Смертельная мечта - Бова Бен - Страница 30
- Предыдущая
- 30/146
- Следующая
– Чем я могу облегчить его состояние? В больнице ведь есть врачи, – дрожащим голосом произнес Джэйс, повторив фразу своего отца, сказанную более двадцати лет назад.
Переехав во Флориду, он не послал и открытки, просто сообщил по почте свой новый адрес. За четырнадцать месяцев его жизни в Орландо на адрес Джэйса не пришло ни одного письма.
С освещенного желтыми огнями авеню Джэйс свернул в полутемный переулок. Его жалкое жилище, так называемое «бунгало», стояло в конце улицы, словно пряталось от мира за рядами красивых домов. В окнах, мимо которых проезжал Джэйс, призрачным светом мигали экраны телевизоров. Шуршала под колесами галька. Подъезд к его логову был не освещен, но Джэйс знал здесь каждый камешек, каждую выбоинку. Из сада возле одного из домов потянуло дымом, кто-то жег опавшие листья и срезанные ветки деревьев.
Джэйс прислонил велосипед к стене рядом с дверью, вытащил из кармана пульт и набрал замысловатый код. Раздался слабый писк, после которого сначала отключилась сигнализация, а затем над дверью замигала зеленая лампочка. Через несколько секунд послышалось жужжание, отошел язычок замка, раздался легкий вздох, и дверь открылась. Не хватало только белого костюма и маски, и тогда создалось бы полное впечатление, что перед вами – дверь в лабораторию, в которой действуют жесткие правила вакуумной гигиены.
Развешанные на потолке неоновые светильники зажглись автоматически, как только Джэйс вошел в дом и закрыл за собой дверь. Окна были закрашены и наглухо завешены плотными шторами. Джэйс сломал все перегородки, превратив свое «бунгало» в одну большую комнату, куда никогда не проникал солнечный свет. Из всей мебели имелись только стол, некое подобие кровати и продавленное черное кресло, очень похожее на то, в котором на «Шаттле» сидят астронавты. На грубых, сколоченных из досок ящиках стояли телевизоры, телевизионные трубки без корпусов, перевернутые корпуса, компьютеры и мониторы. Повсюду – на полу, самодельном топчане и длинном, по дизайну похожем на столярный верстак столе – грудами лежали клавиатуры, «мышки», пульты управления и разноцветные, в основном зеленые, платы. Там, где не было больших деталей, словно крупная технологическая пыль, валялись микросхемы. Во всем доме не имелось ни одной книги, ни единой газеты или журнала. Джэйс в них не нуждался.
Джэйс прошел к креслу и растянулся на нем. Даже от его веса кресло сплющилось. Джэйс дотянулся до пультов и включил сразу три телевизора, три разные программы, но с одинаково выключенным звуком.
Со стороны могло показаться, что хозяин дома не ест, в доме не было ни одной хозяйственной принадлежности: ни холодильника, ни плиты, ни даже микроволновой печи или кастрюль. Все помещения, за исключением комнаты, Джэйс превратил в склад, а все трубы отрезал, чтобы не мешали хранить видеокассеты. Питался он на работе. Там же, в душе, и мылся, правда, нечасто. В ванную в своем «бунгало» он не заходил, даже для него, не отличающегося брезгливостью, она казалась слишком грязной. Каждый день, возвращаясь с работы и блаженствуя в кресле, он давал себе слово завтра же вычистить ее.
Переводя взгляд с одного экрана на другой, Джэйс напряженно думал. Он должен доделать то, о чем просил его Манкриф. Тем более теперь, когда лазерный диск с записью программы «Царство Нептуна» и реакцией на нее был у него в кармане. Но взяться за работу сейчас же Джэйс не мог, ему мешали неизвестно откуда появившиеся угрызения совести – чувство, до сих пор ему неизвестное. «А действительно, что, собственно, произошло? – уговаривал он себя. – Девчонка не пострадала, навредить ей у него и в мыслях не было. Какие могут быть сомнения? Нужно действовать, работать». Но, несмотря на убедительные аргументы, Джэйс не мог заставить себя приняться за дело. Что-то ему все-таки мешало.
Вскоре Джэйс понял, что не дает ему действовать. Нет, ни в коем случае не душевные муки, а желание поиграть с Манкрифом, пошантажировать его.
