Ностальгия по убийству - Браун Картер - Страница 4

• Предыдущая
• 4/28
• Следующая

Когда мы подъехали совсем близко, я увидела, что место довольно запущено. Стены поросли мхом, озерцо покрыто ряской, так что о купании нет и речи, каменные плиты, которыми покрыт двор, потрескались и сквозь них проросла трава.

У парадного крыльца Уолтер Томчик нажал на тормоза в последний раз, машина жалобно заскрипела и, наконец, остановилась. Все сидели молча. Наверное, никто не мог поверить, что кошмарной поездке пришел конец. Первой заговорила Селестина:

— Мэвис, я должна тебя предупредить: если ты ударишь по любой из этих стен так, как по моей ноге, дом рухнет.

Я хмыкнула, но ничего не ответила.

Мы вылезли. Тяжеленную парадную дверь скрепляли какие-то металлические штуковины и множество гвоздей с проржавевшими шляпками. Сама дверь была сделана в виде арки. Все это навело меня на мысль: не пытался ли мистер Эсквит обезопасить себя от набегов арабов-кочевников, появись оные в этих местах.

Нина Фарр подошла к большому бронзовому колоколу и, ухватившись за веревку, ударила в него. Звук, огласивший окрестности, был настолько неприятен, что именно его я выбрала бы для оповещения о конце света.

Правая половина двери-арки открылась, и показался самый настоящий джинн из старых фильмов ужасов. Он глядел на нас не мигая. Я попятилась.

— Что... это?

— Ты имеешь в виду Ахмеда? — Селестина, усмехнувшись, указала подбородком на джинна, чей лысый череп сиял в лучах заходящего солнца.

— Это... человек?

— Сомневаешься? Он из прислуги. Олтон Эсквит привез его откуда-то с Востока, из аравийских земель. Так и живет здесь.

Джинн казался великаном. Скрещенные руки на груди и крючковатый нос делали его настоящим чудовищем. Одет он был в шаровары из черной саржи и сандалии на босу ногу. Плечи прикрывал какой-то грязный балахон.

— Ахмед, чего стоишь? — набросилась на него Нина. — Чемоданы — в багажнике. Неси их в дом. Где Блант?

— Мистер Блант отдыхает, — ответил джинн и пошел к машине.

Его голос поразил меня — это был красивый баритон влюбленного юноши из сказки. Ну и чудеса!

— А что делает Трейси? — не унималась рыжая стерва.

— Миссис ждет вас в гостиной.

— Как всегда, пьяна? — ехидно спросила Селестина.

— Не вполне, но находится именно на этом пути, мисс, — ответил Ахмед, обнажив в улыбке ровные белоснежные зубы.

Он уже вытащил из машины наши чемоданы и поспешил широко распахнуть дверь в дом.

— Проходите. О багаже не беспокойтесь — я сам разнесу вещи по комнатам.

Нина, Селестина и я вошли в дом. Мистер Томчик остался объяснять Ахмеду, где чей чемодан.

В самой «хижине дьявола» все было так, как и снаружи: запущено и мрачно. В холле я увидела множество комнатных растений, переплевшихся между собой, — картинка, словно из «Тарзана». В гостиной ждала другая картинка — времен инквизиции. Ромбовидные окошки с цветными витражами вместо обычных стекол, каменные плиты вместо паркета, высокие темные потолки... Мне показалось, что сейчас войдут средневековые монахи и начнут нас пытать. Подобные настроения усиливал свет из окошек, который делал все предметы в гостиной фиолетово-красного оттенка.

Ну, если здесь не пытали, то шабаши точно устраивали. Иначе для чего все это?

Мой глаз заметил в углу гостиной высокую стойку бара, покрытую мрамором, а за ней, на полке, — дюжину бутылок на самые разные вкусы. Я — небольшой поклонник виски, но от этой единственной привычной детали интерьера сразу стало теплее.

У бара на стуле из бамбука сидела женщина с бокалом в руке. Когда она увидела нас, то попыталась приподняться. Это удалось ей только со второй попытки. Нетвердым шагом дама двинулась к нам, и я узнала белобрысую Трейси Денбор. Однако вместо соломенных жестких лохм свисали ярко-красные патлы. Годы обезобразили Трейси — она расплылась, ее щеки, подбородок, живот тряслись при ходьбе, глаза были выцветшими, водянистыми, на щеках пылали красные пятна, характерные для алкоголиков... Надо сказать, в целом, это была живописная особа. Как и слуга, она была одета в шаровары, только более шикарные, шелковые. На ее ногах я заметила парчовые туфли с загнутыми носами.

— Ты все-таки привез их! — сказала хозяйка мистеру Томчику. — Эх, Уолтер!..

