Всеволод Бобров – гений прорыва - Пахомов Владимир Николаевич - Страница 19

• Предыдущая
• 19/51
• Следующая

Тарасова еще в незапамятные времена молва окрестила Троцким, который долгие годы считался в нашей стране синонимом коварства и вероломства. Николай Старостин убежден, что беспричинные клички в общем-то редкость. На этот счет он вспомнил Гоголя, писавшего, что народ дает прозвища по заслугам и метко.

Чернышев и Тарасов, категорически отказавшись работать со сборной СССР за полтора месяца до чемпионата мира и Европы 1972 года, поставили ее в тяжелое положение. Правда, они подчеркивали, что будут оказывать максимальную помощь новым тренерам – Боброву и Пучкову однако оба, особенно Тарасов, всячески пытались помешать их работе (интересующихся подробностями отношу к докладной записке начальника Управления спортивных игр Спорткомитета СССР Валентина Сыча, направленной 3 апреля 1972 года, председателю Комитета Сергею Павлову; она была обнаружена в архивах и опубликована во втором номере журнала «Хоккей сегодня» в 1993 году, при жизни Тарасова).

Так вот, Тарасов 21 марта позвонил комсоргу сборной СССР Игорю Ромишевскому и предложил ему срочно собрать комсомольское собрание и принять решение об исключении из состава команды Валерия Васильева и Александра Гусева, которые, по его словам, недостойны защищать честь советского хоккея на чемпионате мира (раньше Тарасов, а с ним заодно и Чернышев, полностью согласились с предложенным Бобровым составом). Кроме того, Тарасов потребовал от Ромишевского после собрания сообщить фамилии игроков, которые выступили бы в защиту того и другого защитника.

На состоявшемся очередном комсомольском собрании Александр Рагулин, Игорь Ромишевский, Валерий Харламов, Виктор Кузькин, Борис Михайлов заявили, что Васильев и Гусев по праву должны быть в составе сборной СССР.

Тогда же Тарасов, как следовало из докладной записки Сыча, неоднократно требовал от Кузькина, Рагулина и Ромишевского просить включить в состав Анатолия Фирсова, видимо, забывая, что каждый тренер может иметь свой взгляд на комплектование сборной. Сыч считал, что действия, предпринимаемые Тарасовым, на словах согласившегося с кандидатурами, имели целью внести в ряды игроков сборной команды нервозность, подорвать их веру в правильность подобранного состава.

Сыч приводил пример с Владимиром Викуловым, который в четырех товарищеских матчах в Финляндии и Швеции не проявил бойцовских качеств, практически не играл в пас с новым партнером по звену – Александром Мальцевым. Оказалось, что опытнейший Викулов, находясь под влиянием Тарасова, сомневался, сможет ли Бобров привести команду к победе.

Тарасов, не в пример Боброву, мог неожиданно отчислить игрока, если видел, что спортсмен уже не в состоянии прибавлять в игре.

Каково было 30-летнему мужчине, не умевшему до сих пор ничего в жизни, кроме того, как играть в хоккей, оказаться на улице в полном смысле слова?!

Неизвестны случаи, когда Тарасов, в отличие от Боброва, обивал пороги высоких кабинетов, чтобы помочь с трудоустройством кому-нибудь из своих партнеров, например, Бабичу, или кому-то из закончивших играть, например, Сологубову.

Частная жизнь Тарасова всегда оставалась тайной за семью замками из-за замкнутого, тщательно оберегавшегося им образа жизни. О Боброве с его открытой душой судили на каждом углу, порой при этом сочинялось много небылиц.

Сколько лет прошло, а я до сих пор помню, как 11 сентября 1988 года, в день открытия Международного гольф-клуба на улице Довженко я оказался в ресторане гостиницы «Националь» (с видом на Кремль) за одним столиком с Пеле и Тарасовым (потом к нам подключился Тумба). Нас предупредили, что Пеле – 100-процентный трезвенник, позволяющий в лучшем случае буквально прикоснуться губами к бокалу с шампанским. А Анатолий Владимирович, несмотря на это предупреждение, упорно уговаривал бразильца отведать нашего русского национального напитка. Сам он на протяжении всей нашей встречи от «дегустации» не отказывался, начав с того, что произнес «Первую не закусывают». Таким я его никогда до этого не видел. А в заключение, несмотря на все недуги, одолевавшие его вовсю, он сел за руль своей «Волги», что в подобном тогдашнем своем состоянии не мог позволить в былые годы, и помчался домой на «Сокол» (жил в том же доме, что и Бобров).

