Долгая воскресная помолвка - Жапризо Себастьян - Страница 54

• Предыдущая
• 54/66
• Следующая

Матильда спрашивает: "Не рассказывал ли он об одном из пятерых, самом молодом, который между траншеями одной рукой лепил Снеговика? Вы должны были бы это запомнить" Хейди Вейсс сжимает губы и прикрывает веки, а затем медленно кивает - да, она знает Затем, не глядя на Матильду и не отрывая глаз от края скатерти или стакана, произносит: "Вашего жениха расстрелял один из наших самолетов. Могу поклясться, что никто в немецких траншеях не желал ему смерти. Вы ведь знаете, что он был не в своем уме. А тут еще один из них, спрятавшийся лучше других, бросил гранату в самолет и сбил его. Хайнц Герштакер рассказывал, что тогда и пришел приказ отойти из траншеи, чтобы дать свободу артиллерии".

Никто не ест. Хейди Вейсс просит листок бумаги и карандаш, чтобы записать адрес Матильды. И снова заводит, что теперь много недель подряд ее супруг не даст ей покоя. Матильда дотрагивается до ее руки: "Успокойтесь, но попросите фельдфебеля мне написать". Теперь ей уже кажется, что у Хейди Вейсс красивые печальные глаза. Повернувшись на колесах, она смотрит, как та направляется к мужу Походкой австриячка напоминает горную лань, а шляпкой - бабешек с Монпарнаса. Муж снова поднимается и сухо кивает Принимаясь за недоеденное яблоко, Сильвен говорит: "И все же война - порядочная мерзость. Может так получиться, что мы еще вернемся на исходные позиции, вынужденные дружить со всем миром".

В следующие минуты обслуживающий их, знакомый Матильде официант по прозвищу Фантомас, потому что он имеет обыкновение с заговорщическим видом шептать что-то клиенту на ухо, просит Сильвена подойти к телефону.

Когда он возвращается, глаз его почти не видно. Матильде даже кажется, что они провалились и ничего не видят, так как их хозяин находится во власти чего-то, что выше его понимания. В руках у него сложенная газета. Усевшись, он передает ее Селестену Пу.

Звонил Жермен Пир, попросил купить утреннюю газету и поберечь нервы Матильды. Просмотрев газету и положив ее себе на колени, Селестен Пу произносит только: "Вот дерьмо!" Подвигав колесами, Матильда пытается вырвать у него газету. Тот просит: "Пожалуйста, не надо, Матти, пожалуйста... Тину Ломбарди, прозванную Убийцей офицеров, вчера утром гильотинировали".

Третье событие происходит в номере Матильды, где она разместилась вместе с Сильвеном, который никогда не оставляет ее во время поездок одну. Она читает и перечитывает двадцатистрочную информацию о казни, состоявшейся в эльзасской тюрьме Хагенау. Казнили женщину из Марселя по имени Валентина Эмилия Мария Ломбарди, она же Эмилия Конте, она же Тина Бассиньяно, за убийство полковника от инфантерии, героя Великой войны Франсуа Лавруйя из Боннье, департамент Воклюз, подозреваемую в убийстве еще четырех офицеров, о которых ничего не захотела сказать. По словам анонимного автора заметки, она умерла, "отказавшись от отпущения грехов", "до последней минуты сохраняя удивительное достоинство". Ни на казнь, ни на суд "по вполне понятным причинам" зрители допущены не были.

Сейчас немного более десяти часов вечера. В одной рубашке Сильвен сидит рядом с вытянувшейся на постели Матильдой. Его снова зовут к телефону. На этот раз звонит Пьер-Мари Рувьер. Надев пиджак, Сильвен спускается к администратору. Матильда же думает о мадам Пасло Конте, урожденной Ди Бокка, о ее муже, умершем потому, что долго работал на шахте, об Анже Бассиньяно, который хотел сдаться и был убит своими выстрелом в затылок, о несчастной, измотанной Тине Ломбарди, о ее бобровом воротнике и шапочке, ее невероятной клятве "оторвать башку всем, кто причинил горе ее Нино", и о страшном тюремном дворе августовским утром.

