История русской философии (Том 1, часть II) - Зеньковский Василий Васильевич - Страница 10

ГЛАВА VI. А. И. ГЕРЦЕН (1812 - 1870).

1. Русское раннее гегелианство, каким мы видели его до сих пор, было связано с кругами, находившимися под влиянием немецкой культуры, - но в лице Герцена, мы встречаемся c другим типом русского гегелианства, примыкающего ве к немецкой, а к французской культуре. Правда, Герцен в юности пережил чрезвычайное влияние Шиллера, о чем он много раз напоминает в своих мемуарах ("Былое и Думы"); немецкая романтика и даже мистика тоже не была чужда ему. Тем не менее основные черты духовного строя Герцена слагались под влиянием французской литературы, как XVIII-го, так и ХIХ-го века. Общая революционная установка, религиозно-утопическое устремление к устроению правды на .земле, социалистический мечты - все это слагалось у Герцена под французским влиянием. Не случайно в этом смысле и то, что разочарование в западной культуре, заострившее "душевную драму" Герцена, связано как раз с французскими впечатлениями его и должно быть относимо в своем существенном содержании именно к французской культуре. Острое отвращение в буржуазной ("мещанской") психологии, которую с такой неподражаемой силой рисует Герцен в произведениях заграничного периода, вызвано главным образом его французскими впечатлениями. Русское раннее гегелианство, как мы видели в предыдущей главе, почти совсем не касалось общих положений философии Гегеля и сосредоточивалось на вопросах философия истории. Однако, особенное внимание к проблеме личности выводило мысль за пределы исторического бытия и побуждало ставить вопросы обще-философского характера. Так было у Бакунина, еще ярче - у Белинского, так было в последний год жизни и у Станкевича, - но по существу мы найдем то же и у Герцена. И для Герцена философия истории получает сначала первостепенное значение, но для него критическое отношение и частичное преодоление гегелианства тоже связано с проблемой личности. Все это очень типично для путей русской философии, - она постепенно вбирает в себя те или иные элементы из построений западных философов, опирается на них, но затем уходит в проблемы, которые сосредоточивают на себе все внимание, все творческие искания. Что касается Герцена, то его оригинальное философское творчество, его особый подлинный "философский опыт" были сосредоточены, как на теме личности, так и на социально-этической теме. Герцен получил в юности очень солидное естественно-научное образование, в известном смысле его даже можно считать родоначальником русского позитивизма (с его основной ориентировкой на естествознание), но основные философские искания Герцена антропоцентричны. В этом смысле Герцен близок к огромному большинству русских мыслителей. В то же время Герцен движется по путям русской секулярной мысли, он один из наиболее ярких и даже страстных выразителей русского секуляризма. Но та мужественная правдивость, которая проходит через все годы исканий Герцена, ведет к тому, что в Герцене ярче, чем в ком-либо другом, секуляризм доходит до своих тупиков. Мы увидим, что именно отсюда объясняется та печать трагизма, которая легла на вое идейное творчество Герцена в заграничный период его жизни. Блестящее литературное дарование Герцена, ставящее его в группу первоклассных русских писателей, помогло ему найти свой особый герценовский стиль, свою особую манеру изложения и развития своих мыслей. Но для историка философии эта манера писать более затрудняет, чем помогает. Герцен действительно постоянно, - даже при развитии наиболее отвлеченных положений, - от чистого анализа обращается к художественной манере письма, прерывает свои рассуждения живым, почти всегда очень ярким и удачным диалогом с кем-либо, превращая рассуждения в "обмен мнений". Философские идеи Герцена часто высказываются им "en passant" и их надо собирать, систематизировать, за него иногда формулировать общие положения. Заметим кстати, что уже у Герцена с полной силой выступает (как отчасти было до него у кн. Одоевского) частая у русских людей внутренняя неотделимость философского и художественного мышления, - что мы найдем позже у Толстого, Достоевского и даме у Вл. Соловьева, не говоря о dii minores, как Розанов, Леонтьев и др. В Герцене художник постоянно врывался в работу мыслителя и обращал, так сказать, в свою пользу то, что было добыто в работе чистой мысли. Хотя художественное дарование Герцена никогда не подымалось до тех высот, до которых поднялось творчество Толстого и Достоевского, но все же Герцен был несомненно настоящим художником, как о том свидетельствуют его повести и особенно его мемуары "Былое и Думы". И у Герцена, как и у других мыслителей того времени, много ценнейшего материала заключено в его переписке (1). 