Зимняя гонка Фрэнки Машины - Уинслоу Дон - Страница 39

• Предыдущая
• 39/66
• Следующая

Бап называл это «путать птичку». Как бы хорошо птица ни пряталась в кустах, стоит ей увидеть охотника, и она торопится улететь – вот тут ей и приходит конец.

Вурхис сбежал на Косумель. Фрэнк помчался за ним, Вурхис без конца менял заштатные отели. Однажды Фрэнк опоздал всего на час. И он собственными глазами видел его в Кабо, в дешевом отеле на берегу океана – Вурхис пил пиво, и перед ним стояла тарелка с креветками камарон. Он выглядел исхудавшим и изможденным, брюки висели на нем складками, стянутые ремнем.

Вурхис тоже видел его, наверняка видел. Теперь Фрэнк думает, что тогда они с Вурхисом все сказали друг другу. У бедняги был испуганный взгляд загнанного в угол человека, он все понял. Расплатился и ушел. Фрэнк последовал за ним, однако, не найдя удобного места, чтобы исполнить приказ, позволил Вурхису сесть в автобус и уехать.

Он знал, что у Вурхиса сдали нервы.

В каждом следующем городе, где он появлялся, отели становились немного дешевле, а еда немного скуднее. Начинал он с самолета, потом арендовал автомобили и ездил в поездах, а теперь довольствовался плохоньким сельским автобусом. Фрэнк проверил маршрут – автобус следовал по единственно возможной дороге вдоль восточного побережья Бахи.

Теперь Вурхис не метался, он мчался по прямой. Он загнал себя в ловушку – с одной стороны океан, с другой стороны пустыня. И ему ничего не оставалось, как бежать из одной рыбацкой деревушки в другую.

Фрэнк наслаждался путешествием, если только слово «наслаждение» подходит, когда охотишься на человека, которого в конце концов придется убить. Тем не менее он с удовольствием предавался ничего-неделанью в автобусе, любовался пустыней за окном, читал и с трудом отрывал взгляд от поразительно синей воды в Калифорнийском заливе. Ему нравилось играть с ехавшими в автобусе детишками, и один раз уставшая мамаша даже доверила ему подержать на руках малыша. Он упивался безжалостным солнцем и умиротворявшим его пеклом.

Это были счастливые деньки – гонка за Джеем Вурхисом по Бахе, и Фрэнк даже пожалел, когда понял, что его путешествие подходит к концу.

Вурхис «залег на дно» в деревушке Санта-Розалия, где отыскал для себя рыбачью хижину на скалистом берегу. Первым делом, подумал тогда Фрэнк, Вурхису надо было бы поехать в ближайший городишко, чтобы купить защиту местного commandante. Конечно же мы бы его перекупили, однако мне потребовалось бы больше времени, и, возможно, я бы его не нашел.

Но все вышло не так.

Фрэнк провел день в деревенском баре, где опустошил пару кружек пива за разгадыванием кроссвордов в английском журнале, вероятно забытом кем-то из туристов. Закат был долгий, сумерки не спешили опускаться на восточное побережье. Когда же море в конце концов почернело, Фрэнк отправился на берег, к крытой пальмовыми листьями лачуге, на которую у Вурхиса только и хватило денег.

Он сидел снаружи в грубо сколоченном кресле, курил сигарету и смотрел на море.

– Я ждал тебя, – сказал он, увидев Фрэнка.

Фрэнк кивнул.

– Ты ведь тот самый парень, правильно? – спросил Вурхис, и у него едва заметно дрогнул голос. – Это тебя послали ко мне?

– Да.

Вурхис кивнул.

Он выглядел скорее уставшим, чем испуганным. На его лице было отстраненное выражение, он даже как будто чувствовал облегчение и совсем не испытывал естественного страха, как ожидал Фрэнк. Да, вспоминает Фрэнк, так оно и было – или все же нежное розовое мерцание воды в сумерках смягчило черты его лица? Не исключено, что этот предсмертный покой почудился Фрэнку в тающем вечернем свете.

Вурхис докурил сигарету, достал начатую пачку из кармана выгоревшей рубашки и стал закуривать новую.

У него дрожали руки.

Фрэнк наклонился и помог ему.

Вурхис поблагодарил его кивком головы. Сделав пару затяжек, он сказал:

– Я боюсь пули. Мне жутко представлять, как она размозжит мне голову.

– Ты ничего не почувствуешь.

– Просто ужасно – голова взрывается.

