Двести веков сомнений - Бояндин Константин Юрьевич Sagari - Страница 32

• Предыдущая
• 32/132
• Следующая

Вместе со всеми внутрь пошли и мы. Чей-то взгляд жёг мне затылок, жёг нестерпимо. Не в силах выносить это, я обернулся. Как бы невзначай.

Встретился взглядом с генералом Гин-Уарантом. Тот был, как всегда, великолепен. Он повернулся лицом к какой-то светловолосой красавице, тут же перестав меня замечать.

Нет, не случайно он так долго смотрел на меня.

Внутри дворец, естественно, кажется куда больше, нежели снаружи. Я знал, что он построен именно для таких вот мероприятий, а всё остальное время пустует. Ну, иногда ещё устраивают выставки живописи. Сам же третий правитель (тот самый, который пригласил меня, и которому принадлежит дворец) обитает в гораздо более скромном жилище. Не в хижине, конечно, но и не во дворце. Богатство не считается у ольтов чем-то зазорным. Как и бедность. Всё по-другому — когда у тебя за спиной наэрта , готовая поддержать (или отвергнуть), деньги не играют той роли, что в «человеческих» государствах.

Всё это — игра, напоминал я себе. Впереди — длинный вечер, ещё более длинная ночь, изысканная еда, прекрасное общество, музыка и множество других удовольствий для органов чувств. Я мысленно воззвал к Воину, что покровительствует Венллену, чтобы Он позволил мне выдержать испытание.

Мы (втроём) сели за небольшой столик в огромном зале, не вполне в углу, но и не на почётном месте. Большое достоинство нашей дислокации: остальное пространство можно обозревать, прилагая минимум усилий.

Я с некоторой опаской поглядывал на Кинисс, поскольку знал, что её вкусы… гм… одним словом, мне было любопытно, что она станет есть. Хансса предпочитают сырое мясо и сырую рыбу. Наверное, поэтому приглашение их в гости требует известных усилий и подготовки. Во всех смыслах.

Когда нам принесли наш обед — я понял, что недооценил правителей. Основным блюдом были мясо и рыба «холодной» варки — в уксусе, кажется. Д. не говорил, как называется такое блюдо (помню только, что слово длинное и красивое), но это одно из тех блюд, которое могут есть почти все двуногие. Во всяком случае, от его вида человека (почти любого) в дрожь не бросает. Человеку, правда, надо ещё привыкнуть к самому виду рептилии, занятой трапезой.

Разумеется, одним этим обед не ограничивался. Предполагалось сидеть на своём месте; замечать остальных не полагалось, хотя разговаривать, конечно, никто не запрещал. Музыкантов не было видно, но тихая мелодия, что волнами растекалась под сводами зала, не мешала ни еде, ни разговорам.

— Надо поблагодарить хозяев за угощение, — произнёс Д., устроив себе паузу. Он вообще не дурак как следует покушать; я — наверное — тоже стану, когда доживу до его возраста. — Это не просто вкусно, это невообразимо вкусно.

— Согласен, — говорю и осматриваюсь, стараясь не вертеть головой. Тут-то я и заметил, что Гин-Уарант расположился так, чтобы постоянно держать меня в поле зрения.

Интересно, он следит за мной или действительно пора лечить нервы?

— Кстати, — говорит Д., благосклонно кивая слуге, принесшему напитки. — Скажи, по секрету — зачем тебя понесло в ту лавку в Оннде?

— Ей владеет ваш знакомый, — отвечаю честно. — Грениш. Так мне показалось.

Кинисс подняла голову, взглянула Д. в глаза. Мой начальник вздрогнул, словно его стегнули кнутом.

— Что?! — глаза его расширились. — Как… нет, быть не может.

— Кроме того, — добавляю, — он назвал вас по имени.

Д. и Кинисс обменялись взглядами, после чего я явственно заметил, что Д. бледнеет. Никогда ещё я не видел, чтобы он пугался. И вот оно — он испугался. Да так, что было видно — самообладание он сохраняет ценой огромных усилий.

— Моё имя? — произнёс он едва различимым голосом. — Он назвал его тебе?

— Да, — продолжаю, ничего уже не понимая. Что это с ним? — Так и сказал: «с тех пор, мол, как передал привет от Д.»

— Шутник, — выдохнул Д., лицо его приобрело прежний цвет. — Я думал, меня удар хватит, — вытер лицо платком. — Если бы… — он замолчал.