2. Личная жизнь Герцена была очень сложна, как во внешней, так и внутренней ее стороне, - и ключ к его философским идеям лежит прежде всего в его биографии. То, что называют "душевной драмой" Герцена (2), и что глубочайше связано с диалектикой философских исканий не одного Герцена, не может быть надлежаще понято вне биографии Герцена. Обратимся поэтому к параллельному изучению внешней и внутренней жизни его. Александр Иванович Герцен был сыном (рожденным вне законного брака) богатого и знатного русского барина, И. Я. Яковлева. Отец обожал своего сына, когда он был малышем, но позже стал охладевать к нему; мальчик рано начал сознавать двусмысленность своего положения, как "незаконного" сына. Под влиянием французской литературы, которая была в библиотеке его отца, он рано начал склоняться к политическому и социальному - --------------------------------------(1) Наиболее полным изданием сочинений Герцена (с включением его писем и его чрезвычайно важного дневника) является издание под редакцией Лемке (в 22 томах). Неудобство этого издания, всецело построенного по хронологическому принципу, заключается, однако, в том, что здесь собрано не только все ценное и достойное внимания, но и совершенно бессодержательные деловые письма, заметки и т. д. Для исследователя издание Лемке незаменимо, но для читателя оно очень неудобно. Из других изданий, кроме раннего женевского издания, упомянем петербургское издание Павленкова, а также очень хорошее издание "Былого и Дум" в Берлине (в издательстве "Слово"). Укажем литературу о Герцене. Она чрезвычайно велика, и мы отметим лишь самое ценное в ней. 1) Для биографии Герцена важны: Т. П. Пассек, Воспоминания, т. I-Ш; Анненков, "Замечательное десятилетие" (Воспоминания, т. III); Анненков и его друзья, Петербург, 1892; Labry. Негzеn, Ветринский, Статья о Герцене в Русск, Биограф. Словаре; 1828; Labry. Herzen еt Proudhon, 2)Для изучения творчества Герцена: Шпет, Философское мировоззрение Герцена, Москва, 1920; С. Булгаков. Душевная драма Герцена (в сборнике "От марксизма к идеализму"); Плеханов, Статьи о Герцене (Сочин. т. XXIII, Москва, 1926); Чижевский, Гегель в России, гл. X; Флоровский, Искания молодого Герцена, Современные Записки, ?? 39 и 40 (1929 г.); Страхов, Борьба с Западом в русской литературе, 1882; Ветринский, А. И. Герцен; Иванов-Разумник, История русской общественной мысли, I; Massaryk.Zur Rua. Relig. und Geschichts Philosophie B. l. Koyre. Herzen. Le monde slave, 1931. Сакулнн, Русская литература и социализм; Jakovenko, Gesch. d. Hegelianismus In Ruasland, 1938; Богучарский, Из истории русского общества; Н. Котляревский. 'Канун освобождения. См. также сборник статей "Герцен". Москва, 1946 (интересна статья об эстетике Герцена). В книге Максимова (Очерки по истории борьбы за материализм в русском естествознании, Огиз, 1947) и в статье Васецкаго (Философские взгляды Герцена. Философские Записки, т. 1, Москва, 1946). Герцен представлен материалистом, а его шеллингианство, вообще виталистическое понимание природа сознательно опущены. (2) С. Булгаков, Душевная драма Герцена (в сборнике "От марксизма к идеализму"). ному радикализму (3). Ранний республиканизм сочетался у молодого Герцена с ранним же острым чувством неправды крепостного права (4). В очень романтической обстановке 15-летний Герцен сближается с талантливым подростком Огаревым, с которым на всю жизнь остался в теснейшей дружбе. Совсем в духе романтической эпохи, Герцен лелеет идеал дружбы и до конца своих дней остается верен этому идеалу... 18-ти лет Герцен поступает в Московский Университет на естественный факультет, - и тут начинается его первое философское увлечение, пробуждение философских запросов - под влиянием известного нам шеллингианца проф. Павлова. Еще до этого Герцен (вместе с Огаревым) увлекался Шиллером, о котором он во все годы и во все периоды творчества вспоминает с энтузиазмом. И от Шиллера и позже от Шеллинга Герцен вбирал в себя этический идеализм, философский подход к пониманию природы и человека, - а в тоже время и основные черты секулярной мысли. Герцен рос религиозным ребенком; он сам свидетельствует об этом, в своих воспоминаниях. "В первой молодости, пишет он (5), я часто увлекался вольтерианизмом, любил насмешку и иронию, но не помню, чтобы когда-нибудь я взял в руки Евангелие с холодным чувством". Церковная жизнь проходила, однако, мимо юного Герцена (6), не затрагивая его души, но религиозный строй его души не погас, а позже, под влиянием его невесты, Н. А. Захарьиной, расцвел очень ярко. В эпоху студенчества Герцен свел знакомство с рядом