Месть Ориона - Бова Бен - Страница 32

• Предыдущая
• 32/76
• Следующая

– Приам умер, – глухо проговорила она сквозь рыдания. – Сердце его разорвалось, когда он увидел ахейцев на западной стене.

– А царица? – спросил я.

– Вместе с женщинами царского происхождения она находится в главном храме по другую сторону этой двери. Стража поклялась защищать их до последнего и погибнуть, если Агамемнону и его чудовищам суждено прорваться сюда.

Я обнял ее за плечи и прислушался к шуму схватки… Она не затянулась надолго. Бой завершился, раздались вопли, полные злобной радости, и дверь загрохотала, сотрясаясь под ударами… Я услышал оглушительный треск, потом наступила тишина.

– Тебе лучше выйти туда, чтобы, вломившись, они не захватили тебя силой, – предложил я.

Елена отодвинулась от меня, пытаясь собраться с духом, и, приподняв свой точеный подбородок, как подобает царице, которой она надеялась стать, сказала:

– Хорошо, я готова предстать перед ними.

Я подошел к соседней двери, снял засов и выглянул в щелку. В храме находились Агамемнон, его брат Менелай и еще дюжина ахейцев. Вдоль стен выстроились покрытые золотом статуи выше человеческого роста. За мраморным алтарем башней возвышалась огромная статуя Афродиты, вызолоченная, раскрашенная, убранная цветами и драгоценностями, принесенными в жертву. Возле ее подножия горели сотни свечей, бросавших пляшущие отблески на золото и сверкавшие камни. Но ахейцы не обращали внимания на сокровища храма – они смотрели на богато украшенный алтарь и распростертую на нем старую женщину.

Мне не довелось увидеть Гекубу. Морщинистая старуха лежала на алтарном камне, сложив руки на груди и закрыв глаза. Царица была в золотом одеянии, руки ее украшали бирюза, янтарь, рубины и сердолики. Шею обвивало тяжелое золотое ожерелье, голову венчала сверкающая корона. Возле алтаря стояли семь женщин, разного возраста, с трепетом они взирали на пропотевших, запятнанных кровью ахейцев, разглядывавших мертвую царицу Трои.

Одна из тех, что постарше, негромко сказала Агамемнону:

– Царица приняла яд, когда умер царь. Она знала, что Троя не переживет сегодняшнего дня и мое пророчество наконец свершится.

– Это Кассандра, – шепнула мне Елена. – Старшая дочь Гекубы.

Агамемнон медленно отвернулся от трупа седовласой царицы. В маленьких глазках его горели гнев и разочарование.

Кассандра проговорила:

– Увы, могучий Агамемнон, ты не сможешь привезти царицу Трои в Микены на своем черном корабле, она никогда не станет твоей рабыней.

Мерзкая усмешка искривила губы Агамемнона:

– Мне хватит и тебя, царевна. Ты станешь моей рабыней вместо своей матери.

– Да, – согласилась Кассандра. – А потом мы с тобой умрем от руки твоей неверной жены.

– Троянская сука! – И резким ударом тыльной стороны ладони царь ахейцев сбил царевну на мраморный пол.

Чтобы предотвратить волну нового насилия, я широко распахнул двери убежища.

Ахейцы повернулись, руки их потянулись к мечам. Елена вступила в храм с царственной грацией, ее невероятно прекрасное лицо хранило абсолютно невозмутимое выражение. Словно ожило немыслимо чарующее изваяние.

Не говоря ни слова, Елена подошла к Кассандре и помогла ей встать. Из разбитой губы царевны струилась кровь.

Я встал возле алтаря, опустив левую руку на рукоять меча. Агамемнон и все ахейцы уже узнали меня. Лица их были суровы, руки обагрены кровью… Даже издали от них разило потом.

Менелай, на какой-то миг словно окаменевший, шагнул вперед и схватил жену за плечи.

– Елена! – Губы его дрогнули, должно быть, он хотел еще что-то сказать, но слова не шли с языка.

Она ответила ему пристальным и внимательным взглядом. Остальные ахейцы молча наблюдали за ними.

На лице Менелая отразились почти все человеческие эмоции. А Елена просто замерла в его руках, ожидая, как он решит ее судьбу – убьет или сохранит ей жизнь.

Молчание нарушил Агамемнон:

– Вот, брат, мы вернули ее, как я и обещал тебе! Теперь она снова принадлежит тебе… Можешь поступать с ней по своему усмотрению.

