Диверсант № 1 - Самаров Сергей Васильевич - Страница 52
- Предыдущая
- 52/72
- Следующая
Приятно чужое смятение. Приятно… Но можно его и увеличить, отказавшись от бинокля.
– Я, к сожалению, наглядно вижу разницу между теми ощущениями, что получает дельтапланерист, и теми, что получаю я. Это то же самое, как отношение, скажем, Франции целиком к какому-то взрыву поезда, и ощущениями тех, кто ехал в этом поезде, или даже ощущениями самих террористов. Недовольство и чувство опасности… Это разные вещи. Точно так же и здесь. Полет и наблюдение за полетом. Я по характеру не из числа наблюдателей.
И он не стал даже дожидаться приземления дельтапланериста. Просто повернулся и пошел к подъемнику.
– Вы не хотите досмотреть до конца? – спросил его спину молодой человек с волосатыми руками.
– Я замерз здесь. И не хочу заработать насморк.
Гольдрайх сказал им то, что хотел сказать – он знает, кто они такие. И видел в их глазах растерянность. Он даже ушел специально, чтобы добавить этим людям беспокойства. Так ему нравилось! Оказывается, это очень приятно – чувствовать за спиной беспокойство.
Арабы начнут суетиться и гадать – не спешит ли Джошуа для того, чтобы сообщить о них полиции? Что они предпримут в этом случае? Что предпринял бы любой другой человек в этом случае? Что вообще делается в этом случае в соответствии с правилами?
Правил Джошуа не знал, но логично было предположить, что арабы попытаются сбежать. Только… Только попытаются ли? Они наверняка считают, что он знает о них больше, нежели есть на самом деле. Вчера они были в казино. Были одновременно с ним. Джошуа узнал волосатую руку, хотя и не видел там «старушку» в коляске. Эта рука несла намек. Словно искала общения с Джошуа. Какого общения, уточнено не было, а общение имеет обыкновение быть как благорасположенным, так и антагонистическим.
Джошуа не понял намек, который ему показали наглядно и настойчиво, не жалея денег, и только его вина в том, что он помог выиграть, много выиграть. Тогда он даже не представлял, от кого этот намек исходит. Но они-то не знают этого. Они-то думают, что он не захотел с ними общаться. Не захотел общаться с террористами. И только что показал им, что не сомневается в роде деятельности, которой они занимаются.
Кабина подъемника ползла медленно и давала время для размышлений.
Как они поступят, если считают свое внимание отвергнутым? И вообще, чем было вызвано это внимание? Зачем приходила эта женщина в номер отеля, переодевшись в горничную? Ведь не взорвать же она его хотела, в самом-то деле! Это глупости! Кто он такой, чтобы его взрывать?
С такими мыслями Джошуа сел в такси.
– Вы не досмотрели полет до конца, месье? – поинтересовался водитель с очевидным разочарованием в своем пассажире. – Это же так здорово! От полета дух захватывает!
– На что там смотреть! Летит себе человек и летит… Вот если бы он собрался покончить жизнь самоубийством и бросился с высоты вниз – это я еще понимаю. Или бросил бы в толпу гранату… Это тоже было бы интересно. А так – все будет очень скучно. Приземлится он, его начнут фотографировать, он будет чувствовать себя героем и презирать тех, кто на него смотрит, потому что они не летали. Мне не нравится, когда меня презирают. Если я не летаю, то я умею что-то другое, чего не умеет он. И точно так же имею право презирать его.
Водитель, очевидно, не понял философского подтекста сказанного.
– Извините, месье, мне кажется, вы ему просто завидуете.
И он ухмыльнулся.
Джошуа не ответил.
Завидовать? Он никогда не думал о том, что он человек завистливый. Он привык к тому, что все другие завидуют ему. И так всегда было. Но… Но, может быть, этот водитель прав? Может быть, именно потому наступает его очередное разочарование, что он завидует большему, всегда большему?
Нет… Этого не может быть. Джошуа не завистливый человек. Он просто привычно скучает…
Он просто скучает оттого, что ему почти нечего добиваться в жизни. Он родился, когда у него все было. Он рос, когда ему все подавали. Он вырос, все имея.
