Миры под лезвием секиры - Чадович Николай Трофимович - Страница 37

• Предыдущая
• 37/96
• Следующая

– Вот именно… Узнав, что в Галилее объявился некто, выдающий себя за сына Божьего, он без промедления направился в те края и сделал все, чтобы погубить мессию. Иуда Искариот и вся шваль иерусалимская действовали по его наущению. Лицом к лицу они встретились только во время пути на Голгофу. Иисус, конечно, узнал этого субчика и хотел по своей привычке отпустить ему грехи, но Каин ответил плевком и оскорбительными речами. Так он был проклят вторично, уже Богом-сыном. С тех пор Каин называется Агасфером, или Бутадеусом.

– Что же аггелы не обратятся к своему живому Богу напрямую? – спросил Цыпф.

– Попробуй обратиться к такому… Да, видно, и не очень-то он хочет общаться с ними.

Драндулет обогнал на повороте длинный вьючный обоз, неторопливо вышагивающий под перезвон колокольчиков и гортанные крики вооруженных до зубов погонщиков. Ущелье расширялось, полого спускаясь в долину, где среди виноградников и масличных рощ раскинулся небольшой городишко – сотня-другая каменных домишек, крытых соломой и черепицей, старая сторожевая башня на окраине, площадь, с четырех сторон окруженная казенными зданиями: монастырем, казармой, ратушей и тюрьмой. И если, по сведениям Смыкова, три первых учреждения практически бездействовали, то тюрьма продолжала исправно функционировать. Сидели в ней не только разбойники и контрабандисты, но и высшие чины инквизиции, изолированные от общества по решению Талашевского трактата.

В город въезжать не стали, а разбили лагерь в запущенной апельсиновой роще. Зяблик сразу завалился спать. Чмыхало полез под драндулет. Цыпф взялся за чтение «Первой всеобщей хроники», составленной высокоученым королем Альфонсом X на полузабытом галисийско-португальском диалекте, а Смыков, побрякивая в карманах деньгами, отправился на разведку.

Вернулся он спустя несколько часов с весьма озабоченным видом. Среди его покупок, кроме каравая свежего хлеба, числились четыре длинные монашеские рясы и дюжина толстых восковых свечей.

– Тут вшей, наверное, несчитаное количество, – сказал Цыпф, осторожно встряхивая свой новый наряд.

– Не паникуй, – успокоил его Зяблик. – Наши вши с кастильскими не уживаются. Сейчас произойдет полное взаимоуничтожение.

О конкретных результатах своей вылазки Смыков помалкивал, да его и не торопили – знали, что сам все расскажет, когда придет время.

А время пришло после ужина, в ходе которого Зяблик неустанно клял Смыкова за скаредность, не позволившую тому купить хотя бы бутылку вина. Сжевав последнюю корку хлеба, Смыков многозначительно сообщил:

– Человек, который нам нужен, действительно находится в местной тюрьме. Я имел с ним свидание и личную беседу.

– Без свидетелей? – поинтересовался Зяблик.

– Он по-прежнему является иерархом церкви и пользуется большими поблажками от тюремщиков.

– Письмо дона Эстебана ты ему передал?

– Передал.

– Ну и что он? Обещал помочь?

– Только в обмен на свою свободу, – развел руками Смыков.

– Ничего себе! – Зяблик присвистнул. – Он что, нас за психов держит? Эту тюрягу только с гаубицами брать можно! Стены, поди, по два метра толщиной.

– Кое-где и по два с полтиной. А только брать все равно придется, братец вы мой.

– Может, тюремщиков проще подкупить?

– За побег такой птицы мало никому не будет. Они же не враги себе?

– Что там хоть за охрана?

– Двое дежурят снаружи. И еще десятка полтора внутри.

– На входе шмонают?

– Да.

– Что ищут?

– Только оружие.

– На прогулку твоего клиента выводят?

– Выводят. На богослужения.

– В церковь? – живо поинтересовался Зяблик.

– Нет. У них там своя подземная молельня без окон.

– Без окон… – повторил Зяблик. – Кто там еще бывает в этой молельне?

– Во время торжественной мессы все заключенные. Это будет человек тридцать. Ну и все тюремщики, естественно, кроме двух-трех…

– Вот, значит, ты что задумал. – Зяблик оглянулся на перевязанную веревкой пачку свечей. – А как мы внутрь прорвемся?