Менелай с трудом сглотнул и наконец обрел голос.

– Елена, ты – моя жена, – проговорил он, как мне показалось, больше для Агамемнона и прочих, чем для нее. – Ты неповинна в том, что произошло… Ведь Александр похитил тебя. Пленница не отвечает за то, что могло случиться с ней в неволе.

Я едва сдержал улыбку.

Менелай настолько хотел вернуть ее, что готов был забыть о происшедшем… Хотя бы на время.

Агамемнон радостно похлопал брата по плечу:

– Жаль только, что Александру не хватило мужества выйти против меня один на один. Я бы охотно насадил его на копье.

– А где он? – вдруг поинтересовался Менелай.

– Мертв, – ответил я. – Тело его валяется где-то у Скейских ворот.

Женщины тихо всхлипывали возле смертного одра царицы… Все, кроме Кассандры, в глазах которой бушевала нескрываемая ярость.

– Одиссей ищет по городу остальных царевичей и знать, – проговорил Агамемнон. – Живые пойдут в жертву богам – благородные будут жертвы. – Он расхохотался в восторге от собственного остроумия.

Я навсегда оставил догоравшую Трою, двигаясь в рядах победителей-ахейцев, следуя за Агамемноном, уводившим в свой лагерь семь троянских царевен, которых ждала участь рабынь, а Менелай выступал рядом с Еленой, вновь объявив ее своей женой. Сбоку, грозя копьями почерневшему небу, вышагивали знатные ахейцы. Вокруг раздавались стоны и рыдания, воздух наполнял запах крови и гари.

Я держался позади и заметил, что Елена ни разу не протянула руку Менелаю. Я вспомнил ее слова: «Участь жены ахейца, даже если ты царица, не намного лучше рабской».

Она так и не прикоснулась к мужу… Даже не взглянула на него после их встречи, которая произошла в храме Афродиты возле смертного ложа Гекубы.

Но Елена все время оглядывалась, стараясь убедиться в том, что я рядом.

Все в лагере ахейцев пустились в разгул. Пьянство продолжалось целый день и затянулось за полночь. Вокруг царил полнейший хаос… Никто и не пытался что-либо делать; воины бражничали, насиловали пленниц… Словом, праздновали победу. Пошатываясь, ахейцы бродили по лагерю в драгоценных шелках, награбленных в горящем городе. Женщины в испуге прятались.

Время от времени возникали драки. Ссорились из-за какого-нибудь кубка, кольца, а чаще всего из-за женщин. Проливалась и кровь: несколько ахейцев, полагавших, что пережили войну, встретили смерть в самый разгар триумфа.

– Завтра будет торжественное жертвоприношение, ахейцы вознесут хвалу богам, – сообщил Политос возле нашего вечернего очага. – Убьют множество пленников и животных, а дым костров, на которых сожгут их плоть, вознесется к небесам. После жертвоприношения Агамемнон разделит добычу.

Я взглянул сначала в его скорбное, продубленное непогодой лицо, потом посмотрел на затухавший пожар в городе, который еще рдел на фоне темного вечернего неба.

– Завтра ты станешь богатым, господин мой Орион, – проговорил старый сказитель. – Агамемнон обязан выделить Одиссею огромную долю добычи. А Одиссей будет щедр к тебе… Он обойдется с тобой благороднее, чем сделал бы это сам Агамемнон.

Я устало покачал головой:

– Мне все безразлично, Политос, такие радости не для меня.

Он улыбнулся, словно бы желая сказать: ну что ж, подождем, что ты скажешь, когда Одиссей вывалит перед тобой груду золота и бронзы, железные треножники и котлы. Тогда ты будешь думать иначе.

Я встал и отправился искать Лукку и моих воинов-хеттов среди разгулявшихся ахейцев. Долго блуждать мне не пришлось. Они сидели возле костра, завалив все вокруг своей добычей: прекрасными одеялами, обувью, дивными луками из кости; друг к другу жались две дюжины пленниц, смотревших круглыми испуганными глазами на своих новых господ.

Лукка встал от костра, заметив меня в непроглядной тьме.

– И все это вы взяли в городе? – поинтересовался я.

– Да, господин. Обычай велит, чтобы ты забрал себе половину, а мы разделили остальное. Ты хочешь сделать это немедленно?

• Предыдущая
• 32/76
• Следующая