Евангелие от Тимофея - Чадович Николай Трофимович - Страница 15

• Предыдущая
• 15/55
• Следующая

– Потому что я сам уже не болотник. Прорицатели приговорили меня к изгнанию. Уже сутки я скитаюсь без крова и пищи.

– Да, неважные твои дела…

– А разве наши дела лучше? – вмешался я. – Где искать спасение? Если останемся здесь, опять в яму попадем! На Вершени нас тоже ничего хорошего не ждет. Что остается? Прорва?

– Да. Отрастим крылышки и будем летать наперегонки с косокрылами, – невесело пошутил Головастик.

– В Прорве хватает тварей и похуже косокрылов, – буркнул Яган. – Не забывайте, что среди нас демон. Таким, как он, Прорва – дом родной.

– Зачем говорить пустое. Сами же прекрасно понимаете, что никакой я не демон. Сейчас не самое лучшее время для болтовни. Надо решать – или здесь оставаться, или на Вершень идти. Высказывайтесь. Начинай, Яган.

– У нас так говорят: легче из Прорвы вернуться, чем из Иззыбья. Тут только мертвецам место да пиявкам. А на Вершени мы не пропадем. Приятелей у меня там немало осталось. На всех заставах меня служивые знают. Как-нибудь перебьемся первое время. А там видно будет. Главное, чтобы приговор мне отменили. Тогда я опять в силу войду. И вас, конечно, не забуду.

– Ясно. Говори, Головастик…

– На Вершени я знаю все тайные тропки, все укрытия, где можно переждать облаву. В следующий раз я так глупо не попадусь. А кормиться будем моими песнями. Свадеб и поминок на наш век хватит. А тут кому петь – комарам? Да и не поется мне здесь совсем.

– Присоединяюсь к мнению Ягана и Головастика, – сказал я. – На Вершени, конечно, нам несладко придется, но в Иззыбье куда хуже… Теперь ты, Шатун. Мы внимательно слушаем.

– Говорить мне нелегко. Иззыбье – моя родина. Но теперь я изгой, и все здесь об этом знают. На Вершени я тоже останусь изгоем. Но там легче выжить, легче затеряться. Кроме того, мне не хотелось бы расставаться с вами. Сейчас вы единственные, кто не чурается меня. А в одиночку прожить я вряд ли смогу. – Он умолк, задумавшись.

– Значит, Вершень?

– Вершень, а там посмотрим…

– Тогда веди нас к ближайшему занебнику.

Первым делом Шатун приказал всем нам раздеться и вымазаться грязью. Для маскировки, как он объяснил. Яган, недовольно ворча, скинул трусы и, аккуратно свернув, зажал под мышкой. Я не мешкая сбросил плащ, но Шатун, узрев мое бледное, худосочное по местным меркам тело, немедленно отменил свое распоряжение. Затем мы тотчас выступили в путь.

Трудности начались буквально сразу. Даже я, как выяснилось, не умел ходить по топям и торфяникам. А уж про Ягана и Головастика, вся сознательная жизнь которых прошла на Вершени, и говорить нечего. Гладкая, как обструганная доска, ровняга – это вам не зыбучее болото. Через каждые пять шагов кого-то из нас приходилось вытаскивать из трясины.

– Если вы и дальше будете идти в таком темпе, то никогда не доберетесь до занебника, – сказал Шатун. – Ступайте только в мои следы. Ни единого шага в сторону. Вперед смотреть необязательно, лучше смотрите себе под ноги.

Постепенно характер местности стал меняться. Редкие пологие холмы, мутные речушки и заросли хилого кустарника, до этого хоть как-то разнообразившего пейзаж, исчезли окончательно, уступив место плоской и безрадостной, залитой стоячей водой пустоши. Из ржавой, воняющей сероводородом жижи торчали только голые черные кочки да стреловидные стебли какой-то травы. Огромные пузыри вспухали то здесь, то там и, лопаясь, обдавали нас брызгами грязи. Пласты тумана, колыхаясь, плыли слева и справа от нас. Туманом было небо над головой, туман был впереди и сзади, туманом была наша судьба.

В стороне показалась стая куцелапов – пять или шесть особей, каждая размером не меньше той, что увязалась за нами в лабиринте. Вот кто был здесь в своей родной стихии: грациозно взлетая вверх, каждый из куцелапов находил свою кочку и, казалось, едва коснувшись ее задними лапами, вновь совершал плавный и легкий десятиметровый прыжок. Появляясь то с одной, то с другой стороны, они явно стягивали вокруг нас кольцо. Время было ранее, и, судя по всему, тварям не терпелось позавтракать. А у нас с собой не было никакого оружия – ни ножа, ни даже палки.