Вернувшись. Сильвен видит, что она, лежа на спине, плачет, у нее нет больше сил, она глотает слезы, она задыхается.

Успокаивая ее, второй отец, Сильвен, говорит: "Будь благоразумна, Матти, будь благоразумна. Ты не должна опускать руки. Конец этой истории близок".

Пьер-Мари Рувьер встретился днем с адвокатом Тины Ломбарди. Они были знакомы, и тот знал, что Рувьер является юрисконсультом Матье Доннея. Ему надо увидеть Матильду. У него для нее запечатанный конверт, который он должен вручить в собственные руки.

Всхлипнув еще раз, Матильда приходит в себя и говорит, что дважды вымоет руки, прежде чем возьмет это письмо.

ВЛЮБЛЕННЫЕ ИЗ БЕЛЬ ДЕ МЭ

"Хагенау, 31 июля 1924 года.

Мадемуазель Донней!

Я никогда не умела писать, как вы, так что, может статься, не сумею все как надо объяснить до того рокового утра, когда меня разбудят, чтоб сказать - пора. Мне не страшно, мне никогда не бывает страшно за себя, знаю, что меня остригут, а затем отсекут голову, но я стараюсь об этом не думать, так я всегда поступаю, когда тревожно на сердце. Но теперь, когда я вынуждена подыскивать слова, мне нелегко, вам понятно?

Я не стану вам рассказывать о том, что они называют моими преступлениями. Все время, пока меня с разными подковырками допрашивали с одной целью - погубить, я ничего не сказала, ничего. Это вам подтвердит, вручая письмо, мой адвокат. Поймали меня из-за моей глупости: я застряла в Карпентра. Рассчитавшись с этим Лавруйем, мне следовало бы сразу смыться куда-нибудь. Тогда я не оказалась бы тут и никто бы не разыскал меня. А у меня еще был пистолет в дорожной сумке, такая я дура. Я бы без смущения рассказала обо всем перед зрителями на процессе, всю правду о Лавруйе и о том, что он двадцать часов скрывал помилование Пуанкаре. Естественно, они не хотели это услышать. И все они повинны в убийстве моего Нино. Им нужно было мое признание в убийстве всех этих крысиных рож, хотя они заслуживали большего, чем смерть. Произведенный потом в лейтенанты Тувенель, стрелявший в траншее, прокурор на процессе в Дандрешене, капитан Ромен, и оба офицера - члены суда, уцелевшие на войне - тот, что с улицы Ла Фезандери, и другой - с улицы Гренель, все они получили по заслугам, и я радуюсь этому. Говорят, что я их наказала, действуя с преднамеренными целями потому, что их обнаружили бездыханными в весьма подозрительных местах, в низкопробных отелях. Но кто это сказал? Во всяком случае, не я.

Не стану вам рассказывать об этих подонках, я припасла для вас нечто поинтереснее. Я не сделала этого раньше, зная, что вы, как и я, ищете правду в траншее Человека из Буинга, называемого также Бинго. Вы могли, сами того не желая, помешать осуществлению моего плана, либо, узнав слишком много, невольно способствовали бы моему аресту. Теперь, в ожидании своего последнего часа, для меня это уже не имеет значения. Когда вы прочтете это письмо, я уже буду мертва и счастлива тем, что могу наконец успокоиться, освободиться от этой ноши. И еще я знаю, что вы чем-то похожи на меня, тем, что продолжаете столько лет искать правду, верны своей любви на всю жизнь. Мне приходилось продаваться, но любила я одного Нино. Да еще я вспоминаю бедную крестную, которой многим обязана, она так страдала из-за того, что я не хочу вам отвечать, но я все правильно сделала, и теперь она знает об этом. Там, где она сейчас находится и где я скоро к ней присоединюсь, она обрадуется, что я все же написала вам. Понимаете?

• Предыдущая
• 54/66
• Следующая