Артемка в цирке - Василенко Иван Дмитриевич - Страница 10
- Предыдущая
- 10/12
- Следующая
- Один минутка, - сказал Пепс и опять обратился к публике: - Черний очень любит детей. Черний не любит, когда бьют маленький человек. Я очень люблю Артиомка, я очень люблю Ляся. Я люблю, как свой син, так свой дочь. Я...
Самарин выскочил из-за портьеры и, заглушая Пепса, прокричал:
- Пантомима продолжается. Не помогло и это.
- Один минутка, - сказал ему Пепс и продолжал: - Уважаемий публик, я очень хотел иметь свой мальчик...
- Да замолчишь ли ты?! - взревел Самарин, потеряв терпение.
Тут сверху кто-то спокойно сказал:
- Пусть говорит. Может, у него накипело.
- Не перебивать! Нехай говорит! Говори, Пепс, высказывайся! Самарин, отойди в сторону! - раздались голоса с галерки.
Пепс благодарно приложил руку к сердцу, но не успел он и рот открыть, как из ложи полицмейстера раздались отрывистые выкрики:
- Не раз-го-варивать!.. Не раз-говаривать! Не разговаривать с публикой!.. Молчать!..
Пепс испуганно повернул голову: большая серая борода то поднималась, то падала обратно на белый с золотыми пуговицами полицмейстерский китель.
Пепс отступил на шаг и посмотрел на Артемку, как бы спрашивая: "Что такое? Зачем он кричит? Разве я сделал что плохое?" И этот взгляд, растерянный и недоуменный, вдруг наполнил Артемкино сердце острой жалостью к своему большому и наивному другу. О, Артемка знал, что такое полиция и как она обижает людей!
- Слушайте, господин околоточный надзирагель, - сказал он, став впереди Пепса, - чего ж вы нарезались на человека? Он же правду говорит. А не верите, так хоть людей спросите. Он мне как отец родной. Мы и бычков ловим. Он и в будку до меня на базар приходит. А вы кричите, как не знаю кто!
- Ой, да это ж Артемка! - изумился кто-то на галерке. - Ей-богу, Артемка! Это ж наш сапожник с базара!..
Мог ли Артемка предвидеть, какое действие произведет его речь!
Названный при всей знати города околоточным надзирателем, полицмейстер чуть не задохнулся от гнева и так затряс своей бородой, что она, казалось, сейчас оторвется и улетит под купол цирка.
Публика, узнав в сыне миллионера сапожника, ахнула, галерка радостно закричала и захлопала в ладоши.
Скандал разгорался.
Раздувая усы и придерживая шашку, к ложе полицмейстера торопливо пробирался пристав; сверху спускался околоточный надзиратель; из проходов к барьеру двигались городовые. На галерке засвистели. Кто-то сверху запустил арбузом, и он с хрустом разломился на кусочки у самых ног городового.
Испуганный Пепс озирался по сторонам, и неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы не вмешалась Ляся. Неожиданно прыгнув вперед, она расставила руки, как бы желая всех обнять, и очаровательно улыбнулась. Все недоуменно умолкли. Даже борода полицмейстера перестала прыгать.
- А меня Пепс на руках носил, когда я в Одессе вывихнула ногу, - с чисто женским лукавством сказала Ляся. - Ну, теперь уже все понятно, и будем продолжать пантомиму. Да сядьте же, господин! - крикнула она приставу. - Не мешайте публике смотреть!
Затем она отбежала на место и закрыла лицо руками, изображая отчаяние Этли.
И пантомима действительно продолжалась. Околоточный вновь отправился наверх, пристав сел там, где его застал окрик Ляси, городовые отошли в глубь проходов, а на галерке разжались стиснутые кулаки.
Но финальная картина, в которой Дика сажают на электрический стул, уже не вызвала ни в ком сочувствия, так как никто теперь не верил, что в Америке негры воруют детей. Погас и интерес к Нату Пинкертону. Обиженный Гуль не вышел на вызовы.
Зато Пепсу и Артемке галерка устроила овацию. Уже внизу ложи и скамьи опустели, на арене начали тушить фонари, а на галерке все еще не хотели расходиться, хлопали в ладоши и зычно вызывали:
- Пе-епс! Ар-тем-ка-а!
ОБЕЩАНИЕ
Самым неожиданным последствием циркового скандала было то, что у Артемки вдруг появилось множество заказчиков. Приходили кто с сапогами, кто с башмаками - мастеровые, грузчики, приказчики и даже конторщики.
