Дитя четверга - Браун Сандра - Страница 28

• Предыдущая
• 28/33
• Следующая

Это сработало.

– Я хорошо целуюсь? – спросила она, проводя пальцем по подбородку Спенсера.

– Угу, – подтвердил он, легонько касаясь ее губ, после чего шепнул:

– Даже если бы мы только целовались, я бы все равно возбудился.

– Ты уже возбудился, – так же шепотом ответила Эллисон.

– Это не означает, что я собираюсь отказаться от поцелуев.

И он погрузил язык в податливо открытые губы Эллисон. Наклонившись, Спенсер прижался к ней всем телом, и это прикосновение подтвердило то, о чем она уже знала. Он был весь во власти страсти и желания и не пытался скрыть этого. Но как ни удивительно, это не только не пугало ее, а даже влекло к нему.

Когда их рты насытились чувственной игрой. Спенсер откинул простыню, обнажив теплые, возбужденные, готовые для новых ласк тела.

Его пальцы коснулись атласной поверхности нежных округлостей, дотронулись до коралловых пирамидок. При первом же прикосновении тихий стон вырвался из груди Эллисон. Ее ноги беспокойно заерзали, бедра задвигались вверх-вниз.

– Хочу попробовать тебя на вкус, – сказал Спенсер, сжал губами сосок и стал нежно его посасывать.

Каждое нажатие на сосок отдавалось в глубине ее лона, и она вдруг поняла, что непременно забеременеет от этого мужчины. Ее тело не реагировало бы так бурно, не стремилось бы к ласкам, если бы не было готово к этому. Оно примет его семя, примет и взрастит из него ребенка. Для нее это будет ребенок, рожденный в любви.

Спенсер стал ласкать другую грудь, и его ласки были настолько легкими и нежными, что она невольно открыла глаза, чтобы убедиться: не померещилось ли ей это? Но нет, все было наяву, его язык скользил по розовой пирамидке груди. Она чувствовала, что впадает в какое-то забытье, которое было одновременно и сладостным, и пугающим.

– Спенсер, пожалуйста, – выдохнула Эллисон, сама не понимая, о чем просит.

Спенсер поднял голову, чтобы полюбоваться ее телом. Он не торопил события. Он хотел, пока плод созревает, до дна испить чашу страсти, насладиться созерцанием этих мягких округлых форм, плавных линий, обольстительно подрагивающих бедер.

– Боже, как ты красива, любовь моя! – Он поцеловал ее чуть пониже груди, затем провел языком по маленькой ложбинке.

У Эллисон перехватило дыхание.

– О Господи! – выдохнула она.

Эллисон никогда раньше не считала себя страстной. Сейчас же ее тело прямо-таки источало чувственность, стоило Спенсеру этого лишь захотеть. Он одну за другой открывал незаметные дверки ловушек, и она все глубже проваливалась в пропасть сжигающей ее страсти.

Его рот продолжал отыскивать на ее теле все новые и новые бурно реагирующие точки.

Спенсер приподнял и развел ей колени и стал ласкать внутреннюю часть бедер. Он дотрагивался до этих деликатных мест, словно крылья бабочки касались цветка.

– Твоя кожа как шелк… Теплый шелк. – Жаркое дыхание опалило нежный треугольник, шевельнуло спутанные завитки волос. Затем его рот прижался к этому обольстительному гнездышку, в то время как пальцы продолжали ласкать внутреннюю поверхность бедер, постепенно поднимаясь все выше. Кончики пальцев соприкоснулись с нежнейшими женскими лепестками, приоткрыли их и ощутили между ними росу. – Какая сладость!

В ответ на это она не произнесла, а простонала его имя.

– Тебе больно? – обеспокоенно спросил Спенсер, уводя пальцы от затрепетавших лепестков.

– Нет-нет… не убирай… Когда ты там, внутри, это… божественно… У тебя волшебные пальцы, Спенсер… Ах, Спенсер…

– Ты изумительна, Эллисон! Слышишь меня? Ты потрясающе красива.

Пальцы больше не касались лепестков, зато им на смену пришли губы. Губы и язык.

Мир начал уплывать от нее. Удаляться все дальше и дальше. Эллисон протянула руку и погрузила пальцы в копну волос Спенсера. Она лихорадочно перебирала густые, шелковистые волосы. А тем временем его рот и язык продолжали ласкать женскую плоть, разливая сладострастие по всему телу.

