Кот, который гулял под землей - Браун Лилиан Джексон - Страница 16
- Предыдущая
- 16/48
- Следующая
– Ну, ребятки, всё идет как нельзя лучше! – сказал он котам. – Через пару недель у вас будет своя комната. Кстати, что бы вы хотели съесть на завтрак: индейку или креветок?
Коко рядом не оказалось, поэтому он не мог высказать своё мнение, но Юм-Юм ласково терлась о ногу Квиллера и обвивала её хвостом. Квиллер знал, что Юм-Юм предпочитает индейку, и начал резать белое мясо.
– Что это за шум? – Он положил нож и взглянул наверх. – Ты слышала шлепки? Вот опять!
Шлёп-шлёп-шлёп.
Настроение Квиллера внезапно упало. Он уже предвидел очередную неисправность водопровода или какую-нибудь поломку. Опять стук!
В мозгу Квиллера проносились возможные варианты: электронасос, отопитель, холодильник. Придётся снова звонить в Мусвилл этой постоянно хохочущей миссис Глинко.
Шлёп-шлёп-шлёп.
Квиллер отправился посмотреть, в чём дело. Он заглянул в чулан, в ванную и наконец в гостиную. Шлепанье прекратилось, но зато на подоконнике сидел Коко и смотрел на стройку. Утреннее солнце бросало блики на его усы и на настороженно ощетиненную шерсть.
– Ты слышал, Коко?
Кот обернулся, взглянул на Квиллера и три раза стукнул хвостом о подоконник.
Шлёп-шлёп-шлёп.
Квиллер облегченно вздохнул:
– Ладно, господин Шлёпалыщик, идите завтракать и больше так не шутите.
Начало шествия планировалось на два часа, и Квиллер, по его мнению, облачился в подобающий случаю наряд: белые штаны, открытая рубашка и ярко-синяя спортивная куртка. Уверенный, что судьям положены ещё какие-нибудь глупые значки, он приготовился к худшему и поехал к коттеджу Милдред, чтобы забрать её. На Милдред было одно из её любимых просторных платьев, в белую и синюю полоску.
– Скрести пальцы, – произнесла Милдред, залезая в машину.
– Что означают сии таинственные слова?
– Ты, наверное, не видел шествия в прошлом году.
– Нет. Обычно я не хожу на такого рода мероприятия.
– В прошлом году я была на шествии с Шерон и Роджером. И праздник меня страшно разочаровал! Все хватали конфеты! Их разбрасывали местные бизнесмены, которые разъезжали в новеньких автомобилях. Королевы красоты разных лет тоже разъезжали в автомобилях, только с откидным верхом, и тоже разбрасывали конфеты. Какой-то делец, занимающийся продажей подержанных машин, приехал на одном из своих экспонатов, которому было уже три года, но с которого до сих пор не содрали этикетку с ценой. Этот делец тоже бросал конфеты в толпу. Ни сценок, ни военного оркестра. Из репродукторов доносилась какая-то поп-музыка, рекламные щиты приглашали посетить видеосалоны Мусвилла и поужинать в кафе «Северном». Но хуже всего было то, что на шествии не было ни одного флага. Подумать только, в День независимости нигде не вывесили американский флаг!
– А другим понравилось?
– Ну, от бесплатных-то конфет, конечно, все пришли в восторг.
– Да, есть из-за чего расстраиваться.
– Расстраиваться! Не то слово, я была просто в ярости ! Когда праздники закончились, я ринулась в бой. Ты ещё не знаешь, Квилл, на что способна Милдред в таком состоянии. «Всякая всячина» тогда ещё не существовала, поэтому я не могла отправить туда своё обличительное письмо, но я написала всем должностным лицам, всем политическим лидерам округа. Я отправила письма в туристическое агентство и в школьные советы, ораторствовала на встречах нашей администрации с окружной комиссией и действительно стала нарушителем общественного спокойствия. Ты ведь знаешь, Квилл, что у каждой ветеранской организации и у каждого общества есть свой большой флаг и своя форма. В пяти школах есть оркестры. У них не слишком красивая форма, и иногда музыканты берут не те ноты, но они умеют маршировать, бить в барабаны, и дуть в трубы. Мне хотелось выяснить, куда же подевались все эти оркестры в День независимости.
– И что явилось результатом твоей бурной деятельности?
– Скоро увидим. В этом году для организации шествия создали целый комитет, но – возможно, это и правильно – меня не включили в его состав. Наверное, у них грандиозные планы, но ты же знаешь, что иногда от подобных комитетов нет никакого толку.