И каждый считал своим долгом спросить:
- Что нового? Не собираетесь "Графа Монте-Кристо" ставить?
Или:
- Ну, брат, чего еще будешь пантомимить? Ох и здорово это у тебя!
- Быть тебе, Артемка, актером. Это по всему видать.
Артемка протягивал дратву, стучал молотком, а сам думал: "А может, и вправду актером буду. Вот как бы..."
На второй день после представления уже к обеду у него собралось в жестяной коробке копеек девяносто.
Он выждал минутку, когда никого из заказчиков не было, и метнулся в будку напротив, где мастерил старый Петрович.
- Дедушка, - спросил Артемка, - вы, часом, не слыхали, из какого товара носят туфли царевы дочки? Петрович наморщил лоб, вспоминая, потом сказал:
- Надо быть, из сафьяну. А по праздникам - из парчи.
- А если еще выше, то тогда из чего?
- Тогда? - Петрович опять подумал. - Ну, тогда... гм... да опять же из парчи.
- А где же она, парча эта, продается? - продолжал допытываться Артемка.
- А тут ее, парень, нету. В Ростове, у Козлова, - там, да, там она имеется. А тут нету. Да зачем она тебе понадобилась? Или царь из Петербурга заказ прислал?
- Вот это самое, - сказал Артемка.
Он вернулся в будку и до тех пор стучал там молотком, пока не увидел, что в дверь, согнувшись чуть не вдвое, просовывается Пепс, а из-за него с любопытством выглядывает Ляся.
- О-о! - сказал Пепс. - Артиомка работает!
- О-о! - с уважением протянула Ляся и покачала головой.
- Вот, - потряс Артемка коробкой с деньгами, - за сегодняшний день наработал.
- О-о-о! - протянули Ляся и Пепс вместе.
- Пошли обедать, - сказал Артемка. - В харчевню пойдем. Я угощаю.
Харчевня была тут же, на базаре. Все трое уселись за длинный некрашеный стол под навесом и с удовольствием поели из разрисованных розами мисок борща и солонины с хреном. Потом Артемка сбегал в квасную лавку и принес две бутылки холодного хлебного кваса, И, угощая, сам разливал по стаканам.
Все были очень довольны.
После обеда Ляся предложила половить бычков. Артемка с готовностью согласился, но потом сказал.
- Нет, невозможно. Надо идти работу кончать, а потом новую набирать Никак невозможно!
Условились, что встретятся вечером в цирке.
Прощаясь, Пепс сказал, что скоро он поедет в Москву, а в Москве есть такая школа, где учат девушек и юношей делать роли. Кто в такой школе поучится, тот будет очень-очень хорошим артистом. Там, в Москве, он скажет, чтобы Артемку приняли в школу. А если ему скажут "нет", то он, Пепс, пойдет к самому Станиславскому, и Станиславский напишет в школу бумажку, и тогда уж Артемку обязательно примут, потому что Станиславский - самый великий на всем свете артист.
Потом Пепс вынул плоские с серебристым циферблатом часы и подал их онемевшему от восторга Артемке.
- Это есть мой презент, - сказал он.
В голове у Артемки все перепуталось. Учиться?.. В Москве?.. На артиста?.. Так может быть только в сказке... Но разве часы не сказка? А они вот, в руке! Звенят!.. Как крохотные молоточки по тоненькому стеклышку... А циферблат!.. Такого циферблата Артемка еще никогда не видел: серебристый и весь в искорках... А это что? Надпись?.. Надпись на крышке: "Дебютанту..." Да, да, Артемка знает, что такое "дебютант", его вчера все так называли... "Дебютанту Артемке от Пепса"!
Артемка зажмурился, потом захохотал, потом подпрыгнул и пустился перед будкой вприсядку.
НЕОЖИДАННОЕ ОСЛОЖНЕНИЕ
Трое суток Артемка почти не выходил из будки. Его что-то томило. Он плохо спал, но лишь просыпался - сейчас же принимался за работу и просиживал до ночи. Он все боялся, что интерес к нему вот-вот пропадет и тогда опять не будет работы. Наконец жестяная коробочка наполнилась гривенниками и пятаками почти до краев. Артемка закрыл ее крышкой и сунул в карман. Потом запер будку и побежал к вокзалу. До вокзала было близко, кварталов пять, но, когда Артемка пересекал площадь, у него стучало в висках, а дыхание было частое и горячее.
- Предыдущая
- 10/12
- Следующая