Жюль Верн - Борисов Леонид Ильич - Страница 60
- Предыдущая
- 60/78
- Следующая
Жюль Верн взглянул на себя со стороны и рассмеялся: идет еще не старый (всего-то сорок два года от роду) человек и брюзжит, подобно старому холостяку, который внушает влюбленным правила поведения. А как, в самом деле, не брюзжать! Надар советует не обращать внимания на то, что болтают критики — люди, сами не могущие сочинить что-либо, а потому жестоко мстящие тем, у кого хорошо получается. Надар… В августе 1863 года он основал «Общество сторонников летательных аппаратов тяжелее воздуха», и Жюль Верн одним из первых стал действительным членом этого общества и был свидетелем опытов с геликоптерами, которые производили друзья Надара — Габриэль де Лаландель и Гюстав Понсон д'Амекур. Газетные шавки и моськи издевались над этими людьми, называя их смелые опыты упражнениями ребенка, который на один час остался без матери…
«Какой-то смешной аппарат, — писали невежественные газетчики, — вертикально поднялся с паркетного пола в большом зале и винтом своим повредил подвешенный к люстре воздушный шар, что, надо полагать, являлось символом, который и был разъяснен присутствующим здесь изобретателем этой игрушки, пригодной для подарка к рождеству…»
Правда, ученые Франции писали совсем другое, но «сотни блох скорее доведут до сумасшествия, чем добрый, честный укус здоровой собаки», как говорит Барнаво. Жюль Верн подошел к капельмейстеру, присевшему в перерыве между отделениями программы на скамью у раковины оркестра, и, поклонившись, произнес:
— Прошу вас, месье, исполнить колыбельную Моцарта.
Капельмейстер, привстав, вежливо ответил:
— Простите, месье, у меня нет с собой Моцарта. Я не обещаю вам исполнить когда-либо вашу просьбу… Я даю моему слушателю только то, что способно успокоить его, а колыбельная песня…
— Прекрасная музыка, — сказал Жюль Верн. — Видишь кроватку, засыпающего ребенка, мать, напевающую песенку…
— Моя жена и дети погибли при взрыве котла на «Бретани», — вполголоса произнес капельмейстер. — На этом пароходе погибло двести человек — мальчиков и девочек… Музыка Моцарта больно ранит осиротевших матерей… Пусть лучше они слушают грустные вальсы, а я и в них…
— Простите, — тихо вымолвил Жюль Верн. — Еще раз простите, месье!..
— Музыка должна пообещать человеку, что всё будет хорошо, музыка…
— Но ведь где-то играют колыбельную Моцарта, — мягко проговорил Жюль Верн. — Осиротело двести матерей, а вы играете и вас слушают тысячи людей…
— А если среди них та, которая осиротела? — спросил капельмейстер. — Она напомнит вдовцу о том, что… И вдове, а не только осиротевшей матери…
Капельмейстер поднялся со скамьи и тоном глубоко страдающего человека произнес:
— Они на своей «Бретани» поставили старый котел.
— Кто это «они»? — спросил Жюль Верн.
— Подлецы, подлые души, — ответил капельмейстер. — Старый английский котел не выдержал давления. Простите, месье, — вместо колыбельной мы исполним для вас «Гибель медузы» молодого композитора, моего друга Поля Ренара.
— Благодарю вас, — Жюль Верн снял шляпу и поклонился. — Простите, не знакомы ли вы с композитором Иньяром? Аристид Иньяр — слыхали такое имя?
— Слыхал, — улыбнулся капельмейстер. — Талантлив, но работает впустую. У него одна мечта — заработать деньги, как можно больше денег! Деньги — это не мечта, месье! Надо мечтать о том, чтобы ваша работа доходила до сердца человека… Человек одинок, месье! Очень одинок человек… Простите, я должен работать.
Оркестр играл «Гибель медузы». Торжественная, мажорная музыка (вся в легких иголочках растерянности, заботливо подобранных флейтой), она останавливала прохожих, заставляла смолкать тех, кто разговаривал… «Это Бетховен», — сказал кто-то. «Нет, эта кто-нибудь из новых», — возразил бедно одетый молодой человек. «Мне это не нравится», — тонно протянула дама в очках и старомодной шляпе. «Нет, это превосходно, — громко возразил Жюль Верн. — Талантливо, свежо и смело!»