Улицы Мусвилла были запружены зеваками, уже почти не оставалось места для парковки. Кое-где на Мейн-стрит перекрыли движение, но Квиллеру удалось поставить машину рядом с гаражом Глинко.
Милдред с Квиллером пробрались к установленному перед мэрией президиуму. Какая-то дама из комитета, одетая в трёхцветную одежду, проводила их к судейскому столу и дала оценочные карточки и соломенные шляпы с трёхцветными лентами. Милдред надела свою шляпу, и Квиллер сделал ей комплимент, сказав, что шляпа смотрится очень стильно. Свою шляпу Квиллер надел набекрень, и Милдред в свою очередь сказала, что он выглядит просто сногсшибательно, из-за больших усов в особенности.
– Сценки, – объясняла дама из комитета, – нужно оценивать по их оригинальности, исполнению и замыслу, пользуясь установленной системой подсчёта очков.
Третий судья запаздывал. Милдред предположила, что скорее всего это радиокомментатор из Пикакса. А Квиллеру казалось, что им должен быть Лайл Комптон. Директор школы был влиятельным официальным лицом в округе.
– Лайл говорит, что быть судьей – его призвание, но мне кажется, он просто хочет занять пост в законодательных органах, – доверительно сообщила Милдред.
– В шествии собирался принять участие мой плотник, – сказал Квиллер. – Инициатором его выступления является таверна «Кораблекрушение».
– Надеюсь, в этом году торговля не подомнёт под себя праздничное шествие.
Их разговор прервался с приходом третьего судьи. Им оказалась женщина. Она устроила настоящую суматоху, опрокинув ораторскую трибуну. Женщина также ворчала из-за ступенек и складных стульев.
– Кому понравится тащиться на шествие за тридцать миль! – возмущалась она. – И вообще, шествие должно проходить в главном городе округа.
Дама из комитета попыталась спорить с новоприбывшей судьей:
– Обычно в Мусвилле на праздник приходит много народу. Сюда съезжаются туристы.
– Ха, туристы! Пусть бы они сидели по домам или смотрели праздничное шествие у себя в городе. Тогда здешним жителям хватило бы места для парковки машин. Мне пришлось пройти три квартала пешком!
Так возмущаться могла только Аманда Гудвинтер. Она работала дизайнером в Пикаксе и являлась членом городского совета. Это с ней расстался Арчи Райкер, раздумав жениться. Аманда даже не приоделась по случаю праздника, только нахлобучила мужскую шляпу на свои спутанные седеющие волосы.
– И для чего я здесь! – пробрюзжала она. – Я терпеть не могу всякого рода шествия! И я не собираюсь надевать эту идиотскую соломенную шляпу! – Аманда швырнула шляпу на землю и взглянула на оценочную карточку. – Оригинальность, исполнение и замысел? Что это означает? Шествие есть шествие. Зачем здесь какие-то замыслы? – Продолжая хмуриться и ворчать, Аманда уселась на складной стул. – Пять минут на этом стуле, и я заработаю радикулит.
– Добрый день, Аманда, – любезно произнёс Квиллер.
– А ты-то что здесь делаешь? Ты тоже оказался настолько глуп, чтобы прийти сюда?
В отдалении послышался бой барабанов, и до судейской трибуны стали долетать громкие голоса.
Взволнованный мужской голос: «Думаю, это они».
Полицейский: «Встань на бордюр, сынок».
Ребенок: «А они будут разбрасывать конфеты?»
Его мама: «Не забудь отдать честь флагу так, как тебе показывала учительница».
Старик: «Оркестр вот-вот заиграет».
Плачущий ребенок: «Он отобрал у меня леденец».
Другой плачущий ребенок: «Подними меня! Я ничего не вижу!»
Один из школьных оркестров вдохновенно заиграл американский гимн. На солнце ярко сверкала медь духовых инструментов. Машина шерифа (с включенной сиреной) продвигалась через толпу со скоростью четыре мили в час. Все с нетерпением ожидали представления.
Долгое ожидание усилило торжественность церемонии выноса флага. Знаменосец был высокий и статный, его сопровождали двое юношей и две девушки в форме. Они чётко печатали шаг и смотрели прямо перед собой. Когда знамённая команда дошла до трибуны, подул ветер, словно так было задумано, и флаг развернулся у знаменосца над головой.
- Предыдущая
- 16/48
- Следующая
