Кот, который разговаривал с привидениями - Браун Лилиан Джексон - Страница 20
- Предыдущая
- 20/50
- Следующая
– Я тут приберусь немного, – сказала Рода Финни и, сняв с крючка метелку из перьев, пошла смахивать пыль.
Старик подогрел в электрическом чайнике воды, отмерил растворимого кофе Квиллеру и суррогатного себе.
– Это безвкусное пойло – единственное, что со дня моего последнего дня рождения разрешает мне пить доктор Гал, – пояснил он, – но если добавить несколько капель бренди – уже гораздо лучше. – Он показал Квиллеру серебряную фляжку, на которой были выгравированы инициалы «Г. Т». – Осталась со времен сухого закона, – сказал он. – Время от времени выручает… Что вы думаете о похоронах? Я считаю, достойно проводили. Даже старик Динтлбери расчувствовался. Ларри сказал мне, что вы поживете здесь, пока не подыщут смотрителя. Вы здесь ничего необычного не замечали?
– Что именно? – спросил Квиллер, с безразличным видом поглаживая усы.
– Говорят, старый Эфраим нет-нет да и наведывается сюда. Сам я его никогда не видел, потому что ни разу не проводил тут целую ночь, но только что-то есть у этого призрака на уме. Старый Адам Динглбери знает, но не говорит. Сколько я к нему ни подкатывал – ни в какую.
– С тех пор как мы переехали, мои коты ведут себя странно, – сказал Квиллер. – Я подумал, они, должно быть, ищут Айрис Кобб. Она их раза два приглашала сюда на обед.
– Они чувствуют чьё-то незримое присутствие, в этом нет сомнения, – без тени иронии заявил Тиббит.
– Вы знаете кого-нибудь, кто действительно видел этого, как вы говорите, призрака Эфраима?
– Отец Джуниора, Гудвинтер Старший, рассказывал мне нечто подобное незадолго до несчастного случая. Он говорил, что однажды ночью старик прошёл прямо сквозь стену и в руках у него была веревка. Ничего не сказал, молчал как могила. Заметьте, это было почти через девяносто лет после смерти Эфраима! Гудвинтер Старший почувствовал, что задыхается. Потом видение исчезло через ту же самую стену, что и появилось, а несколько дней спустя Старший был мёртв.
– Через которую стену? – спросил Квиллер. Ему вспомнилась Айрис Кобб и толкушка для пюре. – Вы знаете, какая стена?
– Мне он этого не сказал.
– Кому-нибудь из членов семьи случалось видеть, что Эфраим заглядывает по ночам в окно?
– Об этом никто никогда не говорил, но Гудвинтеры вообще предпочитали помалкивать об этом деле. И удивился, когда Старший мне это рассказал. Я был его учителем в начальных классах, может быть, поэтому он мне доверял.
– У меня складывается впечатление, что здесь у вас крепко верят в духов.
– О да, ещё бы! В этих землях просто раздолье для привидений – прямо как в Шотландии. У нас тут много шотландцев. Да ведь и вы шотландец. Вы мне говорили.
– Фамилия моей матери была Макинтош, – с гордостью сообщил Квиллер, – и она, насколько я знаю, никогда не видела привидений. При мне она, во всяком случае, о привидениях ни разу не говорила.
– Ну, тут, безусловно, требуется острота восприятия и непредубежденный взгляд. Скептики и не подозревают, чего они лишаются.
– А сами вы когда-нибудь видели призраков?
– Ещё бы! Целых тридцать два! Вы слышали о взрыве на шахте Гудвинтера в тысяча девятьсот четвёртом году? Тридцать два шахтера разорвало на кусочки! Ну, и… двадцать лет спустя после катастрофы со мной приключилась прелюбопытная история – через двадцать лет, день в день, тринадцатого мая. Я был в гостях у одной молодой леди, которая жила за городом. Тогда я жил в Пикаксе, в шести милях от неё, и возвращался домой пешком. В те времена мало у кого в Мускаунти водились автомобили, а у меня-то даже и велосипеда не было. Так что я возвращался пешком по Северной Пикакской дороге. Её тогда ещё не заасфальтировали. Время приближалось к полуночи. Вы знаете этот холм, как раз к северу от шахты? Так вот, тогда это был только небольшой террикон, и только я поравнялся с ним, как заметил: по верху движутся какие-то тени. Я замер, вгляделся в темноту – это были люди с кирками и корзинками для завтрака. Они прошли медленно и беззвучно и исчезли за холмом. Тридцать два, я сосчитал, и у каждого на голове фонарик. Я до сих пор словно вижу качающиеся огоньки проходящей мимо вереницы. Ночь стояла безветренная, но, после того как они прошли, листья на деревьях зашуршали, и по спине у меня пробежал холодок.