талантливых студентов; у него образовался кружок, параллельный кружку Станкевича, но отличавшийся от него социально-политическими интересами. Герцен в то же время усердно занимался в университете; при окончании его, он представил сочинение (о системе Коперника), однако, не был удостоен золотой медали по причине того, что в сочинении было "слишком много философии". По выходе из университета, Герцен продолжал научные занятия, но неожиданно был арестован. Когда арестовали его друга Огарева (за близость к студентам, обвиненным в пения революционной песни), то у Огарева нашли письма - --------------------------------------(3) См. особенно "Былое и Думы" т. I. ("Политические мечты занимали меня в юности день и ночь" - признается он Был. и Д., ч. I, стр. 94, цитирую Б. и Д. по изданию "Слова"). "Мальчиком 14 лет я клялся (после казни вождей декабрьского восстания) отомстить казненных и обрекал себя на борьбу с троном, с алтарем... Через 30 лет я стал под тем же знаменем" (Ibid., стр. 92). См. также Дневник (запись 17. VI. 1843). (4) Чрезвычайно ярко развитие раннего русского радикализма (под влиянием отвращения к крепостному праву) описано кн. П. Крапоткиным в его "Записках революционера". (5) "Былое и Думы", т. I, стр. 83. (6) См. об этом Воспоминания Т. П. Пассек, т. I, стр. 134. Герцена - достаточно острые и сильные, и Герцена тоже арестовали (1834-ый год). После продолжительного пребывания под арестом, Герцен был присужден к высылке из Москвы - сначала в Пермь, потом в Вятку, а через два года ближе к Москве, в г. Владимир. Высылка окончательно закрепила его оппозицию тогдашнему строю России, но на эти же годы: падает яркое развитие романа с его будущей женой - Н. А. Захарьиной. Она была по натуре очень религиозна и даже склонна к мистицизму (тоже внецерковному, в духе романтической религиозности эпохи). Своей религиозной экзальтацией она пробудила родственные движения у Герцена, и кое-что из этого периода осталось у Герцена на всю жизнь. Замечательная переписка Герцена (в годы его высылки) справедливо была названа "одним из самых замечательных памятников русского романтизма" (7){. В} это же время очень ярко стал развиваться литературный талант Герцена. Когда (в 1836-ом году) Герцену было разрешено вернуться в Москву, куда он приехал уже женатым, он сразу занял выдающееся положение среди самых ярких людей этого "замечательного десятилетия", по удачному выражению Анненкова. В это именно время Герцен стал заниматься изучением Гегеля; благодаря знанию немецкого языка, а, главное, благодаря хорошей философской подготовке, Герцен лучше и глубже других усвоил основные принципы философии Гегеля. Из Москвы он переехал в Петербург, но пребывание здесь было скоро прервано (он был обвинен в распространении неблагоприятных для правительства слухов); Герцена переведи в Новгород. Уже в то время Герцен стал усиленно добиваться разрешения выехать заграницу; когда он попал туда, то оставался там уже до конца жизни. Еще до отъезда из России Герцен пережил много тяжелого (у него умерло трое детей, и это отразилось очень остро не только в общем настроении Герцена, но внесло трещину в его гегелианский "панлогизм"), но все же он ехал заграницу с большими ожиданиями. Романтический радикализм этой эпохи лучше всего характеризуется одной фразой, позднее высказанной Герценом: "слово "республика", писал он впоследствии о своем переезде заграницу, имело тогда для меня нравственный смысл". Действительно с понятием республики было связано у Герцена (и, конечно, не у него одного) представление не только об определенном политическом строе, но еще больше - о наступлении, если не идеального, то, во всяком случае, стоящего на пути к идеалу социального строя. Собственно, уже в это время у Герцена ясно выступает примат социального - --------------------------------------(7) Флоровский, Искания молодого Герцена, Современные Записки, т. XXXIX, XL, стр. 338. момента в его радикализме; хотя всю жизнь Герцен занимался политикой, но политика имела для него инструментальное значение. Герцен ехал в Западную Европу с глубокой верой в нее, в ее смелое и искреннее стремление к установлению социального идеала. Но как только он попал заграницу, в душу его стали забираться мучительные сомнения, которые стали постепенно разрастаться - особенно, когда вспыхнула революция 1848-го года. Герцен поспешил из Италии, где он был в это время, в Париж. Весть о революции чрезвычайно взволновала Герцена, уже порывавшего с сентиментальной идеализацией Западной Европы (8), но когда Герцен попал в Париж и пережил там июньские дни, им овладело глубокое отвращение к европейской буржуазии, которое довело Герцена до