О смелых и умелых (Избранное) - Богданов Николай Владимирович - Страница 58
- Предыдущая
- 58/90
- Следующая
- Дяденьки, стрельните! Дяденьки, стрельните! - просили мальчишки, и в их хор вливался голос Фильки.
Усатый артиллерист приметил Фильку и спросил:
- А ты откуда взялся такой рыжий-красный?
- А из Кремля.
- Давно ли?
- Сейчас, дяденька. Меня братик послал, чтобы я все видел, развидел.
- Ишь ты какой! А что же твой братик сам не пошел посмотреть?
- А он при должности. Ему никак нельзя отойти от полковника Рябцева. Он ему кофей подает.
- Ой, врешь! Ой, вихры потяну за враки! Ну и сказочник ты, брат! Ростом мал, а враньем велик!
- Да не вру я, дяденька! Вот землю съесть! Хоть разок стрельните, мне бежать надо.
- Если не врешь, стрельнем, - пообещал солдат. - А ну скажи, где полковникова квартира? Только не шути, я там бывал, знаю. - И солдат повел Фильку на колокольню.
Кремль с колокольни был отлично виден. И дворцы, и церкви, и мощеный двор - прямо как на ладони.
- А ну-ка укажи, где же та квартира.
Филька прищурился, приложил к глазу кулак, присмотрелся и определил:
- Вон в том углу. У полковника Рябцева в кабинете одно окно туда, другое - сюда. Вон, дяденька, стоит коляска у подъезда, парой запряженная. А над подъездом на третьем этаже квартира полковничья. А у братика комната без окон, во-он за тем углом. Отсюда не видать. Ну пальните теперь, дяденька?
- Вижу, не врешь. Стрельну... Вот как нарушится перемирие, сразу и пальну.
- Скорей бы! - вздохнул Филька.
...Перемирие было нарушено белыми ночами. Обманув охрану Бородинского моста, офицеры набросились на красногвардейцев и перекололи их штыками. На вокзал они прорвались без выстрела. Быстро оцепили перрон, оттеснили пассажиров в залы и, обезоружив солдат, заняли все входы и выходы.
Железнодорожников они заставили принимать поезда под дулами пистолетов.
К каждому телеграфисту, дежурному, диспетчеру было приставлено по два офицера.
Главная, разведывательная, рота, составленная из наиболее надежных солдат-ударников, беспрепятственно высадилась и мерным шагом проследовала в расположение белых, таща за собой пулеметы.
- Поздравляю с первой ласточкой, - доложил Рябцеву поручик Ровный.
- А где же весь батальон?
- Сейчас прибудет. Вокзал в наших руках, путь свободен. Рында-Бельский по поводу успеха уже атаковал вокзальный буфет. Молодец!
- Вот если бы так же успешно этот молодец атаковал не бутылочные батареи, а пушечные! - сказал полковник, вспомнив неудачный налет Рында-Бельского на артбригаду.
Поручик Ровный сел за телефон и, когда дозвонился до дежурного по вокзалу, побледнел.
- Батальон пулеметчиков перехвачен! - тихо доложил он.
- Кем перехвачен?
- Варенцовой.
- Отрядом Варенцовой? Не слышал про такой отряд. Большевичка она известная, но отрядами не командует. Пропагандой занимается.
- Она их на товарной перехватила, - слушая сбивчивый рассказ дежурного, передавал Ровный. - Вышла на перрон и сказала: "Сынки! Я ваша мать, ткачиха ивановская. Сперва меня убейте, потом поезжайте убивать ваших братьев, рабочих". Среди солдат были ивановцы. Они узнали ее и высыпали к ней из вагонов. А затем последовали за ней в распоряжение Военно-революционного комитета.
Рябцев выслушал, затем приказал, отчеканивая слова:
- Негодяя Рында-Бельского, прозевавшего наш батальон, расстрелять на месте там же, в буфете. Всеми наличными силами ударить навстречу прибывающим войскам, включая прорвавшуюся роту пулеметчиков. Баррикаду на Остоженке снести любой ценой. Жизнь и смерть нашего дела зависят от этого. Вы понимаете, поручик Ровный?
МОСКОВСКИЙ ГАВРОШ
Утро было холодное, промозглое. С неба то сочился дождь, то сыпала снежная крупа. Северный ветер пронизывал шинели солдат и ветхие пиджаки красногвардейцев. Расслабленные затишьем, они зябко дремали во дворах, в подъездах, на баррикаде, прислонившись к тюкам ваты. Смена выходить на улицу не торопилась. Один солдат Сидор поднялся и позвал с собой Андрейку.
