Месть Ориона - Бова Бен - Страница 30
- Предыдущая
- 30/76
- Следующая
Но когда последняя стрела улетела в цель, я отбросил ставший бесполезным лук, и предводитель троянцев отвел свой щит… Я узнал его: передо мной стоял Александр… Кислая ухмылка исказила красивое лицо.
– Итак, вестник все-таки оказался воином, – бросил он мне.
Извлекая меч из ножен, я отвечал:
– Да. А вот окажется ли воином похититель женщин?
– Лучшим, чем ты, – отвечал он.
– Докажи, – предложил я. – Лицом к лицу.
Он поглядел на хеттов, сражавшихся за моей спиной.
– Поединок с тобой доставил бы мне удовольствие, но сегодня не время для подобных забав.
– Александр, сегодня – последний день твоей жизни, – проговорил я.
И как раз в этот миг раздался пронзительный крик, от которого в жилах застыла кровь. Одиссей!
Александр на какое-то мгновение застыл в изумлении, а затем крикнул сопровождавшим его знатным воинам:
– Сбросим их со стены!
Троянцы кинулись вперед. Добраться до Лукки и Одиссея они могли, лишь миновав меня. Дюжине длинных копий я мог противопоставить только меч. Они приближались… Бронзовые наконечники поблескивали в лучах зари, слегка покачиваясь в руках воинов. Я заметил, что Александр отстал, пропустив вперед остальных.
Я шагнул к краю помоста, а потом нырнул между копьями и, оказавшись рядом с воинами, рубанул мечом. Двое троянцев упали, остальные повернулись ко мне. Я едва успел уклониться от удара, направленного мне в живот; перебил пополам древко другого копья железным клинком. Отбил другой удар и шагнул назад – в пустоту.
Оступившись, я старался удержать равновесие на краю помоста, тут кто-то из троянцев метнул в меня еще одно копье. Левой рукой я отклонил бронзовый наконечник, но потерял равновесие и полетел вниз. Сделав полное сальто в воздухе, я приземлился на ноги, но под весом доспехов упал на колени и покатился по скользкой глине. Копье вонзилось в землю около моего плеча. Обернувшись, я заметил стрелы, медленно летевшие в меня. Я уклонился от них и нырнул за угол дома.
Александр и его отряд бросились в бой, все еще кипевший на вершине помоста. Мои хетты и итакийцы Одиссея сражались с троянцами, которых столь бесцеремонно разбудили. Но требовалась помощь: необходимо чем-то отвлечь внимание оборонявшихся.
Я бросился по узкому переулку к ближайшей двери, ногой распахнул ее… Когда я ввалился внутрь с мечом в руке, вскрикнула женщина. Она забилась в угол своей кухни, прижимая к себе двоих малышей.
Когда я приблизился к ним, они с визгом бросились вдоль стены, потом метнулись в открытую дверь. Я не мешал им.
В очаге тлел огонь. Я сорвал грубые занавеси, отделявшие кухню от комнаты, и бросил их в огонь. Он вспыхнул ярче. Деревянный стол, соломенный матрас и одеяло я тоже поджег.
Я превратил в костры два дома, три, целую улицу. Люди вопили, визжали, бросались к пожарищам с ведрами воды, нося ее из фонтанов. Довольный тем, что пожар отвлечет их, я отыскал ближайшую лестницу и побежал обратно на поле боя.
Теперь ахейцы один за другим прыгали через парапет… Троянцы отступали. Я набросился на них с тыла, выкрикивая имя Лукки. Он услышал мой зов и повел свой отряд ко мне, прорубая кровавую просеку в рядах оборонявшихся троянцев.
– К сторожевой башне у Скейских ворот, – сказал я, указывая направление обагренным кровью мечом. – Надо взять ее и открыть ворота.
Мы продвигались по стене, преодолевая упорное сопротивление троянцев. Разожженный мною пожар уже перекидывался на соседние дома. Черный дым скрывал дворец. В сторожевой башне караульных оказалось немного: основные силы троянцев удерживали на западной стене воинов Одиссея. Мы ворвались в комнату стражи: хетты тупыми концами копий разнесли дверь и перебили всех, кто находился в помещении, потом, спрыгнув на землю, начали поднимать тяжелые бревна, перекрывавшие Скейские ворота. Позади раздавались визг и вопли, я видел, как Александр во главе отряда знатных воинов бегом спускался по каменным ступеням со стены.
