Жизнь Кости Жмуркина - Чадович Николай Трофимович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/84
• Следующая

– Так… – зловеще сказал Быкодеров. – Значит, ты агитируешь против перестройки?

– Да нет, пожалуйста, перестраивайтесь, – устало сказал Костя. – Если в узком плане говорить, без исторической перспективы. Только ведь эта ваша перестройка в первую очередь требует перемены отношения к человеку. Если вы его, товарищ генерал, всю жизнь сапогами топтали, неужели теперь станете в каждую отдельную душу вникать. Пустое это все…

Костя сел. В его ушах звенело так, что он даже не расслышал ответных слов Быкодерова.

– Даю справку. О вникании, так сказать, в каждую отдельную душу. Жмуркина давным-давно из органов гнать пора. А мы его держим. Учитывая семейные обстоятельства, стаж работы и состояние здоровья. От трудящихся хлеб для него, пустобреха, отрываем. А он на наше добро вот чем отвечает. Клеветой. Пропагандой чуждых идей… Но, к счастью, не все у нас такие. Вот ты скажи, Сидоров, что же нам нужно сделать для перестройки?

В десятом ряду вскочил майор Сидоров из отдела боевой подготовки и как по писаному отбарабанил:

– Каждому на своем месте нужно работать больше и лучше!

– Вот! – палец генерала указал в потолок. – Вот! Вот она, истина! Значит, большинство все же понимает, к чему нас призывают партия и правительство! Всем присутствующим составить рапорта о завершении личной перестройки и к пятнадцати часам сдать старшим служб. На этом, товарищи, закончим.

Аудитория дружно зааплодировала и, торопясь в столовую, повалила к выходу.

– Нет! – внезапно фальцетом выкрикнул Костя. – Нет! Я не закончил… Попрошу…

Сиденья кресел перестали хлопать. Народ, любопытствуя, приостанавливался. Намечался скандальчик. Перед обедом неплохо было бы и развлечься.

– Я совсем не то хотел сказать! Вы не поняли. Я в правую тумбу наиболее важные бумаги сложил. Теперь их доставать удобнее будет! Я же не левша! Поймите, товарищи! Идеи перестройки – одобряем!

Но те, к кому он главным образом обращался, уже покинули зал. Они тоже спешили на обед, правда, совсем в другую, не общую столовую, где подавали совсем другие блюда и по совсем другим ценам, а на выходе каждый желающий мог прихватить с собой увесистый пакет деликатесов. Здесь о перестройке никто даже не заикался.

Как ни печально, но это был последний день его службы в органах. Отныне пути Кости Жмуркина и нашей славной милиции расходились в разные стороны. Его чересчур горячее и, надо признаться, не совсем обдуманное выступление на столь ответственном собрании было последней каплей, переполнившей чашу терпения Быкодерова. Да и не нужен был ему больше Костя. В самое ближайшее время генерал-майор ожидал приказа о выходе на заслуженную пенсию.

Жаловаться было бесполезно. С таким личным делом, как у Кости, дорога была только одна – в тюрьму…

Как выяснилось, бушевавшая в стране перестройка, уже принявшая необратимую форму лесного пожара, когда пламя охватывает не только кроны деревьев, но и подлесок, имела и ту негативную сторону, что без серьезной протекции найти более или менее приличную должность стало почти невозможно.

Узнав, что Костя не владеет иностранными языками, не водит машину, не разбирается в компьютерах и, более того, вообще не имеет никакой профессии, потенциальные работодатели сразу давали ему от ворот поворот.

Исключение составляли лишь те случаи, когда выяснялось, что Костя бывший офицер милиции, уволенный по отрицательным мотивам. Тогда ему предлагалось выполнить кое-какие строго конфиденциальные поручения – например, что-то отвезти в город Одессу, что-то, наоборот, привести из города Ашхабада, сунуть что-то под днище вполне определенного легкового автомобиля или извлечь что-то из-под гроба, закопанного неделю назад на лучшем городском кладбище.

К чести Кости, он от таких предложений всегда отказывался – и вовсе не из трусости, а из-за врожденного чувства порядочности. Да и знакомство с зарубежной детективной литературой подсказывало, что после пары-тройки таких операций, пусть и вполне успешных, его обязательно уберут как нежелательного свидетеля.

