На грани риска (сборник) - Волович В Г - Страница 37

• Предыдущая
• 37/91
• Следующая

Загудела сирена. Мы было приподнялись, но опять вернулись на место. Кажется, сейчас мы начали нервничать по-настоящему. Чувствую, вот-вот Медведев взорвется. Но Андрей молчит, хотя по лицу его и сжатым губам вижу, чего стоит ему эта сдержанность. /

Все. Время упущено.

Петрович не выдержал:

- Черт бы ее побрал, эту идиотскую дверь! Паяльной лампой ее прогреть бы.

Механик виновато молчит, но идея прогреть дверь лампой ему понравилась. Он зажигает пучок пакли и подносит ее к замку, и, о чудо, ручка вдруг поддается усилиям, и замок с сухим щелчком выходит из паза. Наконец-то!

Метлицкий заложил крутой вираж. Пошли на второй круг. Из проема двери в пилотскую высовывается голова в шлемофоне - это штурман Миша Шерпаков.

- Готовьтесь, ребята. Восемьдесят девять градусов пятьдесят четыре минуты. Сейчас выходим на боевой курс. Будем бросать на молодое поле. Думаю, не промахнетесь. Ветер - метров пять - семь в секунду, не больше, температура - двадцать один градус мороза.

Щербина подошел на помощь бортмеханику, и они вдвоем рывком оттянули дверь на себя. Она с хрустом открылась, и в прямоугольный ее просвет ворвался ледяной ветер. Ослепительно яркий свет залил кабину.

Снова протяжно загудела сирена, и, хотя мы с нетерпением, напряженно ждали заветного сигнала, он все же прозвучал неожиданно. Мы поднялись с чехлов.

- А ну, повернись, сынок, - сказал Медведев и, отстегнув клапан парашюта, еще раз проверил каждую шпильку. - Все в ажуре! - Он закрыл предохранительный клапан, защелкнул кнопки и повернулся ко мне спиной: Проверь-ка теперь мой. Как, порядок? Тогда пошли.

Держась за стальной трос, протянутый вдоль кабины самолета, мы, неуклюже переваливаясь, двинулись вперед, к зияющему проему грузовой двери. Добравшись до обреза двери, я остановился, нащупал опору для правой ноги и положил руку на вытяжное кольцо. Но меховая перчатка оказалась толстой, неудобной, мешала просунуть пальцы в кольцо. Не раздумывая, я стащил зубами перчатку с правой руки, затолкал ее поглубже за борт куртки и снова положил ладонь на красный стальной прямоугольник. Холод застывшего металла обжег ее, но я лишь сильнее стиснул кольцо и замер в ожидании команды.

С высоты шестисот метров кажется: до океана - рукой подать. Выпрыгнул и ты уже на льду. Даже как-то не по себе становится. Насколько хватает глаз, до самого горизонта тянутся сплошные поля. Они кажутся ровными. Но я знаю, сколь обманчиво такое впечатление. Просто солнце скрылось в облаках, и ледяные глыбы, бугры и заструги не отбрасывают теней. Местами ветер сдул снег и обнажил голубые и зеленые пятна льда.

Здесь, у полюса, много торосов. Они похожи на кубики сахара, выложенные длинными аккуратными горками. Вдали появилось черное пятнышко, превратившееся вскоре в большое разводье, покрытое рябью волн. От разводья в разные стороны извивается десяток тонких темных змеек - трещины.

Сколько раз наблюдал я эту картину в иллюминатор! Но на самолете ощущение безопасности было таким полным, что этот безмолвный белый мир под крылом казался далеким, нереальным. Однако сейчас, перед прыжком, стоя на порожке двери, я, обдуваемый яростным ледяным ветром, по-иному смотрю на это белое безмолвное пространство, которое раскинулось внизу без края и конца.

И вдруг я с какой-то особой остротой осознал слова Амундсена: "Каких только несчастий на протяжении ряда лет не приносило ты, о бесконечное белое пространство! Каких только лишений и каких только бедствий ты не видало! Но ты также повстречалось и с теми, кто поставил ногу на твою выю и силой бросил тебя на колени. Не припомнишь ли ты Нансена и Иогансена? Не припомнишь ли ты герцога Абруццкого? Не припомнишь ли ты Пири? Не припомнишь ли, как они шли по тебе, и там, где ты сопротивлялось, поставили тебя на колени? Тебе следовало бы отнестись с уважением к этим молодцам! Но что ты сделало с теми многими-многими, кто безуспешно пытался вырваться из твоих объятий? Что ты сделало со многими гордыми судами, державшими путь прямо в твое сердце, чтобы никогда больше не вернуться домой? Что ты сделало с ними? - спрашиваю я. Никаких следов, никаких знаков - только бесконечная белая пустыня!"

Ну когда же наконец сигнал? Наверно, мои ощущения сродни ощущениям бойцов перед штыковой атакой.

Ту-ту-ту - лихорадочно взвыла сирена. Ее резкие звуки, словно стальные молоточки, ударили по нервам. Они дали команду мышцам. Прижимая парашют левой рукой к животу, я, оттолкнувшись ногой, устремляюсь вперед и проваливаюсь вниз, в пустоту. Подхваченный мощным воздушным потоком, делаю сальто и вновь оказываюсь вниз головой.

"Двадцать один, двадцать два, двадцать три, - считаю вслух заветные секунды свободного полета, но, чувствуя, что явно тороплюсь, досчитываю: Двадцать четыре, двадцать пять". Вот теперь пора. Я что есть силы дернул кольцо, и оно, вырвавшись из руки, исчезает в пространстве. Повернув голову, уголком глаза вижу через плечо, как шелестя стремительно убегают вверх пучки строп, как вытягивается длинной пестрой колбасой купол. Вот он наполняется воздухом, гулко хлопает и превращается в живой полушар. Он словно лихорадочно дышит, то сжимаясь, то расправляясь. Меня швырнуло вверх, качнуло вправо, потом влево, снова вправо, и вдруг я ощутил, что неподвижно вишу в пространстве. После грохота моторов, свиста ветра тишина действует ошеломляюще. Меня охватило чувство покоя. Я вдыхал морозный воздух, щурился на солнце, улыбался, ощущая радость бытия.

Огляделся по сторонам. Справа, высоко надо мной, удалялся самолет, оставляя бледную дорожку инверсии. Неторопливо брели лохматые, подсвеченные солнцем облака. Внизу, насколько хватал глаз, простирались снежные поля. Ровные, девственные, белые, кое-где искореженные подвижками, похожие на бесчисленные многоугольники, окантованные черными полосками открытой воды. Высота незаметно уменьшалась, и я уже начал отчетливо различать сахарные кубики торосов. Кое-где снежный наст был перечерчен тушью свежих трещин. К горизонту протягивались широкие черные разводы, напоминавшие асфальтированное шоссе.

Метров на тридцать ниже меня опускался Медведев. Его раскачивало, как на качелях, и он тянул стропы то справа, то слева, пытаясь погасить раскачку. Это ему удалось не без труда.

• Предыдущая
• 37/91
• Следующая