Когда наконец утихли последние содрогания, Эллисон открыла глаза. Спенсер лежал на ней улыбаясь, и улыбка его была воплощением нежности и безграничной любви. Она открыла было рот, чтобы что-то сказать, но почувствовала, что на нее обрушивается шквал новых невыразимо сладостных ощущений.

Эллисон закрыла глаза и пошевелила бедрами, принимая в себя твердое мужское естество.

– Ты… такой большой, – выдохнула она.

– Ты идеально подходишь… – Он тихонько застонал и уткнулся лицом ей в шею. – Эллисон, я мог бы сделать все быстро, но… хочу полностью насладиться тобой.

Ее ладони гладили спину Спенсера.

– Я хочу испытать все, любимый. Не утаивай от меня ничего.

Он поднял голову, поцеловал ее в губы и начал движение. Поначалу делал это осторожно и медленно, но затем темп нарастал.

Жаркий ключ, бьющий в глубинах ее тела, казалось бы, совсем недавно иссяк, однако сейчас он забил с новой силой. Она с удивлением увидела, как Спенсер, улыбаясь, стал ласкать ее грудь. При каждом толчке тела он сжимал ей сосок. Голова Эллисон заметалась из стороны в сторону по подушке, тело приподнялось навстречу его движениям.

– Спенсер! – выкрикнула она, чувствуя, как ее накрывают волны сладострастия.

Сплетясь телами, они лежали, не в силах пошевелиться. Голова Эллисон покоилась на руке Спенсера. Их глаза, которые разделяли всего несколько дюймов, встретились.

– Ты слишком далека от меня, – пожаловался он.

– Но если я лягу ближе, то не буду видеть тебя.

– Ну уж ладно, – уступил Спенсер, окинул взглядом ее тело и тихонько засмеялся.

Я выгляжу такой смешной? – Вовсе нет, – возразил он и, поднеся к губам руку Эллисон, поцеловал ее. – Просто я вспомнил нескромный анекдот о том, как отличить натуральную рыжую женщину от крашеной. – Лицо Эллисон при этих словах стало покрываться румянцем, и Спенсер громко рассмеялся. – Я вижу, ты тоже его слышала.

– Да, анекдот действительно нескромный.

Спенсер лениво провел пальцем по телу Эллисон и остановился на самом деликатном месте.

– Но мы знаем, что ты натуральный Рыжик, правда ведь? – Он поцеловал ее. Поцелуй затянулся, и Спенсер тем временем накрыл ладонью рыжеволосый холмик. – Как приятно оказаться внутри тебя, – добавил он, отрываясь от ее рта.

– Откуда ты только пришел ко мне? Всю свою жизнь я боялась лишиться девственности, потому что это, по моим понятиям, связано с болью. А я даже не почувствовала, когда ты… когда я…

– Тебе было некогда, – безапелляционно сказал он.

Поначалу Эллисон решила прикинуться обиженной, но вместо этого засмеялась.

– Ах, так! – Она резко села и шлепнула его по бедру.

– Ой-ой! – Спенсера привело в восторг, как при этом несколько раз упруго подпрыгнули ее груди и задорно сверкнули глаза. – Ведь я уже имею несколько боевых ран!

– Что? Где же именно?

– Десять дырок в виде полумесяца на ягодицах. Ты можешь сломать о них ногти.

– Фи, как неделикатно, не по-джентельменски ты говоришь! – пожурила его Эллисон.

Спенсер окинул любовным взглядом изображающую возмущение Эллисон, притянул ее и подмял под себя.

– А ты не слишком груби! – сказал он перед тем, как поцеловать ее. – И потом, я знаю, что все это притворство. Ты только строишь из себя строгую и чопорную, а в постели ты настоящая рыжая кошка.

Эллисон позволила еще раз поцеловать себя и лишь после этого смиренно подняла на Спенсера глаза.

– Правда?

– Конечно, правда. – Он натянул на обоих простыню. – Я все хочу спросить тебя.

– О чем? – Эллисон обрела достаточно смелости, чтобы подергать волосы на груди у Спенсера.

– Поскольку вы с Энн похожи как две капли воды и, судя по всему, ты поверила, что я увлекся ею, почему не предположила, что я увлечен тобой?

– А ты знаешь, что у нас с Энн разные дни рождения?

– Я так понимаю, что это имеет отношение к тому, о чем мы сейчас ведем разговор.

– Прямое. Она родилась за одну минуту до полуночи в среду, а я – спустя тридцать секунд после полуночи в четверг.

• Предыдущая
• 28/33
• Следующая