Стал накрапывать дождь. Жюль Верн решил дождаться выхода вечерней газеты и потом идти домой, чтобы после обеда прочесть о последних новостях, узнать о новых книгах, — возможно, в газете отыщется очередная глупость по поводу «романов приключений нашего дорогого и любимого…». Говорят, кто любит, тот понимает. Значит, плохо, мало любят, если понимают так нелепо, вздорно, подло.
Жюль Верн шел, опираясь на тяжелую палку, левую руку заложив за спину. И вдруг в самое ухо пронзительный крик газетчика:
— Кошмарное убийство на улице Галеви! Пять трупов, разрезанных на части!
Газетчик распродавал газету с деловитой небрежностью. Жюль Верн, купив ее, остановился у фонаря. Он окинул взглядом последнюю страницу, — там обычно печатали названия новых книг и краткие отзывы о них. Сегодня не было ни одной рецензии, но зато в самом конце редакционной части, над объявлениями, Жюль Верн нашел коротенький столбец со звездочками, озаглавленный «Новости науки».
«Нам сообщают, — читал Жюль Верн, — что в России известный химик Дмитрий Менделеев опубликовал плод долгих трудов — периодический закон химических элементов. Трудно переоценить значение этого закона для науки. Вот выражение закона периодичности: свойства простых тел, а также форма и свойства соединений находятся в периодической зависимости от величины атомных весов элементов. В ближайшем номере газеты будет дано дополнительное сообщение о работе русского ученого».
Газетчики продолжали кричать о кошмарном убийстве на улице Галеви. «Почему они не кричат о Менделееве? — подумал Жюль Верн, пожимая плечами. — Кто командует этой сворой продавцов? Не может быть, чтобы сообщение о Менделееве было менее важным и интересным, чем убийство на улице Галеви! Необходимо заявить в редакцию, что…»
Он заторопился к Гедо. Идти в редакцию, по меньшей мере, глупо: вполне естественно, что публику больше интересует убийство, чем величайший труд ученого, имени которого публика и не знает. Менделеев… Периодический закон химических элементов, — кто в состоянии заинтересоваться этим сообщением! Да и кто понимает, в чем тут суть!
Гедо — вот кто поймет, вот кто обрадуется, объяснит, расскажет. А все же любопытно взглянуть, кого именно зарезали. Ага, личности не выяснены, не опознаны. Ну и отлично. Зато известно имя и фамилия ученого, давшего миру увлекательнейшую таблицу, подарившего человечеству гениальное открытие. Дмитрий Менделеев…
— Мальчик! — крикнул Жюль Верн. — Дай мне газету! Две!
— Пожалуйста, месье! Кошмарное убийство на улице Галеви!
— Знаю, знаю! Ты не то объявляешь, — надо…
— Не каждый день такие убийства, месье! Возьмите сдачу! Благодарю вас, месье!
Жюль Верн вошел в кабинет Гедо, остановился подле стола и, развернув газету, провозгласил:
— Потрясающая новость! Исключительное открытие в области науки! Слушайте, слушайте! Вы знаете что-нибудь о Менделееве?
— Конечно, — насторожился Гедо. — Он умер?
— Жив и обязан жить очень долго! Вот, читайте! На последней странице, над объявлением о духах, пудре и мыле.
Гедо прочел заметку о Менделееве про себя, потом дважды вслух.
— Грандиозно! — сказал он. — Исключительно по тем перспективам, которые открываются перед учеными всего мира! Бежим к Буссенго! Наш почтенный химик помолодеет, — сами посудите, кого больше касается то, что сделал Менделеев! Буссенго прочтет нам лекцию.
Гедо впереди, за ним Жюль Верн. Они перегоняли не только идущих, но и едущих. Спустя четверть часа они вошли в кабинет старого химика. Всем была известна его скупость на похвалу, сдержанность в оценках, однако сейчас он расщедрился на лестную аттестацию по адресу русского ученого.
— Эта таблица подобна азбуке, без которой невозможно обучение грамоте, — сказал Буссенго. — Менделеев не только предсказывает, что будут открыты некие неизвестные пока что элементы, но в таблица своей оставил места для этих, сегодня еще неведомых нам элементов. Он внес в нашу работу поэзию и указал дорогу в будущее.
— Он инструментовал химию, — возбужденно заговорил Гедо. — Перед нами ноты великой симфонии, имя которой Наука.
- Предыдущая
- 60/78
- Следующая