Оставалось разве что вновь пойти в сторожа, но это означало бы уже полный крах – спустя пятнадцать лет вернуться к тому, с чего начинал мальчишкой. Уж если описывать по жизни петли, так только восходящие. Например, в охранники какого-нибудь частного банка он бы пошел – но фактура не позволяла, да и возраст был уже не тот.

В промежутках между поисками работы Костя посещал пивные, которые стали для него единственным местом, где можно было отвлечься от горестных раздумий о своей окаянной судьбе. Деньги на пиво Костя выручал сдачей стеклотары (возвращаясь вечером домой, он нередко находил на кухне, а то и в спальне немало бутылок из-под водки, иногда даже не до конца опорожненных).

Гражданскую одежду Косте не покупали из экономии, и приходилось донашивать форму. Поэтому перед посещением всяких злачных заведений он маскировался – надевал длинный поношенный плащ (память о холостяцких временах), скрывавший и китель со следами споротых погон, и красные канты на брюках.

Однажды во второй половине дня он заглянул в так называемый «Тупик», пустырь между двумя заводскими общежитиями, с трех сторон обнесенный бетонным забором. Здесь частенько торговали разливным пивом, правда, не самого лучшего качества. Да и с посудой бывали перебои, однако Костя по дороге сюда подобрал пустую пластмассовую бутылку. Служба в милиции сильно притупила в нем чувство гадливости.

Вокруг бочки с пивом вился длинный хвост очереди. Каждый счастливчик, заполучив долгожданную кружку, лишь слегка отхлебывал из нее, а все остальное, со словами «Ослиная моча!» или «Блевотина!», выливал во вместительную урну, предусмотрительно поставленную невдалеке. Однако это ничуть не охлаждало энтузиазм очереди, хотя вопрос о том, как именно недопитое пиво возвращается из урны в бочку – через систему фильтров или без оных, – живо обсуждался народом.

Дабы убить время, Костя наблюдал обычные для такого места жанровые сценки: вот мужик, отпив полбокала, выливает туда флакон одеколона; вот другой брызгает в пиво из баллончика с дихлофосом (две коротких струи, не больше, и получается напиток богов); вот двое шарят по карманам у третьего, уже отключившегося; вот кто-то опорожняет переполненный мочевой пузырь прямо на забор; вот баба, уже почти добравшаяся до бочки, с пеной у рта орет: «Тару не задерживайте, вызлунь задроченная!»

Внезапно кто-то довольно грубо толкнул Костю в спину. Смутно надеясь, что это случайность и можно будет обойтись без скандала, он медленно обернулся. Стоящий сзади коренастый, одетый в серое мужчина пристально и с прищуром смотрел на Костю. Рот его кривила не то улыбка, не то подступающий поток брани, а щеки и череп покрывала щетина одинаковой длины.

«Странный тип, – подумал Костя. – Похоже, из зоны откинулся. И совсем недавно…»

– Вот так встреча! – странно знакомым голосом произнес стриженый. – А слух был, что ты в крутую контору пошел служить. Продал бессмертную душу за тридцать сребреников?

– Ты особо не разоряйся, – не очень убедительно огрызнулся Костя. – Чай, не на нарах…

Знакомых в этом районе у него не было. Случись что – никто не поможет. Зато блатные на выручку к своему всегда набегут. А тут таких трое на каждый десяток – по рожам видно.

– Между прочим, я на нарах никогда и не был. – Незнакомец вдруг подмигнул Косте. – Вот так-то, гражданин Кронштейн!

– Гражданин Рабинович! – искренне обрадовался Костя. – Вот кого не ожидал увидеть! Каким ветром? Я-то думал, что вы теперь какой-нибудь солидный журнал возглавляете. Вроде «Коневодства» или «Пожарного дела».

– С журналами я завязал, – ответил бывший ответственный секретарь «Вымпела». – Хлопотное дело. Здоровье, как говорится, дороже.

– А историческая родина вас разве не привлекает?

– Климат меня тамошний не устраивает. Жарко… Ведь сейчас бабки можно и здесь заколачивать. Вот собираемся частное издательство открыть.

• Предыдущая
• 37/84
• Следующая