«В одном он прав, такого поля деятельности и таких средств мне больше никто не даст. Но и он будет выполнять мои просьбы только до тех пор, пока я буду делать то, что ему нужно. – Джэйс почувствовал легкий дискомфорт. – Проклятье, не нужно было мне с ним связываться».
«Вот моралист нашелся, – продолжал мучиться он. – Брось выкаблучивать, сделай ему эту программу, и все. Хочет, чтобы в ней была Анжела? Пусть получит. Кто об этом узнает? Да никто. Тоже мне специальное задание, – ухмыльнулся Джэйс. – И зачем мне нужно отказываться? Нет, сделаю. Затем Дэн поможет мне отшлифовать этот чертов бейсбол, а уже потом мы с ним примемся за что-нибудь в самом деле стоящее».
Джэйс потянулся, встал с кресла и подошел к столу, где лежали его шлем и перчатки. Он вставил диск, подсоединил проигрыватель к компьютерам и, взяв со стола шлем и перчатки, стараясь не запутаться в проводах, пошел к креслу. Поудобнее разместив в нем свое тщедушное долговязое тело, он погрузился в свой мир, мир, в котором Джэйс был героем, укрощал роботов и покорял орды инопланетян. И все ради того, чтобы своим мужеством завоевать сердце и тело повелительницы созданного им мира, прекрасной, как Богиня, и очень похожей на его мать.
11
– Вы так считаете? – учительница вопросительно посмотрела на Сьюзен. – Но как же так, ведь вся наша программа построена на использовании обучающих программ, – ответила она. – Не посещая их, Анжела отстанет от класса.
Сьюзен нахмурилась:
– Девочка напугана, она, я думаю, даже не захочет войти в кабину.
– Я понимаю вашу тревогу, миссис Санторини, но, может быть, нам вместе попытаться уговорить Анжелу преодолеть свой страх? – предложила Элеонора О'Коннел.
Удобно расположившись в креслах, они сидели в тихом, опрятном кафетерии для преподавателей. Сьюзен, по правде говоря, поразила его изысканная, почти шикарная обстановка. На полу расстелен ручной работы ковер, на креслах лежали мягкие подушечки, столики маленькие и изящные. У стены стояли сверкающие никелем автоматы с напитками. Из машины для приготовления кофе шел пар, рядом стояла корзиночка с разнообразной выпечкой. Две преподавательницы сидели на мягком диване у окна, одна из них курила. Уловив запах дыма, Сьюзен поморщилась.
Она вдруг вспомнила школу, в которой Анжела училась в Дэйтоне, убогую, грязноватую, неприглядную. В ней не было ни таких сногсшибательных комнат, ни аппаратуры. Этой школе, новенькой, с иголочки, она и в подметки не годилась. Сьюзен мысленно похвалила себя за то, что решила приодеться. На ней был бледно-зеленый брючный костюм, который, как полагала Сьюзен, делал ее похожей на солидную, преуспевающую даму и спокойную мать. Меньше всего она хотела, чтобы ее приняли за бедноватую, приехавшую с периферии истеричку.
Элеонора О'Коннел была не намного старше самой Сьюзен, но выглядела хуже. Располневшая, с круглым, как арбуз, лицом, она была одета в аляповатую голубую блузку в белый горошек. Разглядывая учительницу, Сьюзен подумала о том, какие адские муки она принимает каждый день, отказываясь от лишнего кусочка любимой выпечки. «Но иначе она будет просто бесформенной. Будь я на ее месте, я бы убила на месте того, кто принес сюда все эти печенья».
– Анжела – одна из лучших учениц класса, – продолжала говорить учительница. – Неужели мы с вами покажем свою слабость и сдадимся из-за одного печального инцидента?
– Но мне кажется, что Анжела и слушать не желает о том, чтобы войти в кабину, – возразила Сьюзен, правда, уже не так твердо, как в начале разговора.
Элеонора наклонилась и дотронулась до руки Сьюзен.
– Но есть только два пути – или войти в нее, или выйти из школы. Нам просто не разрешается преподавать традиционными методами. Вы понимаете меня?
Сьюзен понимала. Миссис О'Коннел не угрожала ей, нет, она пыталась поставить Сьюзен на свое место. И еще она очень искренне переживала, что Анжеле придется уйти.
– Наша школа – особенная, – снова заговорила учительница. – Единственная в стране. Неужели вы не хотите, чтобы ваша дочь училась здесь?
- Предыдущая
- 30/146
- Следующая
