О смелых и умелых (Избранное) - Богданов Николай Владимирович - Страница 35

• Предыдущая
• 35/90
• Следующая

А сколько новых слов и понятий принесла свобода! У мальчишек головы кружились! Империализм, Антанта, аннексии, контрибуции, национализм, экспроприация, эксплуатация... Но больше всех других слов мальчишкам запомнились два слова, выброшенных в широкую жизнь революцией: буржуй и пролетарий.

Буржуй - слово жирное, пухлое, жевательное - так ко всем сытым и толстым и липнет.

Пролетарий - слово звонкое, веселое, гордое, от него все подлое отскакивает, оно к лицу рабочему люду.

Андрей очень гордился, что он пролетарий.

А вот у гимназистов и кадетов это слово стало ругательным.

- Пролетарий с красной харей! - дразнились Вячик-мячик и кадетик Котик.

Андрей в долгу не оставался.

- Кадет, кадет, на палочку надет! - кричал он Котику.

- Буржуй, буржуй, ремня пожуй! - кричал Вячику.

Все мальчишки Замоскворечья по партиям разделились.

- Я в эсерах, - скажет Стасик.

- Ах эсеры, вы эсеры, у вас морды очень серы! - посмеется Стеша.

- Я в анархистах! - бухнет Дарвалдай.

- Анархисты, анархисты, они на руки нечисты!

- Арбуз, а ты в каких ходишь?

- Я в большевиках!

- А почему не в меньшевиках?

- Потому что большевики хотят для рабочих всего побольше, а меньшевики - всего поменьше.

Продавцов газет свобода сделала самыми желанными людьми улицы. Стоило им появиться с пачками газет, как множество рук тянулось к ним со всех сторон. Все хотели знать новости. Даже старушки, которые, сидя на скамеечках, чулки вязали.

Вот какие чудеса принесла свобода!

ПЕРВЫЕ ОГОРЧЕНИЯ

Из всех знакомых Андрейки только солдат Сидор был недоволен свержением царя. Забежал Андрейка к нему подкормиться, поделился своими радостями, а солдат и говорит:

- Без царя в голове только дураки живут. Чему радоваться, ежели остались без царя в государстве?

У Андрейки хлебная корка в горле застряла.

- Да ведь царь кровь народную пил! Вы что, дядя Сидор?

- Одного царя прокормить легче, чем шайку анархистов, стрекулистов, обманистов, которые на его место рвутся.

- Без царя, дядя Сидор, куда лучше!

- Чем лучше? Я по-прежнему на войне, а семейство мое в беде. Ты как был, так и есть голодный!

- Голодный, зато свободный!

- Попробуй проживи на одной свободе, если я хлебца не дам! рассмеялся дядя Сидор.

- И проживу! Не понуждаюсь!

На том и расстались.

Легко было сказать - не понуждаюсь. Иной раз от пустоты в желудке у Андрейки так в глазах мутилось, что к заборам прислонялся. Пошатывало. С едой становилось все хуже. Бабушка все чаще возвращалась с пустой кошелкой.

Пытался Андрейка по старой памяти подкормиться в столовке коммерческого института, но и там студенты хлебные крошки в горстку сгребали да в рот ссыпали.

На окружной тоже солдатский хлеб кончился. Поезда с новобранцами шли на фронт теперь бесхлебные. Солдаты в них были крепко заперты по вагонам. Унтера злющие - не подойти.

Да и на заводе только и разговоров: отчего это так получается свободы много, а хлеба мало?

И получалось: все из-за царской войны. Пахать и сеять было некому да и нечем. Мужики все в окопах, а у оставшихся в деревнях стариков да баб ни кос, ни серпов, ни плугов. Рабочие на заводах теперь только снаряды да пушки выделывают.

И заводской комитет по предложению рабочих решил перейти на производство мирной продукции.

- Это невозможно! - заявил по этому поводу на митинге Михельсон. - У нас есть правительственный заказ на поставку вооружения.

Рабочие свое:

- Не желаем выполнять военный заказ!

- Нельзя. Уже металл получен и деньги под него взяты Заказ выгодный, - увещевал Михельсон.

- Кому выгодный? Вам, богачам! С царем не надо делиться!

- Войну веду не я, Михельсон, а Временное правительство.

- А в правительстве кто? Министры-капиталисты да ваш адвокат Керенский. Долой военный заказ!

- Я честный предприниматель, а не политик... - хитрил Михельсон, да и дохитрился.

