приглашению, — председатель Директории не без оснований отнесся к нему подозрительно и не явился [30].
В половине девятого, когда улица Виктуар была забита каретами, лошадьми, гвардейцами и офицерами, галдящими и жестикулирующими, явился Жозеф Бонапарт в сопровождении Бернадотта, одетого в штатское..
Полчаса спустя м-сье Барон, м-м Барон и их соседка увидели, как муж Дезире Клари, бледный от гнева, пробежал под их окнами. Вечером они узнали, какая сцена разыгралась между ним и Бонапартом.
Увидев входящего в дом Бертадотта, корсиканец яростно набросился на него:
— Как?! Вы не в форме?
— Я не на службе!
— Нет, Вы именно находитесь в данный момент на службе. Совет Старейшин назначил меня сегодня утром комендантом Парижа, командующим национальной гвардии и все находящихся а столице войск. Возвращайтесь домой, наденьте форму и присоединяйтесь к нам у Тюильри, куда я сейчас отправляюсь.
— Нет!
— В таком случае Вы останетесь здесь.
Мертвенно-бледный. Бернадотт поднял свою трость-шпагу:
— Вы можете убить меня, но удерживать меня силой я не позволю.
Бонапарт сдержав себя, зная что Дезире сумеет повлиять на мужа, и он не станет действовать вопреки ее желанию.
Он сказал улыбаясь:
— Я прошу Вас дать честное слово, что Вы не выступите против меня, генерал Бернадотт.
Беарнец задумается. Удачная фраза Бонапарта нашла путь к его сердцу. Может быть, действительно, во имя любви к своей жене он не должен ничего предпринимать против Бонапарта?
Он поднял голову:
— Хорошо, как гражданин, я даю Вам честное слово, что действовать против Вас не буду…
— Что Вы под этим подразумеваете?
— Я больше не буду произносить речи перед народом и солдатами.
И он удалился, кипя от ярости, скованный честным словом, которое он согласился дать ради спокойствия любимой женщины.
В самом деле, в этот момент Бернадотт мог еще помешать государственному перевороту.
Он мог бы ринуться к своим друзьям в Ассамблее, сообщить им о том, что готовится на улице Виктуар и потребовать, чтобы Бонапарта объявили вне закона.
Послушаем Тибодо:
«Вооруженные декретом, объявлявшим Бонапарта вне закона, Ожеро, Журден и Бернадотт могли бы действовать. против заговорщиков с помощью гренадеров — охраны Совета Старейшин и Совет Пятисот, которые не были охвачены мятежным настроением армии; кроме того, могли бы вызвать войска из провинций.»
Но Бернадотт любил свою жену. Связанный обещанием, которое он дал, чтобы не возбудить ее недовольства, он сохранил нейтралитет и не воспрепятствовал заговору.
Позднее он признает свое «малодушие», излив свои чувства Люсьену Бонапарту, непоследовательное поведение которого как председателя Совета Пятисот тоже способствовало успеху заговора.
"Да, вы нарушили свой долг, поступили против совести республиканца, потому что объявление вне закона било бы справедливым делом, Вы сами это знаете эту лучше меня… Но разве я вправе упрекать Вас за то, что Вы не вспомнили о великих примерах былых времен, когда люди из любви к Родине жертвовали жизнью и жизнью своих близких?.. Ведь я сам уступил мольбам Жозефа, и почему? Потому что Жюли, его жена — сестра моей Дезире… Вот от какой малости зависят иногда судьбы великой страны…
Вы ведь знаете, предместье Сент-Антуан было моим; у нас было оружие, и немало людей, не одураченных затоворщнками, пошли бы за мной. Но нет, все в этот день пошло наперекосяк. Восторжествовала слабость: Вы проявили ее в Оранжерее, я — дав это честное слово, когда я еще мог все предотвратить!"
Еще раз любовь решила судьбу всей страны…
В девять часов чета Баронов и мадам Сулар, которые в это утро и думать забыли о повседневных делах, увидели из своих окон, как перед особняком Бонапарта остановилась карета, из которой вышли трое, по облику и костюмам — государственные чиновники высокого ранга.
— Это делегация Ассамблеи! — решил м-сье Барон. — Они пришли, чтобы призвать Бонапарта к власти!
Восторженный м-сье Барон немного опередил события.
Эти люди явились, чтобы вручить корсиканцу декрет Совета Старейшин, гласящий, что в связи с обнаруженным заговором Законодательный Совет перемещается в Сен-Клу, и что «генералу Бонапарту поручается командование всеми парижскими войсками и предлагается принять все необходимые меры для обеспечения национальной безопасности».
Теперь Корсиканец мог свергнуть Директорию. Четверть часа спустя чета Баронов и мадам Сулар увидели, что из особняка Шантэрен выбегают гвардейцы, садятся на своих лошадей и пускают их в галоп.
— Они едут, чтобы арестовать членов Директории! — воскликнула мадам Сулар.
Но она ошибалась. Гвардейцы скакали, чтобы передать приказ о расклейке по всему городу приготовленных заранее афиш с сообщением о событиях.
"Вдруг, — сообщает нам Гастон Понтье, — все жители улицы Виктуар воскликнули хором:
— Вот он!
И сразу вслед за этим раздались восторженные клики:
— Да здравствует Бонапарт! Спасите Республику, генерал! Долой Директорию!"
Корсиканец появился на белой лошади, следом за ним — его генералы. Кортеж направился к бульвару Мадлен и Тюильри.
В десять часов Бонапарт принял присягу перед Ассамблеей. В одиннадцать часов Сийес, Роже Дюко и Баррас подали в отставку, а Гойе и Мулэн, которые отказались это сделать, были взяты под стражу…
В полдень Директория уже не существовала.
Вечером Бонапарт, весьма довольный собою, вернулся на улицу Виктуар, где ждала его слегка обеспокоенная Жозефина.
— Все прошло отлично, — воскликнул он, сияя. — Мне даже не понадобилось читать в Тюильри речь, которую я подготовил.
— О, как жаль! — отозвалась Жозефина, уже сидящая у него на коленях. — Она так хороша! Особенно мне нравятся фразы: «Я оставил вам мир и нашел здесь войну; я оставил вам Победы — а теперь враги снова нарушили наши границы»…
— Не огорчайся, — возразил Бонапарт, — я не прочитал ее в Тюильри, но толпа все-таки услышала ее. Когда после заседания я прохаживался в саду, Ботто, секретарь нашего общего друга Барраса, принес мне его прошение об отставке [31]. Беседуя с ним, я пересказал речь, которая тебе так нравится, и таким образом солдаты ее услышали. Я имел чрезвычайный успех…
28
В то время речь шла о двух возможных режимах: республике или монархии. Об империи Бонапарт возмечтал значительно позже.
29
Баррас действительно вел тайные переговоры с Людовиком XVIII
30
Раздосадованный Бонапарт попросил м-м Гойе послать записку мужу, чтобы тот все-таки приехал. Но жена председателя Директории была ловкая штучка: она согласилась это сделать, но написала следующее: «Ты правильно сделал, что не пошел, друг мой; я убедилась, что это приглашение было ловушкой».
31
После падения Барраса Франсуа-Мари Ботто, которого Бонапарт считал талантливым и многообещающим молодым человеком, «надеждой Директории», действительно покинул политическую сцену и вместе с сестрой создал фабрику лечебного настоя на травах от зубной боли, названного его именем.
- Предыдущая
- 24/69
- Следующая