отчаяния, - он почувствовал себя "на краю нравственной гибели" (9). Это был последний удар по всему тому, чем жил Герцен в своем романтическом идеализме. Надо иметь в виду, что еще в начале 40-ых годов Герцен отошел от религиозного мировоззрения, которое расцвело у него в период ссылки под влиянием невесты. Правда, некоторые элементы христианской веры, особенно серьезное отношение к Евангелию, сохранились у Герцена на всю жизнь (10); мы увидим дальше, что решающие основы его позднейшего мировоззрения до конца определялись христианскими идеями. Тем не менее, Герцен отошел по существу от религиозного мировоззрения и всецело принял построения атеистического натурализма. Прочным и устойчивым оказался только этический идеализм, но он был теснейшим образом связан с принципиальным имманентизмом, со всецелым погружением в мир "посюсторонний". Именно потому социально-политический радикализм стал единственным выражением этического идеализма Герцена. Этот этический идеализм - мы это увидим дальше .подробнее - не имел теперь под собою никакого принципиального основания и держался всецело на утопической вере в прогресс и западно-европейскую борьбу за свободу и социальную правду. Вот почему крушение веры в Западную Европу привело Герцена "на край нравственной гибели" (11). Отказаться - --------------------------------------(8) Первое проявление разочарования в Зап. Европе находим в "Письмах из Франции и Италии" (1847 г.). Сочинения,т. V. Страхов справедливо отмечает, что "Герцен дошел до полной безнадежности еще раньше, чем совершилась революция 1848 r. ("Борьба с Западом...", стр. 31). См.об этом дальше в тексте. (9) "Письма из Франции..." Соч. т. V, стр. 110. (10) См. выше цитату из "Былого и Дум"; приведем здесь более полный текст ее: "не помню, чтобы когда нибудь я взял в руки Евангелие с холодным чувством - это проводило меня через всю жизнь; во все возрасты, при разных событиях я возвращался к чтению Евангелия, и всякий раз его содержание низводило мир и кротость в мою душу". Былое и Думы, ч. I, стр. 83 (11) Сочинения, т. I, стр. 110. совершенно от веры в идеал и его правду значило для Герцена утерять всякий смысл в личной и исторической жизни; от "нравственной гибели" его спасла, по собственному признанию, "вера в Россию". Творческие силы Герцена уходили в страстное обличение духовного строя, духовного мира Западной Европы, -н в его часто придирчивой критике Западной Европы с особенной силой зазвучал, рядом с требованиями морального идеала, эстетический мотив. Этот мотив - мы увидим это подробнее дальше - всегда звучал в душе Герцена, но его борьба с мещанством Западной Европы, его страстное обличение моральной ограниченности и духовного ничтожества мещанства определялись главным образом именно эстетическим отвращением. В этом пункте Герцен тоже глубочайше связан с целым рядом русских .мыслителей, прежде всего с Гоголем, а затем - К. Леонтьевым, Н. К. Михайловским, отчасти Достоевским, в новейшее время - Бердяевым. В Европе ныне, по выражению Герцена, "распоряжается воем купец"; подмена духовных ценностей ценностями коммерческого характера есть симптом глубочайшего духовного оскудения для Герцена, мировоззрение которого отныне принимает трагический отпечаток. Ему все же нужно 'верить во что-либо большое и светлое; в той "переоценке ценностей", которая определилась разочарованием в Западной Европе, единственной ныне точкой опоры явилась для Герцена защита личности. Уже в замечательной книге "С того берега", которая вместе с "Письмами из Франции и Италии" запечатлела внутренний перелом, "душевную драму" Герцена, - это выступает с полной ясностью. Персонализм и принципиальный алогизм в историософии соединяются у Герцена в своеобразную трагическую философему, в которой он по-прежнему является романтиком. Позиция трагического смирения, оставшаяся у Герцена после крушения веры в европейскую цивилизацию, определялась, с одной стороны, мотивом правдивости ("из страха истины себе я не солгу"), а, с другой стороны, пессимистическим восприятием всего космоса, в котором случаю принадлежит, по мысли Герцена, огромное и страшное место. Но именно это "неразумия" бытия самого по себе еще ярче выдвигает право человека, на независимость от мира. Идеальные запросы человеческого духа стоят в непримиримом разногласии со слепотой природы и властью в ней случайностей, но эта оторванность духа человеческого от природы и определяет собою нежность у Герцена к человеку и его исканиям и запросам, а, вместе с тем, создает какую-то меланхолическую любовь к красоте и искусству. Слова, которые Герцен написал однажды о современности (..."