Но завидовал ли он когда-то кому-то?
Да, Джошуа вспомнил, что он завидовал в школе мальчишкам, которые шли домой пешком, которых не встречал после уроков автомобиль, как его. Они могли быть предоставленными самим себе. Так было в младших классах, когда отец еще был миллионером, но не миллиардером. Потом Джошуа учился в привилегированной школе-пансионе. И однажды позавидовал своему близкому товарищу, которого из школы увезли, потому что его отец разорился и не мог оплачивать учебу сына. Позавидовал свободе, которую обретал его товарищ. Значит ли это, что он завистливый? Глупости. Это детская зависть. Это не настоящая зависть. Она не гложет и не разрушает человека. А настоящая, взрослая зависть всегда гложет и разрушает. Она всегда более болезненна, чем любая болезнь, чем рак, чем кровавая рана…
Портье в отеле встретил его вопросом:
– Извините, месье Гольдрайх, вы в какое время намерены покинуть нас?
– Что значит – покинуть вас? – сердито спросил Джошуа. – Я не собираюсь умирать! Пока еще не собираюсь…
– Извините, я неправильно выразился. Виновата разница в языках. У каждого языка есть свои расхожие выражения. Я хотел спросить, когда вы собираетесь покинуть отель. Вы вчера сказали, что уезжаете в Клюз. Я только потому и спросил. Может быть, вам заказать такси?
Гольдрайх несколько секунд помолчал, размышляя, наконец ответил решительно.
– Нет. Я передумал. – Джошуа в самом деле передумал уезжать. Только сейчас передумал, когда кто-то стал ждать его отъезда. Он может себе позволить поступать так, как хочет. И пусть ему завидуют те, кто не может так поступать. – У вас в городе хорошее казино. Оно приносит мне удачу.
– Да, месье, – льстиво сказал портье, – в городе все говорят о вашем крупном вчерашнем выигрыше.
– Мне безразлично, что обо мне говорят. Сегодня я выиграю еще больше!
Ему не было безразлично, что о нем говорят. Ему понравилось, что о нем говорят. И захотелось, чтобы говорили больше, удивлялись больше. Даже проигрышу более крупному, чем вчерашний выигрыш.
– Судьба изменчива, месье, а рулетка – это судьба в стократно более быстром измерении, она всегда непредсказуема…
– Я предпочитаю сам управлять своей судьбой. И рулеткой.
– В городе не считают, что это возможно.
И опять, опять то же самое. «В городе говорят… В городе не считают…» Пусть в городе говорят и считают что угодно и как угодно, пусть в городе тоже завидуют. Им не хватает денег, а у того, кто их имеет, у того, кто не считает их, есть возможность и выигрывать, и проигрывать одинаково крупные суммы. Это их, только их разрушает зависть. Их, а не его! Сколько населения в этом Шамони? Тысяч десять, кажется, без приезжих. И пусть все эти десять тысяч думают по-своему, а он будет поступать по-своему!
Это они ждут, когда судьба повернется к ним лицом. Они ждут встречи со Случаем, который может не прийти за всю жизнь ни разу. Он только к единицам приходит.
Чтобы чаще со Случаем встречаться, следует самому идти к нему навстречу!
Вот именно так! Только сейчас, неожиданно для самого себя, Джошуа сформулировал свое жизненное кредо. А уж когда встреча произойдет, тогда он своего не упустит. Это для кого-то, может статься, большим счастьем окажется найти сто долларов или сто франков, которые Джошуа нечаянно обронит. Очень большим и нужным счастьем. А для него такая потеря ничего не значит. Для кого-то его вчерашний выигрыш – необыкновенен. Сам Джошуа считает его преходящим моментом. Но когда-то и к нему подступит Случай настоящий. Тот, которого он ждет…
Подступит…
Они идут друг другу навстречу!
А кто-то считает, что Джошуа завидует!
Джошуа поднялся к себе в номер и только там понял, что очень разозлился на фразу водителя такси. Очень разозлился после обвинения в зависти. И теперь злится по инерции на других. На всех. И всем хочет показать, что он не такой, каким его видят.
«Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав…»
- Предыдущая
- 52/72
- Следующая
