Двести веков сомнений - Бояндин Константин Юрьевич Sagari - Страница 90

• Предыдущая
• 90/132
• Следующая

— Хорошо, — Д. неожиданно понял, что у него вот-вот зверски разболится голова. — Тогда устройте мне с ним встречу. У него дома.

— Прямо сейчас?!

— Немедленно.

Канвидал задумался.

— За это, по крайней мере, не убьют, — признал он и тяжело вздохнул. — Так и мечтаю взглянуть на ваши инструкции, хоть глазком… Ну ладно. Оставайтесь на связи.

Он аккуратно прикрыл за собой дверь. Некоторое время в кабинете было тихо.

— Ты уверен, что в списке все действительно «чисты»? — спросила Кинисс, когда Д. кончил массировать виски.

— Да, — ответил тот. — Боги, до чего безумный день…

— Может, хотя бы мне скажешь, что придумал?

— Не могу, — Д. смотрел в немигающие золотистые глаза. Глядя в них, так трудно говорить «нет»… — Я не шучу. Если расскажу, вся затея насмарку.

Кинисс моргнула и отвела взгляд.

— Ну хорошо, — она поднялась. — Дел сегодня немного, пойду прогуляюсь…

Где она имела обыкновение прогуливаться, Д. не знал. Совершенно очевидным было одно: что в это время никакими усилиями её невозможно было обнаружить в пределах города. Точнее говоря, на всём восточном побережье материка.

Клеммен, город

Странным был этот город.

Окружающее пространство поразило меня настолько, что первые несколько минут я просто таращился, не в силах произнести ни слова. Совершенно забыв, что мой жуткий извозчик терпеливо дожидается, когда я расплачусь и выйду.

Расплачусь! Чем здесь принято расплачиваться? Хоть убей, не знаю. А у меня с собой несколько мелких монет и банковские книжки. Толку от них… не вижу вокруг банковских терминалов. И кассиров не вижу. Ни одного.

Я спрыгнул на землю, с трудом переставляя затёкшие ноги (тут же взвилась туча пыли) и некоторое время смотрел в выжидающие глазницы извозчика. Скелет лошади тихонько переступал с ноги на ногу. Что я ему скажу? Что мне нечем платить? Мне стало страшно.

— Благодарю вас, — я чуть наклонил голову, — вы мне очень помогли. Сожалею, но…

Едва слышный вздох послышался с того места, где сидел извозчик.

Ветхий его экипаж, останки лошади и сам он на краткий миг обрели нечёткие, переливающиеся всеми цветами радуги очертания. Едва уловимое слово донеслось из глубин туманного облака — но я, по понятным причинам, пропустил его мимо ушей. Оно походило на «свобода». Или на «наконец-то». Или же на «спасибо»… Так или иначе, в нём звучала радость.

Туманное облако растаяло, а вместе с ним растаял и экипаж — вместе с седоком и тем, чем был влеком.

Лишь шляпа скатилась в пыль, остановилась у самых моих ног. Некогда, вероятно, это был фетр. Теперь он крошился от малейших усилий. Но выбрасывать её в пыль… по непонятным причинам этот головной убор казался мне чем-то близким и родным, более подлинным, чем окружающее великолепие.

Я осторожно положил шляпу в сумку (жаль, завернуть не во что, искрошится там в пыль) и огляделся.

Я стоял на перекрёстке, семнадцать дорог расходились во все стороны. На улицах не было прохожих; царил полумрак — несмотря на то, что «правильное» солнце весело светило с зенита, а второе, огромное вращающееся «Y», висело поодаль.

Я спохватился и взглянул на часы.

Они стояли.

Ну вот, дождался! Поди узнай, который теперь час. Позвольте, неужели я ехал так долго? Проклиная себя последними словами, я принялся заводить их — и убедился, что пружина заведена по меньшей мере на две трети. Но часы не шли.

Я потряс их… легонько стукнул. Часы должны были выдерживать падение из окна пятиэтажного дома на каменную мостовую. Но — не шли. Изнутри доносилась гробовая тишина.

Теперь, конечно, я только посмеялся бы над тем, что вставшие часы так серьёзно могли бы меня огорчить. Что толку следить за временем в подобном месте? Но в тот момент время было единственной ниточкой, что связывала меня с реальностью, и эта ниточка, похоже, успела оборваться.