мир живет кое-как... и ищет не устроиться, а забыться") (12), относятся прежде всего в нему самому. "Искусство, писал он в позднюю эпоху (13), вместе с зарницами личного счастья единственное благо наше". Перед нами все тот же эстетический гуманизм, у которого согревают свои души русские мыслители, порвавшие с Церковью, но не могущие заглушить в себе идеальных запросов. Мы видели, что Герцена "спасла от нравственной гибели" вера в Россию. Конечно, здесь сказалась горячая любовь к России, которая всегда была присуща Герцену, но и вера в Россию (как раньше вера в Западную Европу) гораздо больше определялась социальными исканиями, чем национальным чувством. Герцен возлагал все свои социальные упования на русскую общину (в этом смысле Герцен, - даже более, чем славянофилы, - является создателем так называемого народничества, (см. об этом ниже, в гл. VIII). Вместе с Толстым, Достоевским, Леонтьевым, Герцен отрекается от прежнего "зона" истории (т. е. от европейской ее эпохи) и отдается мысли о "новом зоне". Критика европейской культуры у Герцена постепенно освобождается от придирчивости и всецело определяется лишь раздумьем над ошибками и неправдами прошлого. Литературная деятельность Герцена целиком уходит в публицистику, но это публицистика философская, вся пронизанная общими (новыми) взглядами на историю, на проблему прогресса. В последний период своей деятельности Герцен причисляет себя к "нигилистам" ("), но в истолковании, которое не приближает его к современным ему Базаровым, а, наоборот, отдаляет от них. Разрыв с новым поколением очень омрачал последние годы жизни Герцена, - тем более, что он имел за собой и достаточное основание. Новое поколение, - мы будем о нем говорить в главе VIII-ой, посвященной Чернышевскому, - защищало реализм (в его достаточно примитивной форме), - Герцен же, хотя и был позитивистом, хотя и тяготел к философскому реализму, но всегда был и до конца оставался романтиком. Духовные установки у обеих сторон, при всей близости в отдельных пунктах мировоззрения, были глубоко различны, ---------------------------------------- и не один Герцен болезненно переживал вытекавший отсюда разрыв. Вся заграничная эпоха жизни Герцена (1847 - 1870) была посвящена журнальной работе - Герцен издавал один за другим журналы свободной русской мысли. Он был близок ко всем выдающимся политическим деятелям того времени, стоял - --------------------------------------(12) Былое и Думы, ч. V, стр. 203. (13) Ibid., стр. 368. (14) Былое и Думы, ч. V. в самом центре международной революционной деятельности. Об этом он сам бесподобно рассказал в томах "Былого и Дум". Обладая значительными средствами, Герцен охотно субсидировал издания радикального характера. Одно время был он близок к Прудону, книги которого были высоко ценимы Герценом, еще когда он был в России. Впрочем, дружба с Прудоном скора оборвалась... (15). В личной жизни Герцена было тоже много трудного и тяжелого, о чем он с большой откровенностью поведал сам в "Былом и Думах". В 1870-ом году Герцен скончался. 3. Переходя к анализу философских взглядов Герцена, заметим прежде всего, что он сам никогда не приводил в систему свои философские взгляды (хотя их внутренняя связность и единство не подлежат сомнению) (15a). Герцен был очень цельной натурой, к цельности в сфере идей он постоянно стремился, не щадя самых дорогих своих убеждений, но то обстоятельство, что Герцен от чистой философии перешел (уже заграницей) к философской публицистике, мешало ему в приведении в систему его философских построений. Задача историка заключается здесь в том, чтобы выделить основное в высказываниях Герцена, не следуя педантически хронологии его творчества, но, конечно, и нигде не переходя за пределы того, что мы находим у самого Герцена. Философские взгляды Герцена были обследованы до сих пор только двумя авторами - Плехановым и Шпетом (отчасти еще Massaryk-ом). Но Плеханов в сущности все время занят тем, чтобы показать, что Герцен "развивался в направлении от гегелианства к материализму" (16), а Шпет не хочет говорить о философии Герцена в точном смысле слова, а лишь о "философском мировоззрении" его. Но это противопоставление философии и философского мировоззрения, не оправдываемое по существу, характерно лишь для самого Шпета, а не для Герцена, который не раз выдвигал идею философии, "как науки", т. е. в строгом и точном смысле системы основополагающих идей (17). То обстоятельство, что Герцен во вторую половину жизни ушел в философскую публицистику, связано теоретически с его "философией деяния" (что равносильно бакунинскому уходу в "дело", в живое претворение идей в жизнь). В этом отношении очень любопытен один философский термин, который постоянно встречается у Герцена (он не привился в русской философской - --------------------------------------(15) См. об этом специальное исследование Labry. Herzen et Proudhon. (15a) "У меня никакой нет системы", писал Герцен в книге "С того берега" (1859 г.). никакого интереса, кроме истины, и я высказываю ее, как она мне кажется" (Соч. т. V. сто. 462). (16) Плеханов. Собр. соч. т. XXIII, стр. 368. (17) См., напр., первую статью в серии "О дилетантизме в науке". терминологии): "одействорение", "одействорять",-вероятно, перевод немецкого термина "Verwirklichen". Этот переход к воплощению в жизнь идей лежал на пути развития гегелианства, как это ярче всего выразил польский гегелианец Цешковский (Cieszkowsky) в своей книге "Ртоlеgomena zur Historiosophie" (1838-ой год) (18). Это движение мысли от теории к практике, от .идеи к ее воплощению теснейшим образом связано с тем, что мы уже не раз встречали выше, - с "онтологизмом" в понимании познания. В свое время мы остановимся на этом при изучении Герцена. Был еще один существенный в философском смысле мотив в oбpащенности Герцена к публицистике - неразрывная для него связь чисто-теоретического и оценочного момента в понимании бытия. Герцену действительно чужда идея "чистого" познания, - он везде в познание привносит оценочный момент, и в этом смысле Герцен является одним из предтеч того "субъективного метода", который расцвел в построениях Н. К. Михайловского и близких ему мыслителей. Герцен часто твердит о "неподкупном разуме", о необходимости принимать факты, как они есть, но в действительности он никогда не мог освободиться от оценочных суждений, страстных и часто пристрастных. Не оттого-ли его взгляды могли показаться Шпету скорее "философским мировоззрением", чем философией? Но это ведь, если угодно, одна из коренных особенностей русской мысли вообще - сплетение теоретического и аксиологического (оценочного) подхода к бытию. Герцен с мучительной болью переживал несовпадение этих двух "установок", но не менее остро переживал он и их глубочайшую неразрывность. Конечно, это есть лишь выражение того, что Герцен всю жизнь по существу был религиозным мыслителем (19), ибо для религиозной установки (и только для нее) и характерна внутренняя неотделимость теоретического и аксиологического момента в понимании бытия. Потому-то и надо в изучении Герцена и реконструкции его идей исходить из анализа его религиозного сознания и религиозных идей. В одном письме к своей невесте (20) Герцен пишет: "до 1834-го года у меня не было религиозных идей; в этот год, с которого начинается другая эпоха моей жизни, явилась мысль о Боге; что-то неполон, недостаточен стал мне казаться мир". Мы имеем, однако, достаточные свидетельства того, что Герцен и до этого мыслил религиозно. В письме Огареву (19. VI. 1833) (21) - --------------------------------------(18) См. о нем экскурс I в книге Шпета. (19) Эта сторона в творчестве Герцена особенно выпукло обрисована в указанном уже этюде С. Булгакова. (20) Сочин., т. 1, стр. 407. (21) ibid., стр. 117 Герцен, увлекавшийся Сен-Симоном и его мыслями о "новом христианстве", писал: "мы чувствуем, что мир ждет обновления..., надо другие основания положить обществам Европы". В том же письме находим и комментарии к этим словам: "возьмем чистое основание христианства, - как оно изящно и высоко, но посмотри на последователей его - мистицизм темный и мрачный". Из этих строк ясно, что Герцен недоверчиво относился к церковному христианству, и, действительно; за исключением краткого периода перед свадьбой, реальной близости к Церкви у Герцена никогда не было. Его увлекали христианские темы, он в сущности ими только и жил все время, как мы будем много раз убеждаться в этом; но так называемое "историческое христианство" (Церковь) его отталкивало. Любя Евангелие, Герцен в то же время несомненно еще в ранней юности, впитывал в себя духовное наследие XVIII-го и начала ХIХ-го веков с их романтической религиозностью, в которой Евангельские идеи сплетались с оккультизмом, мистицизмом (от С. Мартена) и "внутренним" христианством (22), - что мы уже достаточно видели выше у русских масонов и мистиков XVIII-го и начала ХIХ-го веков. Когда Герцен попал в ссылку, он испытал сильное влияние экзальтированной Захарьиной (невесты) и знаменитого Витберга (автора проекта храма Христа Спасителя в Москве), в свое время входившего в Лабзинский кружок. От Сен-Симона Герцен заимствовал идею "нового зона" ("обновление мира") (23), а от мистиков заимствовал истолкование этого "нового зона". Из Вятки Герцен писал друзьям о присылке ему сочинений Сведенборга, Парацельса, Эккартсгаузена (24). Герцен становится в это время защитником принципиального дуализма; в письме от 27. IV. 1836-го года он пишет: "теперь меня чрезвычайно занимает религиозная мысль - падение Люцифера, как огромная аллегория, и я дошел до весьма важных результатов" (25). Через несколько месяцев (письмо друзьям 22. IX. 1836-го года) Герцен запальчиво пишет: "все теории о человечестве - вздор. Человечество есть падший ангел... (отсюда) в нас два противоположных течения, которые губят, отравляют нас своей борьбой эгоизм, ...