И опять мы в небе - Бороздин Виктор Петрович - Страница 16

• Предыдущая
• 16/46
• Следующая

Испытывается автопричал, который позволит так же без швартовой команды погасить скорость корабля в первый момент причала, приняв сброшенный с корабля гайдроп[10] в стальную развилку.

Его лебедка для поднятия с земли горючего и людей без посадки корабля (вот где крепко досталось при испытаниях Коле Голикову!) летит сейчас с ними и очень пригодится, когда они будут снимать папанинцев.

До сих пор не дает ему ни сна, ни отдыха разработка механического вывода дирижабля из эллинга. При выводе вручную даже усиленной стартовой команде, если дует боковой ветер, бывает трудно предохранить корабль от ударов и поломок. Предложенные Деминым движущиеся по рельсам вагонетки должны устранить эти трудности. Самым сложным оказалось рассчитать жесткое крепление корабля к вагонеткам. И Сережа даже сейчас, в полете, не упускает свободной минуты – делает новые и новые расчеты.

– Родиться бы тебе лет на двадцать раньше, – говорят ему друзья, – сейчас ты бы уже все осуществил.

– Да нет, – смеется Демин, – первые воздухоплаватели родились за двести лет до нас, а до сих пор дел еще…

…Мечта подняться в воздух и парить в нем подобно птицам владела людьми издавна. Об этом говорят дошедшие до нас сказки, мифы… А вот осуществить эту мечту люди смогли не так уж давно.

В России первое упоминание в летописи о полете человека относится к 1731 году. В ней сказано: «1731 года в Рязани, при воеводе, подьячий Нерехтец Крякутный Фурвин сделал как мяч большой, надул дымом поганым и вонючим, от него сделал петлю, сел в нее, и нечистая сила подняла его выше березы и ударила его о колокольню, но он зацепился за веревку, чем звонят, и остался тако жив…»

В 1783 году, в канун французской буржуазной революции, в городе Аннонэ, на юге Франции, братья Жозеф и Этьен Монгольфье, физик и инженер, наполнив сшитый из холста и оклеенный бумагой шар горячим дымом из подставленной под ним жаровни, запустили его ввысь. Шар поднялся на высоту больше километра.

Через полгода в Париже поднялись на воздушном шаре – монгольфьере (так эти шары были названы в честь изобретших их братьев Монгольфье) – первые воздухоплаватели Пилатр де Розье и д'Арланд. Сняв шляпы, они приветственно махали с высоты собравшимся.

В том же году французский физик Шарль запустил в воздух шар, наполненный более легким, чем горячий дым, газом – водородом. Шар унесся ввысь, но в разреженной атмосфере газ, не имея свободного выхода, разорвал оболочку, и она упала на землю. Тогда Шарль усовершенствовал свой воздушный шар (шарльер), сделав на верху оболочки клапан, открывая который можно было, постепенно выпуская газ, опустить шар на землю. Внизу этого шара была незавязанная кишка – аппендикс, – через которую шар наполнялся газом. Через это же отверстие излишек газа во время полета мог выходить наружу. Газовые клапаны и аппендикс предохраняли оболочку от разрыва газом на высоте, в разреженных слоях атмосферы. Эти приспособления до сих пор используются в аэростатах. Газовые клапаны используются и на дирижаблях.

Первый управляемый воздушный шар – дирижабль – с электродвигателем, работающим на аккумуляторах, был построен только через сто лет, в 1884 году, французскими инженерами Реннаром и Кребсом. Этот еще несовершенный аппарат мог летать лишь очень короткое время.

Только в последние годы XIX века, с появлением двигателя внутреннего сгорания люди смогли начать по-настоящему осваивать воздушный океан.

В 1892 году великий русский ученый К. Э. Циолковский опубликовал разработанную им конструкцию дирижабля с цельнометаллической, из волнистого металла оболочкой.

В 1900 году поднялся в воздух немецкий дирижабль с моторами внутреннего сгорания Ф. Цеппелина.

…Демин поудобнее пристроился в легком кресле. Карандаш вычерчивал в положенном на колени блокноте схемы. До вахты еще есть время. Под широкое, мерное раскачивание корабля можно собраться с мыслями.

– Мам, а Москва скоро? А Коля нас встретит? Мам, ты думаешь, да? Про что?