Тарасов мог горячо ратовать за развитие хоккея в различных регионах страны, он гневно, когда отошел от практических дел, осуждал некоторых тренеров и спортивных работников за попытки «сманивать» игроков отовсюду (в стране еще никто понятия не имел о контрактной системе). А сам, будучи в зените славы, возглавляя команду ЦСКА, забирал под свое начало лучших игроков из многих клубов, чтобы затем переправлять парней в дочерние команды ЦСКА, созданные в Калинине, Куйбышеве, Чебаркуле, Новосибирске.

Головную боль у руководителей отечественного спорта вызывали печатные работы Тарасова. Однажды его статья на страницах «Советского спорта» вышла с купюрами, были убраны цензурой многие данные, касающиеся сборной СССР, прямо-таки пособие предлагалось тренерам команд, наших соперников на чемпионатах мира. Сыч, оказавшись в командировке в Стокгольме, узнал от работников советского посольства, что Тарасов периодически печатает в Швеции свои статьи и дает интервью, что было тогда большим грехом, крайне правым газетам и даже, по словам Сыча, порнографическим журналам.

В мае 1969 года Сергей Павлов на бланке с грифом «Секретно» сообщил в ЦК КПСС, что «в последнее время т. Тарасов уверовал в свою непогрешимость и безнаказанность, все чаще проявляет заносчивость и высокомерие, пренебрежительное, а подчас и оскорбительное отношение к спортсменам, тренерам и судьям, нетерпимость к любой форме критики своих действий». После этого Тарасова лишили звания заслуженного тренера СССР, а в октябре восстановили без всякой формулировки (кстати, та информация Павлова, обнаруженная в партийном архиве, увидела свет в 1994 году на страницах «Московской правды» также при жизни Тарасова).

Известный спортивный работник Валерий Сысоев, одно время возглавлявший Центральный совет общества «Динамо», в бытность народным депутатом СССР, заметил, что не может в современном мире быть бесконфликтных тренеров, если у них есть имя. Бобров тоже имел имя, да еще какое, но никогда его не сопровождали конфликты с подопечными игроками или с коллегами-тренерами.

Единственный человек, с кем Бобров никогда не мог пойти на компромиссы, был Тарасов, которому он ничто не прощал, возмущался тарасовским отношением к ветеранам. «Если бы не Тарасов, я бы еще несколько лет поиграл» – такое я слышал от Всеволода часто.

Весной 1953 года Тарасова командировали на чемпионат мира и Европы, на котором наши хоккеисты не выступали. Тогда руководители отечественного спорта не решились подать заявку, поскольку не набрались мужества гарантировать успешное выступление Сталину, вскоре скончавшемуся, – еще были свежи в памяти крутые меры, принятые после поражения сборной СССР от югославов на Олимпийских играх 1952 года, да и Бобров, главная надежда команды, не мог выступать из-за травмы.

Позднее Тарасов часто возмущался, что в спортивном руководстве страны делали ставку на непременное участие Боброва в сборной СССР.

Первый для советских хоккеистов чемпионат мира и Европы принес им в 54-м году успех. Они разгромили канадцев со счетом 7:2. Боброва признали лучшим нападающим.

Вновь на подобном турнире в роли наблюдателя оказался Тарасов. Он не очень верил в победу наших парней над канадцами в заключительной встрече. Во всяком случае он предлагал руководителям делегации – Георгию Рогульскому и Борису Мякинькову посоветовать парням не особенно выкладываться в последней игре, а лучше поберечь силы для переигровки со шведами за звание чемпиона Европы – подобный матч состоялся бы (организаторы соревнования уже объявили о продаже на него билетов) в случае нашего поражения от канадцев (в рамках регулярного чемпионата сборные СССР и Швеции сыграли вничью – 1:1). Тарасов вроде бы говорил, что для первого раза неплохо вернуться домой с серебряными медалями. .

• Предыдущая
• 19/51
• Следующая