Заговор Тома Сойера - Твен Марк - Страница 9

• Предыдущая
• 9/19
• Следующая

Мы пошли домой и обо всём рассказали, кроме шпионских дел и пропусков. А вскоре услышали барабанную дробь и звук флейты, сначала вдалеке, а потом всё ближе, ближе, и вот уже рядом марширует рота Сэма Рамфорда - раз-два, раз-два! - все солдаты дружно печатают шаг, а Сэм ревёт: «На пле-чо! Равнение нале-во! Впе-р-р-рёд!» - и всё такое прочее. А флейты визжат, и барабаны грохочут вовсю - аж звон стоит в ушах! - ей-богу, отличное было зрелище, любого бы расшевелило. Детей вокруг столпилось больше, чем было солдат, и форма у солдат была красивая, и знамя тоже, а когда Сэм Рамфорд махал в воздухе саблей и кричал, сабля так сверкала на солнце, что любо-дорого было посмотреть! И только тётя Полли стояла бледная, грустная и вся дрожала. Она и говорит:

- Что нас ждёт, одному Богу известно. Как хорошо, что Сид и Мэри… ах, Том, если бы только ты был там, с ними!

Теперь пришла наша с Томом очередь дрожать от страха. Не дай Бог, тётя Полли отправит Тома куда-нибудь подальше в деревню - в дом, где все уже переболели скарлатиной и согласятся взять его к себе. Том понял, что нельзя терять ни минуты. Мы вышли через чёрный ход - вроде притащить дров для кухни, а сами поплыли на остров, думать, как же нам быть. Том сел один поодаль и стал размышлять, а потом взял сосновый брусок, что-то вырезал на нём и напечатал красной краской много-много вот таких листовок:

Отнесли мы листовки домой, а ночью отправились по шпионским делам и, когда солдаты нас останавливали, показывали пропуска. Мы развесили на дверях шестнадцать листовок, и судье Тэтчеру повесили, и тёте Полли - а всё потому, что Том сказал: если повесить листовку только одной тёте Полли и больше никому, то все остальные сразу что-то заподозрят. Осталось ещё много нерасклеенных листовок, но Том решил, что они нам ещё пригодятся.

На утро - это была среда - опять поднялся большой переполох: те, у кого на дверях были листовки, радовались и благодарили судьбу, а те, у кого их не было, перепугались, разозлились и принялись ругать тех, у кого они были: мол, если они сами не аболиционисты, то уж точно их любимчики, а это почти одно и то же. И никто не мог взять в толк, как же это шайка Сынов Свободы ухитрилась под носом у солдат пробраться в город и развесить листовки. Ясное дело, все заволновались и начали подозревать друг дружку, не знали, кто свой, кто чужой. Кое-кто даже говорил, что город кишит изменниками. И вдруг все сразу замолчали - боялись сказать ещё хоть слово: ведь и так слишком много всего наговорили, да ещё, может быть, и не тем, кому надо.

Никогда ещё при мне никто так страшно не ругался, как полковник; и Том то же говорит. Полковник собрал капитанов у себя в штабе и сказал, что это позор, что так дальше продолжаться не может и впредь надо лучше следить. И капитаны обещали стараться.

Том велел мне записывать имена тех, кто плохо говорит о людях, у которых на дверях висят наши защитные листовки, и сам тоже обещал записывать.

Тётю Полли успокоила листовка на двери, она уже не так боялась, как раньше. Но утром пришла миссис Лоусон, жена адвоката, и вконец ее расстроила. Она сделала вид, что ничего не знает о листовке тёти Полли, и говорит: слава Богу, у неё самой такая не висит, ей и не надо. Но если кто-то хочет, чтобы их защищали подпольные шайки аболиционистов, и им не стыдно - то пожалуйста, ей всё равно! А когда тётя Полли покраснела и ни слова не могла в ответ вымолвить, миссис Лоусон встала и говорит: «Может быть, я лишнее сболтнула, простите меня», - и ушла, надувшись, а от тёти Поллиного спокойствия и следа не осталось.

Ночью мы повесили листовки на дверях у всех, кого взяли на заметку, и у миссис Лоусон тоже. Это многих заставило замолчать, и миссис Лоусон тоже притихла и успокоилась, не то что раньше. А ещё одну листовку мы нацепили на спину Джеку Флэкеру - он спал на своём посту у дровяного склада. Утром мы с Томом пошли бродить по городу и вдруг видим: пять листовок висят не на тех дверях, куда мы их вешали.

Том и говорит: подожди до завтрашнего утра - увидим ещё кое-что интересное! Так оно и вышло: все, у кого были листовки, подписали их своими именами, чтоб никто не стащил - их ведь воровали по всему городу. И тётя Полли подписала своё имя - крупно, разборчиво. И миссис Лоусон тоже.