Когда шаги Клеммена стихли, на перекрёстке появился человек, одетый во всё красное. Он присел перед кучей пыли, очертаниями напоминавшей рассыпавшийся экипаж и, зачерпнув пригоршню праха, поджал губы. Наклонил ладонь… и прах невесомой струйкой вытек наземь, искрясь и переливаясь. Зрачки-серпики смотревшего сузились. Он встал и отряхнул ладони.

— Ничего, — пробормотал он. — Рано или поздно ты споткнёшься. А если нет, то… — он нетерпеливо взмахнул рукой и послушно обрушившийся порыв ветра развеял прах, унёс высоко в пепельно-серое небо.

Скольких ещё этот пришелец успеет освободить, прежде чем угодит в одну из ловушек?

Человек молча глядел в сторону, куда удалился Клеммен. Одежда незнакомца постепенно меняла цвет, а лицо — очертания. Лишь глаза оставались прежними — пурпурная радужка и зрачки-полумесяцы.

Академия, Лето 76, 435 Д., 14-й час

— Это невероятно, — Каминтуар, тот самый начальник, у которого Д. просидел весь предыдущий час, угощаясь (надо признать, довольно посредственным) вином, смотрел на лежащие перед ним записи с видом человека, только что пробудившегося от тяжёлого кошмара. — Если бы я не выслушал отчёты о сегодняшних… гм-м-м… операциях… я бы отправил бы вас, Д., лечить нервы. Вы же понимаете, что наших сил не хватит.

— Да, — твёрдо ответил Д. Взгляды всех присутствующих были обращены на него.

— Если собравшиеся здесь — все, кто, по вашим словам, «чист», то на помощь рассчитывать нечего. Придётся пока справляться силами тех, кто здесь.

— Я понимаю, сайант . Кроме того, мы не можем допустить, чтобы записи об операциях попадали в наш архив. Пока что.

— Пальер из Тенвера? — как это он смог поднять брови настолько высоко. — Наша главная утечка в архивах, надо полагать? Человек, который знает всё ?

— Это ещё не всё, — Д. призвал в помощники всех богов, к каждому из которых относился с равным безразличием. — Всё необходимое будет изложено в отчёте. А пока надо создать ложные записи и поместить в архив взамен подлинных — тех, что я изъял.

Удивлённый гул пронёсся по комнате.

— Ну, знаете… — Каминтуар был уже стар и грузен. Кресло протестующе скрипнуло, когда он погрузился в него. — Значит, теперь мы будем фальсифицировать собственные документы. Прошу тишины! — повысил он голос и грозно обвёл взглядом зал.

Все утихли. Д. по-прежнему стоял. Ни к одному из взглядов — исключая, возможно, Кинисс — он не ощущал сочувствия. Ну да — полагают, что я сошёл с ума. От пережитого и чрезмерной нагрузки.

— Хорошо, — Каминтуар. — Рискну. Чутьё меня ещё не подводило. Д., вы назначаетесь координатором операции. Начало — без семнадцати полночь. Штаб разместим здесь, мы слишком редко меняем его расположение. Все свободны.

Не обращая внимания на взгляды коллег, Д. брёл к выходу. Вся затея держится на столь тонкой нити… хорошо, если чутьё старика не подведёт и на этот раз. Да, сегодня же навестить языковеда и устранить сюрприз. Это не шутка.

— Подожди, — Д. уже взялся за «ключ», чтобы переместиться в Венллен. Голос принадлежал Кинисс.

— Тебя ждут, — она указала на дверь, что вела на улицу, в парк. — Похоже, важное известие.

Д. кивнул и, стараясь подавить нетерпение, вышел, щурясь от неожиданно ударившего в глаза солнечного света.

Рядом с ближайшим фонтаном на небольшом камне сидел флосс и сосредоточенно чистил оперение.

Андариалл

У-Цзин поморгал и протёр глаза. Такого с ним прежде не было. Ему показалось, что на миг перед ним в коридоре возникла Андари — полупрозрачная, нечёткая, куда-то спешащая. Что за призраки? Монастырь — место очень «чуткое». Любая магия, которую пытаются применить здесь, начинает «звучать» во всех диапазонах. Даже он сам, которому доступна лишь псионическая её часть, тут же ощутит воздействие — неважно, слабый ли это магический фонарик, или же могущественные слова власти, от звука которых горы переносятся на иные места.

Ни следа магии. Тихо. Тихо!

Он едва не выронил поднос с её обедом. Очевидно, что Андари молчит неспроста. Даже лучшие из его учеников и собратьев, увы, весьма любопытны… нет, лучше он сам.

• Предыдущая
• 90/132
• Следующая