– Этого не случится, – солгал Фрэнк. Пора, сказал он себе. Сделай это, пока он не ждет.

Вурхис заплакал. Фрэнк смотрел, как слезы текут у него по щекам, как он кусает губы и старается остановить слезы, а они все равно текут и текут. А потом Вурхис перестал бороться с собой, голова у него поникла, плечи поднялись, и он разрыдался.

Фрэнк стоял и смотрел, понимая, что нарушил одну из главных заповедей Бапа.

– Не позволяй им произносить последнее слово, не позволяй молиться, – учил его Бап. – Ты не надзиратель и не священник. Делай свое дело и уходи.

Да, Бап не одобрил бы его.

Вурхис перестал плакать, поглядел на Фрэнка и сказал:

– Извини.

Фрэнк покачал головой.

– Врач в Гвадалахаре выписал мне рецепт. На транквилизатор.

Об этом Фрэнк знал. Пара сотен долларов развязала врачу язык. Недорого за клятву Гиппократа.

– У меня еще много таблеток. То есть я хотел сказать, что мне хватит.

Фрэнк задумался на несколько секунд.

– Я останусь с тобой.

– Отлично.

Вурхис встал, и Фрэнк последовал за ним в хижину. Там Фрэнк сразу же пошел к саквояжу, который прежде был ручной кладью Вурхиса, а теперь вместилищем всех его земных богатств. Он вытащил пузырек с таблетками – валиумом – и на треть опорожненную бутылку водки.

После этого оба вышли наружу.

Фрэнк сел на песок.

Вурхис опять устроился в кресле, вытряхнул половину таблеток, проглотил их, запил водкой. Подождал пару минут, потом вытряхнул оставшиеся таблетки, проглотил их и стал пить мелкими глотками водку, безотрывно глядя на океан.

– Правда, красиво? – еле ворочая языком, спросил он.

– Красиво.

Мгновением позже он откинулся назад, потом подался вперед и сполз на камни.

Фрэнк поднял его и усадил в кресло.

Он пошел в деревню, отыскал работающий телефон и позвонил Донни Гарту, чтобы сообщить ему новость.

Приехав домой, Фрэнк обнаружил, что Пэтти сменила замки. Усталый, злой, расстроенный, он вышиб ногой входную дверь. В два часа ночи позвал слесаря и попросил врезать новые замки. Потом поднялся наверх и принял душ. Он сидел под горячей струей и плакал.

На другой вечер он поехал к Гарту – сам не зная зачем. Фрэнк припарковался на другой стороне улицы и очень долго сидел в машине. У Гарта была вечеринка. Фрэнк смотрел, как дорогие автомобили и лимузины с шоферами сворачивают на подъездную аллею, как из автомобилей выходят люди в красивых нарядах и идут к дверям. Это было похоже на благотворительный прием, на котором собирают пожертвования – мужчины в смокингах, женщины в вечерних платьях, с высокими прическами, с выставленными напоказ, длинными шеями в сверкающих ожерельях из драгоценных камней.

Сколько нужно смертей, спрашивал себя Фрэнк, чтобы красивые люди могли оставаться красивыми?

Вечный вопрос.

Венецианское окно было открыто, и из него струился мягкий золотистый свет. Фрэнк видел, как Гарт порхает по зале, изображая приветливую бабочку, отпуская шутки, блистая остроумием, и Фрэнку казалось, что это ему чудится, но он действительно слышал смех элегантных женщин и позвякивание бесценного хрусталя.

Застрелить его не составило бы труда, думал Фрэнк, даже если бы окно было закрыто. Надо было бы всего-навсего взять что-нибудь потяжелее, например, снайперскую винтовку, укрепить ее на окошке автомобиля, нажать на крючок и вдребезги разнести голову вундеркинда Донни, чтобы его мозги брызгами разлетелись на всех его очаровательных гостей.

Итак, это мероприятие благотворительное. Много собралось народу, думал Фрэнк.

Если бы он знал тогда… но он не знал.

Тогда он думал, что было бы забавно пойти туда. Встать рядом с Донни посреди сверкающей бриллиантами толпы и сказать: «Донни, опять ты выкрутился. Для тебя я убил Джея Вурхиса, а еще прежде убил Марти Бьянкофьоре». Интересно было бы послушать, что сказали бы высокопоставленные гости.

Фрэнк задумался. Наверное, ничего не сказали бы. Наверное, пропустили бы его слова мимо ушей.

• Предыдущая
• 39/66
• Следующая