Движения их сковывала нерешительность: если позволить Одиссею удержать стену, ахейцы войдут в город с запада. Но если все внимание уделить стене, мы откроем ворота и впустим колесницы ахейцев. Им приходилось останавливать нас сразу в двух местах, причем одновременно.
Запели стрелы. Не обращая на них внимания, хетты толкали массивные створки, люди падали, но три огромных бревна медленно поползли вверх, освобождая засовы.
Наложив стрелу на тетиву, я увидел бросившегося ко мне Александра, он бежал через открытую площадь перед воротами.
– Опять ты! – завопил он.
Эти слова оказались для него последними. Приблизившись, он замахнулся копьем, я уклонился и вонзил железный меч по самую рукоять в его грудь, пробив бронзовый панцирь. Когда я вырвал клинок, ярко-алая кровь хлынула на золотые рельефные узоры, и я ощутил бешеный прилив удовольствия, боевого восторга – ведь мне удалось отомстить человеку, вызвавшему эту войну своим безрассудством.
Александр осел на землю, свет погас в его глазах. И тут в мое левое плечо вонзилась стрела. На мгновение меня обожгло болью, но привычным усилием воли я приказал ей стихнуть и вырвал стрелу, несмотря на то, что зазубренный наконечник разорвал мою плоть. Хлынула кровь, но я заставил сосуды закрыться, а кровь загустеть. Но пока я занимался этим, троянцы подбежали ко мне. Скрип огромных створок остановил их, известив меня о том, что Скейские ворота наконец отворились. За моей спиной послышались вопли, и в город устремились колесницы, они мчались прямо на меня.
Троянцы бросились врассыпную, я отошел в сторону. На первой колеснице стоял Агамемнон, кони его ударили копытами по мертвому телу Александра, колесница подскочила на трупе и прогромыхала дальше, преследуя бегущих врагов.
Я отступил, поднятая колесницами пыль попадала мне в глаза, оседала на коже, одежде, окровавленном мече. Жажда крови угасла, я смотрел на дорожную пыль… На окровавленное тело Александра, попадавшее под копыта лошадей и колеса многочисленных колесниц. Ко мне подошел Лукка, на щеке и обеих руках которого виднелись свежие раны. Впрочем, они не были серьезными.
– Битва закончилась, – подытожил он. – Теперь начинается бойня.
Я кивнул, почувствовав внезапную усталость.
– Ты ранен, – заметил он.
– Это не опасно.
Он поглядел на рану, качнул головой и пробормотал:
– Она как будто уже наполовину зажила.
– Я же сказал, что рана не тяжелая.
Нас окружили воины, на их лицах читалась тревога… Не испуг, но явное беспокойство.
– Наступило время воинам собирать свою дань, – произнес Лукка.
«Пора грабить», – следовало бы сказать ему. Красть все, что сможешь унести, насиловать женщин, а потом предать город огню.
– Ступайте, – вымолвил я, вспомнив, что первый пожар в городе разжег собственноручно. – Со мной все будет в порядке. До встречи в лагере.
Лукка слегка прикоснулся кулаком к груди, а потом повернулся к остаткам своего отряда.
– Следуйте за мной, – приказал он. – Помните: не рисковать. В городе полно вооруженных мужчин. К тому же некоторые женщины умеют пользоваться ножами.
– Любая бабенка, которая попытается зарезать меня, пожалеет об этом, – с угрозой вымолвил один из воинов.
– Любая бабенка, которая увидит твою уродливую рожу, немедля кончит жизнь самоубийством!
Они расхохотались и отправились прочь. Я насчитал тридцать пять человек. Семеро погибло.
Некоторое время я стоял возле стены и следил за колесницами ахейцев и пехотой, вливавшейся теперь в распахнутые ворота. Дым становился гуще. Я взглянул на небо и заметил, что солнце едва поднялось над стеной. Стояло раннее утро.
«Итак, дело сделано, – сказал я себе. – Твой город пал, Аполлон. Твои планы разрушены!»
Но я не чувствовал никакой радости, никакого восторга. Я понял – это не месть: смерть тысячи мужчин и юношей, пожар и гибель города, который строился не один век, не приносят радости. Изнасиловать женщин, увести их в рабство – это не триумф.
Я медленно побрел прочь. Площадь опустела, лишь изувеченное тело Александра и трупы других воинов оставались на ней. За первым рядом колонн храма к небу рванулось пламя, повалил дым.
- Предыдущая
- 30/76
- Следующая