– Это, братец вы мой, как раз проще простого. Интересующее нас лицо посадили без суда, под горячую руку, сана и духовных званий не лишали. Он и в богослужениях участвует, и благословляет, и грехи отпускает всем желающим. Ему сам комендант при встрече ручку целует. За хорошую мзду нас с тобой пропустят на мессу.

– Ну и бардак у них! Разве можно посторонних людей в зону пускать? Пусть берут меня на полставки консультантом по режиму.

– Да, с бдительностью у них не очень… – согласился Смыков. – Но не забывай, между нами веков шесть разницы. Еще успеют усовершенствоваться.

– Противогазы с собой придется брать.

– Придется…

– А пропустят с ними?

– Вот это вопрос! – Смыков пожал плечами. – Попробуем. Они же противогазов раньше в глаза не видели. Маски завернем и вместо тюбетеек на голову наденем. А фильтры за фляги выдадим. Главное, изображай христианское смирение…

– Я и креститься-то по-ихнему не умею.

– Сейчас будете учиться.

– Времени сколько в запасе?

– Да ерунда совсем. – Смыков глянул на «командирские». – Часа через три колокол ударит. Сразу и пойдем. Сегодня как раз какой-то церковный праздник… Благовещенье, что ли…

– Это когда архангел Гавриил Деву Марию трахнул?

– Примерно. – Смыков поморщился. – Только кастильцам об этом говорить не надо.

Пару свечей оставили для образца, остальные растопили в котелке и принялись лепить по-новому, вкладывая внутрь каждой вместо фитиля жестяной цилиндрик с «черемухой».

– Раньше их в картонной оболочке выпускали и размером поболее, – с видом знатока рассказывал Смыков. – Так правонарушители наловчились шашки подбирать и обратно кидать. А это усовершенствованная модель. В пять раз легче, а площадь поражения почти такая же. Когда горит, раскаляется. Пальцами уже не ухватишь.

– Нравятся тебе такие дела, Смыков. Ох как нравятся! – сказал Зяблик с сарказмом. – Газом людей травить, жечь, давить…

– Задавил я людей, наверное, раз в десять меньше, чем вы, братец мой, – возразил Смыков. – Так что не надо…

– Я их ради справедливости давил!

– А я ради порядка.

– Чистый фашизм, в натуре… Подтверди, Левка.

Однако Цыпф, увлекшийся катанием восковых колбасок, дипломатично промолчал. Как ни старалась вся ватага, а свечи получались чрезвычайно корявые. Смыков забраковал всю партию.

– Это же не хрен моржовый, а предмет религиозного культа! – возмущался он. – Эти свечи перед алтарем придется ставить! Хотите, чтобы на нас пальцем показывали?

Первый более или менее приемлемый экземпляр, как ни странно, получился у Толгая. Тогда его заставили изготовить и все остальные. Успех друга Зяблик объяснил тем, что тому в детстве приходилось лепить кизячные лепешки для костра.

Когда с этим деликатным делом было покончено, стал вопрос об испытании секретного оружия «в условиях, максимально приближенных к реальности», как выразился Смыков.

– На опушке, кажись, коровы пасутся. Давай дадим им понюхать, – предложил Зяблик.

Взяли самую неприглядную из свечей и двинулись к опушке. Зяблик на ходу закурил. Действительно, на тучной пажити между рощей и соседним виноградником пасся крупный рогатый скот, но не коровы, а сплошь быки – черные, поджарые, словно литые. Заслышав человеческие голоса, ближайший из них поднял морду. Во взгляде его красноватых глазок не было апатичной покорности, столь свойственной жвачным парнокопытным, а только недоброе любопытство и первобытная дикость.

– Ты, Зябля, коров хотел? – переспросил Чмыхало. – Это не коровы, это алмасы… Демоны рогатые.

– Действительно, какие же это коровы. – Смыков сделал шаг назад. – Это боевые быки. Лучше с ними не связываться.

– Поздно, – трагически произнес Зяблик, уже успевший зажечь свечу. – Пропадай моя голова, да не на радость ворогу!

Еле-еле тлеющая свеча плюхнулась в траву перед самой мордой быка и сразу привлекла его внимание. Он понюхал ее, недоуменно покрутил широко расставленными рогами и снова поискал взглядом людей. Внезапно зашипев, свеча дала обильное облако сизого дыма. Бык чихнул, отпрянул и принялся рыть копытами землю. Мышцы на его могучей холке вспухли бугром.

• Предыдущая
• 37/96
• Следующая