мрак - прямое наследие - --------------------------------------(22) См. упомянутую уже работу Viatte. Les sources occultes du romantisrne. (23) "Великие слова (Герцен пишет о С. Симоне) заключали в себе целый мир новых отношений между людьми, мир здоровья, мир духа, мир красоты, мир естественно нравственный, потому и нравственно чистый". Возрождение идеи "естественной" нравственности, столь характерное для руссоизма, глубоко залегло в душе Герцена. Об этом периоде см. статьи Флоровского (Совр. Записки). (24) Соч., т. I, стр. 33, 341. (25) Ibid. стр. 271. Люцифера, и любовь, свет, расширение - прямое наследие Бога". Герцен думает, что "Откровение высказало это нам" (26), - тогда как в действительности это есть прямое выражение мистической антропологии, расцветшей в Европе в XVIII-ом веке. Человек, как "бывший ангел" (27), томится на земле: "ангелу не хочется быть человеком" (28), ""Тело в смысле материальном, эгоизм в смысле духовном - вот орудие, которым действует Люцифер против воплощенного Слова". Несколько позже пишет Герцен: "мне жаль падшего брата, я вижу на челе его не совсем стертую печать красоты Люцифера... Как хорош был Люцифер до своего падения" (29). Весь космос светится для Герцена тем же двойным светом: "посмотри на эти горы, утесы, разбросанные камни, пишет он Н. А. Захарьиной (30), это изнеможенное тело непокорного сына, - но вот отовсюду ко взору Отца стремится жизнь, деревья, мох и это усилие жизни, кончающееся цветком, - в цветах уже стерта печать отчаяния (!), в них радость бытия. И между взором Отца и трупом сына есть мысль и чувство, облеченные... в плоть падшего ангела человека. Ему дано узнать изящное вселенной, он умеет радоваться небом, морем, взглядом подруги, и он не должен прежде уйти с земли, пока не постигнет все изящное в ней". В выделенных нами словах легко усмотреть что это истолкование -в духе мистических течений XVIII-г о века (о "восстановлении первозданного бытия") и шеллингианского эстетического идеализма. "Очищая любовно душу, прижимая к груди всю вселенную, мы восполняем цель человека", пишет тут же Герцен, а несколькими строками ниже пишет о "собирании изящного повсюду...". Как вообще в XVIII-ом и в начале ХIХ-го века в западном христианстве (в обоих исповеданиях) к основным христианским идеям прилеплялись идеи оккультной натурфилософии, так и в религиозных идеях Герцена в эту пору врезаются в чистую мелодию христианства двусмысленные тона оккультизма. Герцен, еще недавно увлекавшийся сен-симонизмом и "реабилитацией плоти", пишет невесте (17. VI. 1837): "ты права - тело мешает. Простор, простор, и я наполню все беспредельное пространство одной любовью. Прочь тело!" (31). - --------------------------------------(26) Ibid. сто. 325. (27) Ibid. стр. 367. (28) Ibid. стр. 367. (29) Ibid. стр. 409, 484. (30) Ibid. стр. 479. (31) Ibid. стр. 432. Не будем умножать выписок - и приведенного достаточно для оценки ранней религиозности Герцена. Вслед за романтиками Франции и Германии, Герцен прикасается не к одному чистому христианству, но и к мутным потокам оккультизма. Существенно здесь именно то, что христианство, религиозный путь открывается Герцену не в чистоте церковного учения, а в обрамлении мистических течений, идущих от XVIII-го века. Неудивительно, что еще в первом своем произведении "О месте человека в природе" Герцен, отчасти под влиянием шеллингианства, отчасти в духе мистицизма, резко отбрасывает материализм (который он называет "ужасным", "бледным") (32). Шеллингианство навсегда вошло в. душу Герцена своим утверждением метафизичности красоты ("природа полна жизни и изящного", читаем в той же статье), - и этот эстетический 'мотив постоянно повторяется у Герцена - в 1837-ом году он пишет Захарьиной о "собирании изящного отовсюду" (33), и до конца дней Герцен останется верным эстетическому подходу к жизни, заимствованному сначала от Шиллера, потом - от Шеллинга. Но в ранний период это спаялось с его экзальтированной, мистически окрашенной религиозностью. "Почему мне открылось это место (Эккартсгаузена), пишет он невесте (34). Случай? Вздор! Нет случая! Это - нелепость, выдуманная безверием". Эта мысль Герцена (в письме 1836-го года) тем более любопытна, что, с падением религиозного