Анна Федоровна обернулась.

– Сиди, сиди, – сказала она вертевшейся рядом Томке. – Коля встретит… если только он в Москве.

Анна Федоровна Гудованцева сидела на жесткой вагонной лавке, положив на колени тяжелые, непривычные к покою руки. В строгом, покрытом тонкими морщинками лице проглядывала тревога. Зачем она уехала? Коля настоял. «…Поезжай, мама, отдохни, сердце меньше болеть будет». И еще – это уже с улыбкой: «Будешь возвращаться, привези яичек, привези муки – будет свадьба!» Эти слова и сейчас не выходят из головы…

Кисловодск почти родной им город. Переехали туда из Сибири, со станции Каргат, когда тяжело заболел муж. Семен Григорьевич работал машинистом, водил поезда Омск – Новосибирск – Томск. Так надеялись, что теплый, с целебным климатом южный город поможет ему. Нет, не помог…

В Кисловодске у них друзья, добрые знакомые. И все же какой там отдых? Поехала на две недели – и недели не пробыла. Она привыкла провожать Колю в полеты. И терпеливо ждать. Но вот не волноваться, не прислушиваться к каждому стуку в дверь… Ни одной ночи не спала, когда Коля в полете. Ничего с собой сделать не может, нету сна, и все. А тут уехала за тысячи километров…

Муку и яички она везет, стоят под лавкой две сумки. А на душе…

Анна Федоровна медленно провела ладонью по лбу. Чего ей тревожиться?! Лена красивая. Умная. Радость с собой приносит. Коле она бесконечно дорога – ей ли, матери, этого не видеть! А все же как-то не по себе. Ревность хоть и глупая, а куда от нее денешься?.. Нет, она сыну не враг, она сколько раз говорила:

– Что же, Коля, не присмотришь девушку, не женишься? Поди, скучно одному-то?

– Что ты, мама, – отмахивался он, – надо сначала всю эту мелюзгу поднять.

В двадцать три года, после смерти отца, сам еще в жизни не успев ничего повидать, взвалил себе на плечи все заботы о семье, о шестерых младших и о ней, матери. Он еще учился тогда в авиационном институте. И уже летал командиром корабля.

К нему, в Долгопрудный, в семнадцатиметровую комнату в «доме итальянцев» – так назывался двухэтажный деревянный дом, где жили приехавшие к ним из Италии специалисты-дирижаблестроители, – и прикатили они тогда из Кисловодска всем большим, шумным табором. Восьмерым в одной комнате тесновато, зато все вместе. Из мебели, кроме стола и нескольких табуреток, ничего не было. Спали на полу, все рядком.

– Мам, ты опять думаешь? Ну о чем?..

Томка потерлась о мамино плечо.

– Да так… – встрепенулась Анна Федоровна. – Ты, верно, и не помнишь, как мы жили в «доме итальянцев»?

– А вот и помню, – вскинула глаза Томка. – Он весь дощечками был обшит, да? Так и так – елочкой. Мы жили внизу, а над нами красивая тетенька, Арабелла. Она громко песни пела. И говорила быстро-быстро… И еще… голубей кормила белой булкой!

Томка внимательно посмотрела на мать.

– Только я никогда не просила, вот честное…

Трудный был тот, первый по приезде год. Это сейчас Коля уже институт окончил, Нина и Саша на работу поступили. А тогда восемь человек на одну Колину зарплату.

– А как мы с Нюсей и Витькой из-за валенок дрались… – Томка даже подскочила, ударившись о верхнюю полку, и вжала голову в плечи.

– Ты-то чего дралась? – укоризненно посмотрела на нее Анна Федоровна. – Они же тебе по уши были.

– Ну и пусть. Коля для всех принес!

Он принес всего-то две пары. Вытряхнул из мешка – как все набросились, растащили по одному, стали мерить. Валенки взрослые, всем велики. Все равно как были рады! Ведь в школу бегали за три километра. Коля сам повесил над столом расписание: кому когда надевать. Проверял, не шельмует ли кто.

Анна Федоровна вздохнула. Если бы не Коля, как бы она управилась со всеми? Случилась с Сашкой беда, школу стал пропускать. Мать – говори не говори – разве послушается? А Коля подсел как-то к нему:

• Предыдущая
• 16/46
• Следующая