– Что-то не нравится мне, как они кружат вокруг, – сказал Головастик. – Ведь ты, Шатун, говорил, что куцелапы – существа трусливые. Так чего же они к нам лезут?

– Это они в одиночку трусливые, – меланхолически ответил Шатун. – А кучей смелые.

– Значит, они нападут на нас?

– Обязательно.

– Как же нам поступить?

– Идти, как шли. – Шатун все время озирался по сторонам, словно высматривая что-то, хотя, на мой взгляд, кроме воды и кочек, вокруг ничего не было. – Вся моя жизнь прошла в этих краях, и я знаю о них немало. Здесь мне не страшен ни зверь, ни человек. Даже ребенком я умел спасаться от куцелапов. Одинокого куцелапа губит трусость, а стаю – наглость. Скоро вы в этом убедитесь.

От куцелапов нас отделяло теперь каких-нибудь полсотни метров. С такого расстояния их можно было рассмотреть во всех подробностях, и, надо признаться, эта помесь кенгуру и крокодила своим видом отнюдь не ласкала наши взоры.

– Все! – крикнул нам Шатун. – Стойте, где стоите!

– А сесть можно? – спросил я.

– Можно, – разрешил Шатун. – Ты у нас вроде самый сообразительный… Чем отличается кочка, на которой я стою, от, скажем, вон той?

– Чем отличается? – Я посмотрел в указанном направлении. – Та вроде размером побольше.

– Гляди лучше.

– Подожди, подожди. – Я напряг зрение. – Кажется, она движется.

И действительно, кочка, на которую обратил мое внимание Шатун, вела себя довольно странно: медленно, очень медленно она перемещалась в нашу сторону. Чтобы окончательно убедиться в этом, я засек ее местоположение относительно других кочек и вскоре обнаружил, что не одна она здесь такая. Двигались многие кочки, некоторые к нам, некоторые от нас. Иногда какая-нибудь слегка приподнималась из воды, сразу вырастая в размерах вдвое, а то и втрое.

– Сейчас начнется, – сказал Шатун. – Будьте готовы ко всему, но панике не поддавайтесь.

Куцелапы, до этого будто и не замечавшие нас, вдруг совершили резкий поворот на девяносто градусов и, легко перелетая с кочки на кочку, перешли в наступление. Одна пара атаковала с фронта, две другие заходили с флангов.

Понимая, что слова Шатуна имеют какой-то пока непонятный мне смысл, я внимательно наблюдал за странной кочкой, которая непременно должна была оказаться на пути одного из куцелапов. Однако крик Ягана отвлек меня. Оба нападавших справа зверя исчезли, и на том месте, где им положено было находиться, вода словно кипела. Затем вскрикнул и Головастик. Я перевел взгляд в его сторону и успел увидеть, как кочка, которой только что коснулся самый крупный из куцелапов – возможно, вожак, – словно всосала его в себя, втянула целиком, по самую макушку, и тут же сама канула в болото. Не прошло и минуты, как в поле нашего зрения не осталось ни единой зеленой гадины. Да и кочек заметно поубавилось. Зато в глубине болота шла какая-то бурная деятельность – на поверхности воды крутились воронки и взлетали гейзеры, туда-сюда перекатывались волны, кочка подо мной (надо надеяться, кочка обыкновенная, без всяких сюрпризов) содрогнулась.

Спустя некоторое время раздался мощный чмокающий звук, и трясина извергла плотный зеленоватый ком размером с человеческую голову – перемолотые кости, клыки, куски шкуры. Так повторилось еще пять раз, и болото успокоилось.

– Я никуда не пойду, – решительно заявил Головастик. – Буду сидеть здесь, пока не подохну.

– Нам бояться нечего. Морду жерновника от обыкновенной кочки разве что дурак не отличит. Я нарочно завел вас в самую середину стада. Тут нас и тысяче куцелапов не достать.

– А жерновник – это что такое? Живой он или неживой?

– А занебник живой?

– Живой, но не в такой степени, как мы с тобой.

– Ну вот, а жерновник нечто среднее между зверем и растением. Ни глаз, ни лап у него нет, но жрать и двигаться может.

– Слыхал я про таких тварей, – буркнул Яган. – Не один наш полк они сожрали в свое время.

• Предыдущая
• 15/55
• Следующая