Квиллер из уважения помолчал несколько секунд, а потом спросил:
– Вы сказали, это было в тысяча девятьсот двадцать четвертом году? Действовал сухой закон. Вы уверены, что не прикладывались к запретному зелью из вашей серебряной фляжки?
– Но не один же я их видел, – запротестовал Гомер. – И каждый раз это случалось в годовщину взрыва – тринадцатого мая.
– Их до сих пор видят?
– Сомневаюсь. Сейчас, когда шоссе заасфальтировано и автомобили проносятся мимо со скоростью семьдесят миль в час, кто может углядеть нечто столь неуловимое, как привидение? Но я вам вот что скажу! На будущий год, в ночь на тринадцатое мая, мы с вами поедем на то место, где была шахта Гудвинтера, остановим машину и будем ждать, что произойдёт.
– Я запишу себе в ежедневник, – сказал Квиллер. – Не забудьте только взять с собой вашу фляжку.
В этот момент в кабинет вошла Рода Финни со своей метелкой. Увидев кофейные чашки, она воскликнула:
– Ах вы гадкие! Не сказали мне, что пьёте кофе!
Гомер посмотрел на Квиллера и безнадежно пожал плечами. С трудом вынув себя из кресла, он подошёл к шеренге банок с растворимым кофе и прокричал:
– Который тебе?
Рода Финни посмотрела на часы:
– Семнадцать минут третьего, дорогой. – Она обмахнула пыль ещё с нескольких безделушек и только потом села.
– По всему видно, работа в музее поставлена хорошо, – сказал Квиллер.
– Что правда, то правда, – кивнул Гомер. – Ларри строго за всем следит. У нас двенадцать действующих комитетов и семьдесят пять волонтеров. Я заправляю хозяйственными вопросами. Старшие школьники работают во дворе, зарабатывают баллы за общественно полезную работу. Уборкой в доме занимаются двадцать молодых волонтеров – если считать Роду с этой её проклятой метелкой. Для ремонта мы нанимаем профессионалов – из аварийной службы Пикакса. Для мытья окон округ направляет к нам заключенных.
– А находили когда-нибудь оторванный ставень, который стучит на ветру? Или плохо прибитую доску?
– Ни о чём таком не сообщали, а так мы ничего не трогаем, если не сломалось.
– Вы знали, что в подвале под западным крылом треснула штукатурка?
Гомер неуклюже отмахнулся:
– Вы про это сорочье гнездо? Это свалка всякого хлама, который преподносят в дар музею: сломанная мебель, ржавые инструменты, заплесневелые книги, битая посуда, грязные помойные ведра и ночные горшки.
– Душистый горошек в этом году вырос замечательный, – вставила Рода. – Жаль только, что он цветёт так недолго.
– Я сказал «горшки», а не «горошки»! – прокричал Гомер своим пронзительным тенорком. – Горшки – ночные вазы! То, что ставят под кровать!
Рода повернулась к Квиллеру и любезно пояснила:
– Клуб садоводов следит за нашими клумбами. Правда, золотые хризантемы чудесны? Морозы ещё не ударили.
– Я сдаюсь! – воскликнул Гомер, всплеснув костлявыми руками. – Она славная женщина, но она меня в могилу сведёт! – И заковылял прочь из комнаты, неестественно двигая руками и ногами.
– Он опять читал вам лекцию о старых амбарах? – спросила с лучезарной улыбкой Рода.
– Нет, он читал лекцию о привидениях ! – громко ответил Квиллер.
– А-а… да, – сказала она, вешая метелку на крючок за дверью. – Вы знаете, на ферме Фагтри их много.
Квиллер прокричал, что в западном крыле звонит телефон, и быстро откланялся.
Звонил Роджер Мак-Гилливрей, репортер из «Всякой всячины».
– Квилл, я получил информацию о завещании Айрис Кобб, – сказал он, – но мне непонятна одна деталь. Что это за кулинарная книга, которую она тебе оставила?
Квиллер, поднаторевший в искусстве уклоняться от прямого ответа, сказал:
– Это её собственный сборник рецептов, который она желала опубликовать после своей смерти – Он говорил уверенно, как человек, уполномоченный сделать заявление для прессы. – Фонд Клингеншоенов возьмёт на себя типографские расходы, а прибыль пойдёт на мемориальную стипендию Айрис Кобб. За работы по домоводству, – подумав, добавил он.
- Предыдущая
- 20/50
- Следующая