мировоззрения, категория случайности станет одной из основных в философии Герцена. В том же письме Герцен следует мистическим идеям XVIII-го века и в другом (впоследствии очень характерном для Герцена) высказывании (с прямой ссылкой на Эккартсгаузена): "не мышление, не изучение надобно - действование, любовь, - вот главное". Обратим внимание на то, что это учение о том, что познавание должно непременно переходить в "действование" (уже знакомое нам в философии Бакунина), имеет у Герцена, как видим, корни в мистике XVIII-го века. "Одной литературной деятельности мало, писал Герцен своей невесте позже (35), в ней недостает плоти, реальности, практического действия". Так же, как мистики XVIII-го века от теоретического вживания в "тайны природы" и истории стремительно переходят к "магическим" упражнениям, к "действиям", - так и у Герцена от того же оккультизма, который вообще является псевдоморфозой религиозной жизни, легла потребность "действия", "деяния", невозможность остановиться на одном теоретизировании. - --------------------------------------(32) ibid. стр. 351. (33) ibid. стр. 402. (34) ibid. стр. 76, 80. (35) ibid. стр. 480. Ср. стр. 438, 493. Мы потому подчеркиваем зависимость темы "деяния" у Герцена от оккультизма, что мы много еще раз будем встречать рецидивы темы "деяния" на почве оккультизма (ярче всето у Н. Ф. Федорова) (см. 11-ой том, гл. Y). Любопытно отметить, что уже в этот период Герцена беспокоит тема индивидуальности и eе судьбы Утверждая (в соответствии с мистической натурфилософией), что "вся природа есть возвращение от падения", Герцен считает бесспорным лишь "общий закон", - но "частность закона - тайна Бога". Герцен тут же спрашивает, какой смысл в существовании тех, кто никогда не мог раскрыть своих "возможностей", и кончает так: "но не тщетно же их существование. Я твердо верю в строгую последовательность и отчетливость Провидения" (36). Герцен еще до отмены ссылки женился на Н. А. Захарьиной; когда он, уже женатый, встретился через некоторое время с ближайшим своим другом Огаревым, который был тоже женат, - мистическое религиозное настроение охватило всех. В комнате Герцена висело Распятие, - и все они четверо опустились перед ним на колени, в благодарной молитве... Но скоро это религиозное настроение стало спадать у Герцена (37). Еще в 1839-ом году он пишет перед рождением сына: "Бог поручает мне это малое существо, и я устремлю его к Богу" (38), но уже через год он чувствует иначе. В письме к Огареву, утешавшему его (у Герцена было много тогда тяжелого в семье преждевременные роды, смерть ребенка, тяжелая болезнь жены) тем, что это "частный случай", не нарушающий общей гармонии бытия, Герцен пишет: твои утешения - "одно из проявлений ложной монашеской пассивности" (39). Впрочем религиозное разрешение тяжелых дум о страшной силе смерти все еще звучит у Герцена: "дух здесь же - при смерти побежден, безумные стихии берут верх над жизнью. Да, тут религия, одна религия несет утешение. Философия еще. не овладела идеей индивидуума". Это сказано, конечно, по адресу Гегеля, но беспокойство о тайне человеческой судьбы охватывало Герцена постоянно. Когда же умерло у него трое детей, у Герцена начался настоящий бунт. В дневнике (апрель 1842-го года) уже читаем ироническое замечание - --------------------------------------(36) Ibid. стр. 384. См. существенные замечания Анненкова об этом периоде в статье "Идеалисты тридцатых годов" (в книге Анненков и его друзья, стр. 19-29, стр. 51). (37) Анненков по этому поводу отмечает, что Герцена стали утомлять "однообразие торжественных нот", религиозная экзальтация, присущая его жене (Ibid. стр. 76). (38) Соч., т. II, стр. 263. (39) Ibid. стр. 415. о "детски-религиозных людях": "я даже завидовать им не могу, хотя удивляюсь великой тайне врачевания безвыходного горя - суеверным мечтательным убеждением". В сентябре того же года читаем в Дневнике сильные строки о "давящей грусти, которая растет, растет, - и вдруг сделается немая боль, и так станет ясно все дурное, трагическое нашей жизни... готов бы умереть, кажется". Мы вступаем явно в эпоху крайнего духовного кризиса, который унесет не только благодушный панлогизм Гегеля, но и религиозную веру. Острое ощущение трагедии бытия со всех сторон охватывает Герцена, - и в это время и складывается его собственная философская позиция. Здесь ключ ко всему позднейшему мировоззрению Герцена, к той "философии случайности", которая подкопала его прежние взгляды. Но прежде, чем "философия случайности" до конца овладела мыслью Герцена, он очень глубоко и сильно пережил влияние Гегеля. Остановимся на этом периоде у Герцена. 4. Герцен очень основательно изуча