К субботе все в городе, у кого не было листовок, ходили усталые и помятые - все три ночи они не ложились, слушали сигналы, а когда становилось невмоготу, так и засыпали одетыми. А сигналов всё не было и не было, все уже перестали бояться, но тут пришла газета, и всё началось сначала - ведь в ней только об этом речь и шла, да так всё расписывали, что хуже некуда. И ещё там печатали отрывки из иллинойсских и сент-луисских газет - вот, мол, какая слава идёт о нашем городе. Все и гордились, и боялись, а газету читали от корки до корки - Том говорит, раньше сроду такого не было. Он тоже загордился и сказал, что заговор у нас на славу и надо продолжать и теперь наделать еще больше шуму.

Дела у нас опять пошли на лад, и ночью мы повесили объявление о награде за беглого чернокожего мальчика. Джим был с нами, по шпионским делам. А потом мы стали строить планы на завтра, и вот что придумали. Ближе к вечеру мы с Томом пойдём к дому с привидениями у Рачьего ручья, и, пока Том переодевается в негра, я отправлюсь дальше - к Кроту Брэдишу, и скажу, что знаю, где прячется этот самый негр, и могу показать ему место в обмен на часть награды. Потом приведу его куда нужно и передам ему Тома, вместе с цепью и всем прочим, а у Тома будет с собой запасной ключ, и ночью он снимет с цепи замок, сбежит, вернётся в дом с привидениями, переоденется, смоет с себя краску в ручье и отнесёт негритянский костюм домой. А Джим в полночь заберётся на высокое дерево, протрубит в рог и нагонит страх на весь город. Утром Крот, конечно, явится в город и расскажет, что у него сбежал негр. Вот тогда все уж точно подумают, что это дело рук аболиционистов, - славная будет заварушка! А Том мог бы поработать сыщиком, помочь искать самого себя: то-то будет интересно!

На другой день, под вечер, мы подходили к дому с привидениями и уже почти выбрались из леса на открытое место, как вдруг Том схватил меня за руку и говорит: стой, кто-то идёт вдоль ручья! Смотрим - и вправду, Крот Брэдиш! Том велел мне идти ему навстречу, рассказать, в чём дело, и увести его подальше, а он, Том, тем временем переоделся бы в доме с привидениями. Я оставил Тома ждать в кустах, а сам пошёл навстречу Кроту и рассказал ему про негра. Только Крот и не подумал сразу никуда кидаться, а, наоборот, был недоволен: стал чесать в голове, ругаться потихоньку и сказал, что уже поймал одного беглого негра полчаса назад, а с двумя ему уже не справиться, да ещё в такое неспокойное времечко, и не мог бы я за своим пока приглядеть, а через денёк-другой снова прийти?

Что делать дальше, я не знал. Теперь в заговоре блеску могло сильно поубавиться, и Тому бы это вряд ли понравилось. Я и постарался как-то выкрутиться и сказал, что, пожалуй, справлюсь с этим делом. Брэдиш обрадовался, ответил, что я ничего при этом не теряю, и стал рассказывать, какого превосходного негра он заполучил: за него обещана награда в пятьсот долларов, а Крот перекупил его за двести у человека, который его поймал, так что триста долларов чистой прибыли обеспечены - дельце выгодное, отлично сработано! А сейчас он идёт в город повидаться с шерифом и всё уладить. Только Крот исчез из виду, я свистнул Тому, он вышел, и я выложил ему плохие новости.

Том совсем скис. Я так и знал, что он огорчится. Он-то мечтал, что скоро смоет краску и пойдёт охотиться сам за собой, и тут начнутся приключения одно другого интереснее. Ну никак он не мог успокоиться. Я про себя стал думать, что Провидение отворачивается от нашего заговора. Думал-думал, а потом взял да ляпнул по глупости. Том здорово разозлился и сразу накинулся на меня: мол, как мне не стыдно, я человек без веры и не заслуживаю милостей Провидения, и как же я не понимаю, что это один из самых таинственных и непостижимых ходов во всём заговоре! Ну, думаю, раз Том ругается, значит, скоро всё пойдёт на лад, надо просто оставить его в покое и не вмешиваться - пускай твердит, пока сам не поверит, что всё идёт по плану и так и должно быть. Так оно и вышло. Том опять повеселел, сказал, что всё к лучшему и какой же он был дурак и грешник - не догадался, что к чему, и сразу нос повесил. Я молча слушал, а он тарахтел и тарахтел, да и говорит, наконец: всё, теперь ясно, в чём новый план Провидения, - нужно пойти и поменяться местами с тем негром! Том уже собрался идти переодеваться, только я ему говорю:

• Предыдущая
• 9/19
• Следующая