Безвозмездный дар - Бояндин Константин Юрьевич Sagari - Страница 3

• Предыдущая
• 3/3

Пораженный дарион не успел даже пошевелиться. Видимо, молоток уже был у Энианта под рукой. Один точный удар — и лишь безжизненные брызги камня и сплющенная бронзовая змейка напоминали о некогда прекрасном украшении.

— Итак, не тысяча, а девятьсот девяносто девять, — подвел итоги Эниант. Овельтар пытался что-то сказать — и не мог, губы не повиновались ему. Он никак не мог поверить в то, чему оказался свидетелем. — Продолжаем. Вот перстень. Изумительная вещь! И если я сейчас… — он занес молоток.

— Довольно, — произнес дарион едва слышно. — Прекрати, Эниант.

И — словно словно стон узника, подвергшегося жесточайшим пыткам:

— Я согласен.

И — уже в спину удаляющемуся человеку:

— Не стоило его разбивать. Оно уже умерло… с той минуты, как ты купил его, чтобы убить.

Они стояли у главного алтаря. Человек — по левую руку; дарион — по правую.

— Последний шанс передумать, — напомнил дарион, с лица которого, казалось, улыбка исчезла навсегда.

— Я и так совершил слишком много недоброго, — было ответом. — Поздно отступать.

Овельтар вздохнул.

— Я, Овельтар, из рода Аверранд, взываю к тебе, Повелительница Лесов и…

Бывший князь почти не слушал его. Теперь, когда сумасшедшее желание его исполнялось, он ощущал страшную усталость. Десять с лишним лет… и сколько еще времени пройдет, прежде чем он сумеет что-то противопоставить темно-сиреневым клинкам захватчиков. Здесь, посреди нетронутого спокойствия вечного леса, о подобном думать не хотелось.

А ведь придется…

— …и прошу передать ему ту ношу, что все эти годы была моей судьбой.

Простые слова. Слова как слова…

Словно сотни иголочек начали покалывать кожу Энианта. Вскоре это прошло.

— Случилось, — произнес он, не веря собственной удаче. — Я… я тоже кузнец, Овельтар! Я тоже способен теперь создавать… многое…

— он вытер пот со лба.

Дарион молча кивнул, поклонился изваянию богини и решительным шагом направился прочь из святилища.

— Благодарю тебя, — донеслось ему вслед. — И… прости за то, что я сделал.

Овельтар в последний раз встретился с Эниантом взглядом.

— Скорее уж я должен извиниться, — пожал он плечами. — Прощай, князь, и удачи тебе.

— Сегодня же оправлюсь домой, — Эниант говорил в возбуждении сам с собой, торопливо собирая вещи. — Храм уже воздвигнут. Останусь там и…

Он услышал, как скрипнула дверь комнаты дариона. Сейчас она сольется со стеной, и не будет уже ни единого намека на мастерскую, что так долго находилась внутри. Или не долго? В самом ли деле дарион обретался десяток лет именно здесь?.. Боги любят шутить… это точно.

Из окна своей комнатки Эниант увидел, как мрачный, словно туча, дарион, выходит на улицу, поднимает, щурясь, взгляд у небесам и осторожно прикасается к листьям шиповника. Словно видит их впервые в жизни.

Так убиваться из-за ожерелья? Вероятно, правду говорят о том, что всю душу вкладывает этот народ в то, что выходит у них из рук… а самим им ничего не остается. Когда князь намекал на то, что в состоянии оставить дариона безо всех родственников и друзей, тот даже глазом не моргнул. Нет, нелюди они и есть нелюди…

— Благодарю тебя, Хранительница! — громко произнес Эниант, закрывая за собой дверь. Дверь, однако, исчезать не спешила. Впрочем… должна же оставаться хотя бы одна комната, верно? — Сегодня ты спасла всю мою страну… мы вечно будем возносить тебе восхваления.

Какое бы время года ни стояло на улице, внутри храма всегда пахло осенью. Отчего — неизвестно. Может, оттого, что осенью все краски гораздо ярче и даже самым беспечным становится ясно, что впереди — безмолвие и холод?

Не время предаваться печали.

Князь спустился по ступенькам.

Должно быть, солнце закрыло тучей. Огромной же должна быть эта туча… а ведь утро выдалось таким ясным! Он поднял голову и едва не закричал от ужаса. Небо наливалось кровью. По-над самыми верхушками деревьев потекли, сгущаясь, плотные ленты облаков. Тяжелых, наливающихся водой и гневом. Дождь, что пойдет из них, будет кровавым дождем.

— Что это? — прошептал князь, оборачиваясь. И на сей раз не смог сдержать крика изумления и страха.

Все вокруг преображалось. Все, кроме храма. Куст шиповника почернел; цветы его издавали густой, приторный аромат, от которого возникали видения долгой и отвратительной смерти. Листья по краям покрылись шипами, а посередине каждого цветка прорезался глаз — багровый, злобный, неотступно следящий.

Ноги его словно обожгло жидким огнем.

Трава тоже преобразилась. На вид она оставалась мягкой и приветливой… но, касаясь кожи, немедленно прожигала ее.

Бросив сумку, князь кинулся назад, в храм.

Он бросился наземь у мраморных ног богини и долгое время не осмеливался поднять глаза.

— За что? — спросил он шепотом. — Ведь… ведь жрецы так восхищались тем, что я задумал. Что же на самом деле ты хотела от него, Хранительница?

Но вопросы его оставались без ответа.

Овельтар проводил его взглядом.

— Я предупреждал тебя, — произнес он тихо. — Отчего вы все так убеждены, что каждый дар — это благословение?

Он тоже не получил ответа.

Вокруг все было настоящим, зеленым и приветливым. Было приятно прикасаться к стволам деревьев, не опасаясь ядовитого укуса и слушать пение птиц, не ожидая каждый момент нападения.

— Боги любят шутить, — повторил Овельтар себе под нос. — Но только другие боги могут оценить эти шутки по достоинству.

С собой у него были только инструменты, незаконченный венец и немного провизии.

И десять тысяч миль впереди.

• Предыдущая
• 3/3