- Не нужен нам такой хозяин! Вон с завода! Прокатить на тачке его! забушевали рабочие, выведенные из терпения.

Подхватили рабочие миллионщика, посадили в мусорную тачку и покатили. Свист, хохот, улюлюканье. Вывезли за ворота и опрокинули.

У Андрейки от смеха живот заболел.

И когда дома об этом рассказал, всех насмешил, даже неулыбчивую бабушку.

А вечером примчался к ним на извозчике Филонов.

- Что вы наделали?! Как поступили?! Головы у вас на плечах или что?! Да ведь Михельсон вас теперь...

- Ничего, обойдется! - усмехнулся Андрейкин отец. - Обыкновенная заводская шутка. Я еще мальчишкой был, видел, как рабочие вот так же мастеров-подхалимов вывозили. Умней твой Михельсон будет, покладистей.

- И как вам в головы пришло такого человека, дельца, работодателя, на тачке. Да он после такой обиды и знаться с вами не захочет!

- И не надо! Обойдемся. Рабочий комитет будет заводом управлять.

- Вот Михельсон передаст выгодный заказ другим дельцам, и сядете на мель. Подумайте, кум! Опомнитесь... Не то ведь могут и завод закрыть, всех вас по миру пустить...

- Как это так? - не поверилось отцу. - Теперь свобода!

- А очень просто! Соберемся мы, акционеры. Ах так! Вы нашего главу за забор, нас под разор? Ладно же, мы военное производство закроем, мыловаренный завод откроем. На место слесарей, токарей, кузнецов по дешевке баб-мыловарок наймем. И обогатимся, кум. Расею вошь заела. Мыло на вес золота. Скажи своим. Предупреждаю от имени держателей акций. - Филонов попрощался и важно отъехал на извозчике.

Вначале на заводе все шло хорошо. Рабочий комитет разослал в разные города своих людей, и те отовсюду привезли заказы на косы, серпы, плуги, бороны, гвозди, подковы - из Тамбова, из Рязани и Владимира, из Саратова и Алатыря. Только давай работай. Но денег никто из заказчиков заранее не дал. А без денег ни металла, ни угля владельцы складов не отпускали.

Пошел рабочий комитет в городской банк просить кредит для завода. А там говорят: "Кредит на ваш завод отпущен Михельсону. Все дела завода только через него можно вести. Он хозяин".

Что делать? Идти на поклон к Михельсону? А тот и в ус не дует! Разъезжает по гостям да, посмеиваясь, рассказывает, как его рабочие на тачке прокатили.

Пошли рабочие в Совет. Свои рабочие депутаты им посочувствовали, но помочь не смогли. Оказывается, в Совете не все заодно. Попали туда и меньшевики, и эсеры, и еще какие-то чужаки.

Представители завода пошли в Думу: там, говорят, городской голова не прежний важный барин Челноков, которого революция сместила, а социалист Руднев. Он называет себя другом народа.

Руднев принял заводских уважительно. Сам навстречу вышел. Руки жал. В кабинете на кресла усадил. Это не то что при старом режиме, теперь повадки иные в Думе. На шее городского головы теперь только золотая цепь - знак власти. Медаль с двуглавым орлом сдана в музей.

Городской голова выслушал делегатов внимательно, не прерывая, а затем сказал:

- Все это очень неприятно. Ссора даже в семье нехороша, а в обществе тем более. Да и бессмысленна. Михельсон, получая выгодный заказ, не только для себя, и для вас старался. Миритесь, господа! Иначе он может совсем обидеться и переуступить завод другому хозяину. У нас ведь свобода предпринимательства. Желает - ведет дело капиталист. Не желает - может закрыть, продать... А что, если ваш завод приобретет банкир Рябушинский? Господин он прижимистый, крутой на расправу. Всех вас за строптивость уволит. Наберет новых, посмирней, попокладистей. Как жить будете?

После посещения городского головы Руднева собрались комитетчики и решили послать делегатов в Петербург: самому Временному правительству жаловаться. Министр труда в правительстве - социалист, из рабочих. Министр юстиции Керенский - адвокат, все законы знает, найдет выход...

Министр юстиции Керенский рабочих не принял.

Министр труда тоже разговаривать не пожелал, отправил к своему заместителю Гвоздеву. Рабочие-делегаты приободрились: слыхали, будто Гвоздев сам из пролетариев, недаром фамилия у него простецкая. А тот как напустился на них:

• Предыдущая
• 35/90
• Следующая