Голос старой ветряной мельницы показался бы флейтой в сравнении с тем скрипом, который издавала Трейси Денбор.

— Все в порядке, Трейси, — ответил бедный продюсер, вытирая платком вспотевший лоб.

— Ну что, Нина, — хозяйка перевела свои водянистые глаза на мисс Фарр, — как поживаешь? Плохо выглядишь. Трудная была дорога?

И, не дожидаясь ответной реплики, нелепо хохотнув, обратилась к Селестине:

— Как себя чувствует будущая звезда Бродвея? Что-то я хотела тебе сказать?.. Ах, да! Алекс сейчас в своей спальне. Не хочешь присоединиться к нему? Отдохнуть и все такое... Зачем тратить время попусту?

Она качнулась и покрепче сжала бокал в руке, словно это был спасительный трос.

Селестина, широко расставив ноги и уперев руку в бок, медленно произнесла в ответ:

— Что, Трейси, заливаешь тоску? Кроме воспоминаний, ничего нет, а?

Но та уже смотрела на меня. Взгляд Трейси Денбор вдруг стал тревожно-осмысленным.

— Кто это? Кого вы привезли?

— Старлетка, из начинающих... — быстро сказала Нина и добавила, что моя мать когда-то была ее задушевной подругой и просила оказать покровительство дочери. — Я подумала: вдруг в нашем мюзикле найдется роль и для малышки...

— Ничего себе — малышка!

Необъятные шаровары заколыхались: мадам изволила смеяться. Неожиданно смех оборвался, и хозяйка грубо выругалась:

— Чертово племя! Я все поняла! От меня не скроешь: Уолтер притащил свою любовницу!

— Трейси, что ты говоришь! — подпрыгнул мистер Томчик. Трейси Денбор недобро взглянула на Нину Фарр, и та поежилась.

— Говоришь, что хочешь оказать покровительство? Понятно, Нина... Притащила Селестину, чтобы та служила ширмой, а сама будешь с этой девчонкой... Не допущу! Тут вам не остров Лесбос!

— Ты просто дура! — вскипела Нина Фарр и, приподнявшись на цыпочки, отвесила хозяйке звонкую пощечину.

Наступила напряженная тишина. Слышно было, как позвякивают льдинки в бокале миссис Блант.

— Виски — там! — громко сказала Нина и указала на бар. — Иди, Трейси, прополощи свой рот.

— Ты права, дорогая, — пробормотала пьянчужка, — мне надо выпить. Ахмед!

Эхо не успело утихнуть, как на пороге появился лысый джинн. Я даже не видела, откуда он выскочил.

— Слушаю вас!

Я вновь отметила, какая у него белоснежная улыбка.

— Ты, евнух!.. Чтоб тебя!.. Иди к хозяину, растолкай его и скажи, чтобы спустился сюда.

Несмотря на то, что Ахмеду попало за чужие грехи, он по-прежнему улыбался. Едва слуга вышел, как Трейси Денбор нетвердой походкой двинулась к бару. Я поняла: если кто и угрожает в этом доме моей подопечной Селестине, так это хозяйка. Ну, тварь! Уж я ее проучу при случае! Я знаю, куда нужно ударить, чтобы этот расплывшийся кусок мяса полчаса трясся, как болотная трясина! А самое главное — я применю свой прием на вполне законных основаниях, как телохранительница Селестины.

Трейси наполнила бокал, бросила маленький кубик льда и с трудом уселась на свой бамбуковый стул. Ноздри ее затрепетали, глаза, не отрываясь, глядели на жидкость в бокале. Похоже, про нас алкоголичка забыла напрочь.

Печальный мистер Томчик занялся коктейлями для Нины, Селестины и меня. Вдруг откуда-то сверху донесся шум — словно кто-то кубарем катился по лестнице. Мы, как по команде, повернули головы и увидели, что в гостиную входит Алекс Блант.

Вот это да! Блант тоже постарел, но, в отличие от Нины Фарр и Трейси Денбор, сделался неузнаваемым. Он растолстел так, что выглядел квадратным. Если в старых фильмах он был обыкновенным верзилой с пустыми глазами, то теперь перед нами стояло обрюзгшее животное с красной рожей. Кончик его носа чем-то напоминал баклажан. Длинные редкие пряди кое-как прикрывали обширную лысину. Рубашка, которую он натянул на голое тело, была застегнута до середины, мятые брюки держались на подтяжках и тоже были полузастегнуты. Впрочем, мистер Блант этого не знал: наверняка у него была «зеркальная болезнь» — все, что ниже пояса, хозяин дома видел только в зеркале.

• Предыдущая
• 4/28
• Следующая