— Я понял, что это не Грениш потому, что он сослался на вас, — продолжаю. — Да и повезло, наверное.

— Тебе действительно повезло, — произнесла Кинисс. — Я ещё чувствую прикосновение марранха . Его след не пропадает очень долго. Тебя осмотрели?

— Да, — говорю. — Что такое марранх ?

— Нежить. Потом объясню, — говорит Д., пришедший в себя. — Вся эта история очень странная, пусть и без серьёзных последствий. Самое странное, что нет жертв. Лавочник отделался испугом, его слуги вообще ничего не помнят. В лавке кое-что разбито, поломано, но это мелочи. А ведь каждое появление марранха — это много, очень много жертв. Учёным будет, чем заняться.

— Ты не прав, — возразила Кинисс. — Подобные случаи, без жертв, уже были. Я выясню, что смогу, но…

Я понимал, что скрывалось под этим «но»: некромагия — под абсолютным запретом для её расы. Сама мысль о получении таких сведений должна быть для неё почти непереносима.

— Буду вам очень благодарен, — склонил я голову. Кинисс молча кивнула.

— Не думаю, что стоит… — начал было Д., но, подумав, махнул рукой. — Ладно. Изучай. Но имей в виду, некромагия относится к тем областям знаний, где любопытство смертельно опасно.

— Как вы определили, что это именно… — я замялся, подыскивая слово, на какой-то момент выпавшее из памяти. — …то, что было?

— В том числе по запаху, — ответила Кинисс. — Считай, что по запаху… мне трудно объяснить. Д. прав, незачем развивать тему. Здесь и сейчас.

После короткой паузы мы принялись обсуждать всякие мелочи. Время от времени Д. рассказывал истории из своей жизни; впрочем, и мои рассказы о днях бурного детства привлекли внимание. Учитывая, что Д. был мастер вести беседу ни о чём — когда никто не может угадать, о чём будет идти речь через несколько минут.

Наверное, примерно такие разговоры и полагается вести на приёмах.

— Скажите, а зачем эти приёмы устраиваются? — спросил я, когда выдалась пауза. — Только не надо смеяться. Просто ответьте на вопрос.

— Пожалуйста, — ответил Д. без тени улыбки. — Люди обычные собираются в трактирах, друг у друга в гостях. Здесь — тот же случай. Просто люди этого круга не встречаются в трактирах. Им не подобает коротать время за кружкой пива.

— Что, и нам троим тоже?

— В настоящий момент — да.

— Никогда не поверю, — говорю, — что не жалко тратить столько усилий и денег только общения ради.

— Здесь обсуждается много жизненно важных вопросов, — ответил Д. с едва ощутимой ноткой неудовольствия. — Ты сам в этом убедишься. Приёмы — единственный случай, когда серьёзные разговоры можно вести, не опасаясь слежки, подслушивания и тому подобного.

Я недоумённо посмотрел на него, затем на Кинисс.

— Он прав, — подтвердила рептилия. — Таков обычай.

— Ну что же, — я покачал головой. — Соединять приятное с полезным…

— Именно, — кивнул Д. — Не забудь, я говорил о жизненно важных вопросах. Все, кто удостаивается приглашения, приглашаются именно ради решения этих вопросов. Кинисс, я и ты — тоже.

— Я?! — я был поражён до глубины души. — Но с кем?

— Сам узнаешь, — вздохнул Д. Музыканты прекратили играть — сигнал к окончанию обеда. Предстоит очередная игра — очередное действие этого спектакля.

Никто никого не заставлял уходить, но зал понемногу пустел. Пока меня не «поймал» мой таинственный собеседник, поброжу, где вздумается.

Венллен, Лето 47, 435 Д., 19-й час

Гости появлялись волнами: едва часы пробили семь, как в узкой комнате, служившей гостиной, появилось несколько новых людей. Их представляли, но я заслушался Д., который объяснял, как изготавливают чучела — наподобие тех, что украшают стены вокруг нас.

Что-то заставило меня взглянуть в сторону вновь пришедших.

Лучше бы я этого не делал.

Андари была не одна. Её сопровождал молодой человек (в смысле, ольт, а насколько молодой — не знаю), взглянув на которого, я… В общем, мне захотелось исчезнуть, испариться, стать пылью — прежде, чем она посмотрит в мою сторону. Я ощущал себя настолько уродливым и недостойным её внимания, что…

• Предыдущая
• 32/132
• Следующая