На баррикаде лежали поверх тюков винтовки, солдаты и красногвардейцы дремали рядом. А при некоторых винтовках и хозяев не было, видно, ушли погреться.
Завидев Сидора и Андрейку, солдаты и красногвардейцы попросили:
- Покарауль, дядя Сидор. Мы живо, только чайком погреемся, - и, оставив громоздкие винтовки на баррикаде, устремились к битком набитой чайной.
Убедившись, что у белых тишина, солдат Сидор согласно кивал на просьбы знакомых и незнакомых. На баррикаде вскоре остались они вдвоем с Андрейкой: самый старый и самый юный солдат Красной гвардии.
Андрейка гордо расхаживал вдоль баррикады, охраняя доверенное им оружие. Сидор подремывал.
Набежала снежная туча, осыпав баррикаду белой крупой, и вдруг, словно гонимые северным ветром, из всех переулков посыпались юнкера. Они летели, овеваемые поземкой, бесшумно, будто бестелесные духи.
Андрейка, увидев их, пальнул из ближайшей винтовки. Затем из второй, из третьей. Стрелял он не целясь, ничего не видя, оглушенный своей пальбой. Но солдат Сидор вел прицельный беглый огонь. Его пули косили бегущих юнкеров.
Баррикада ожила. Услышав стрельбу, из чайной Бахтина, как пчелы из рассерженного улья, выскакивали солдаты и красногвардейцы. Бежавшие юнкера запнулись, встреченные плотным огнем.
Андрейка заплясал от радости и уронил чью-то винтовку с бруствера на мостовую по другую сторону баррикады. Недолго думая Андрейка перемахнул через бруствер, поднял винтовку и... упал от сильного толчка в спину.
- Мальчишку убили! - услышал он словно издалека чей-то крик.
- Вот они! - крикнул Добрынин, увидев перед собой юнкеров. - Сами в руки даются! Бей их, ребята! - И перемахнул через баррикаду.
Красноармейцы и солдаты не отставали от Добрынина. Юнкера, не ожидавшие такого яростного отпора, попятились, побежали.
В Петю Добрынина вселился какой-то воинский дух. Забыв о ноющей ране в плече, о саднящей боли в голове, он побежал вперед, размахивая винтовкой, в которой уже не было патронов, по пятам отступающих юнкеров. Красногвардейцы не отставали от своего бесстрашного командира, и таким образом они прорвались к сумрачному зданию штаба округа. Дорогу к нему преграждала высокая поленница дров, за которой попрятались юнкера.
- За мной, в обход! - крикнул Добрынин.
Его боевым азартом невольно залюбовался фон Таксис, с горечью наблюдавший бегство юнкеров.
- А ведь хорош! - пробормотал он, прицеливаясь в Добрынина.
- Давай, давай, окружай, ребята! Чтобы ни один контра не ушел! подзадоривал Петр красногвардейцев.
Рассчитав, что в суматошной стрельбе его выстрел пройдет незамеченным, поручик рискнул послать пулю в грудь своего соперника. Если бы он не знал Добрынина, то, пожалуй, воздержался бы.
Пробитый пулей навылет, Петр застыл на мгновение, словно удивленный, и рухнул на землю.
Фон Таксис бежал, полз, затаивался в мусорных ямах и после унизительного бегства все же выбрался к тетушкиному особняку. Фон Таксису не терпелось сообщить Глаше о смерти ее красного генерала:
Поручик нашел девушку в ее комнатке на мансарде. Она задумчиво смотрела в окно и даже не заметила, что он вошел. Проследив за ее взглядом, поручик заметил внизу перевязочный походный пункт и спросил негромко:
- Ну и что вас там привлекает? Скучное это дело - перевязывать стонущих раненых.
- А то привлекает, что девушки помогают своим товарищам, которые бьются за свободу, а я сижу тут в золоченой клетке.
- Вот как? - вспыхнул фон Таксис. - Да они бы вас к себе не подпустили! Вы для них чужая.
- Не совсем, - сказала Глаша. - Вон та девушка меня бы рекомендовала... Люся самая главная по работе среди женской молодежи.
Фон Таксиса словно пронзило. Та самая! Красивая, колючая, не побоявшаяся назвать их расстрельщиками. Интеллигентка, переметнувшаяся к красным. Ну вот и встретились на узкой тропиночке.
- Глаша, принесите воды. Мне что-то нехорошо, - попросил он.
- Предыдущая
- 58/90
- Следующая