Привал странников - Степанов Анатолий - Страница 20
- Предыдущая
- 20/39
- Следующая
- Спасибо тебе, Вениамин. На всякий случай имей в виду: кто бы ни интересовался нашим с тобой разговором, один ответ - Смирнов заказывал себе штаны. Стой на этом, и точка. Так и для тебя, и для меня безопаснее будет.
Веня тихо присвистнул:
- Дела. - Но все-таки хорошего его настроения никто и ничто отнять не могли: - А что, Александр Иванович, может, и вправду штанцы вам построим?
- Давай, - вдруг загорелся Смирнов. - Но не такие, чтоб уж очень "вареные". Там, темно-серые какие-нибудь. И не бананы ваши дурацкие, а нормальные.
- Пятьдесят второй, пятый рост, - деловито прикинул Веня.
- Пятьдесят четвертый, - поправил Смирнов.
- Между, - решил Веня и официально объявил: - Жду вас через два дня.
Возвращались к рынку. Тянуло кооперативным шашлыком.
- По шашлычку? - предложил Веня.
- Некогда, - с сожалением отказался Смирнов.
С проспекта Мира свернул направо к бензоколонке, заправился под завязку, и по Самотеке, по Цветному, по Неглинной - через центр на ту сторону Москвы-реки, а там попроще - на трассу и до Окружной. После Окружной дал скорость. Хорошо бежала "Нива", нешумно, приемисто. Смирнов смотрел на дорогу, поглядывал в зеркало заднего обзора, по сторонам, отвлекаясь только на изменения в пейзаже, происшедшие за его почти двухлетнее отсутствие. Ни с того ни с сего запел вдруг. Робко и дребезжаще:
Мы ушли от проклятой погони.
Перестань, моя крошка, рыдать.
Нас не выдадут черные кони,
Вороных никому не догнать.
Услышал свое пение, застеснялся его немузыкальности и замолк. Мелькали сороковые уже верстовые столбы. Где-то на пятидесятом километре замаячил впереди и справа загородный ресторан. Смирнов свернул к нему.
На площадке для автомобилей - одинокий старенький "Москвич". Пусто, значит, в ресторане - день, не ресторанное еще время. Смирнов затормозил и глянул на часы. Было четверть четвертого. Запер "Ниву" и направил неровные стопы в точку общественного питания.
В самом деле, пусто. За одним столиком обедало семейство из "Москвича", в углу пятеро мужиков, надо полагать, местных, дули пиво. Их стол был заставлен темно-зелеными пустыми бутылками. Смирнов сел за столик у окна и стал ждать. Пришла наконец грузная тетя в переднике с кружевами.
- Окрошка есть? - спросил Смирнов.
- Есть, - ответила тетя и чиркнула карандашиком в блокноте. Класс явно невысок.
- Что же на второе? - поразмышлял вслух Смирнов и вдруг вспомнил запах у Рижского рынка: - И шашлык, если можно.
Управился с обедом Смирнов довольно быстро, за полчаса. Спустился вниз, заглянул в бар. Там гремела музыка - и никого, совсем никого, даже бармена не было. Зашел в сортир и закрылся в кабинке на задвижку. Извлек из-под мышки парабеллум, из кармана - глушитель, соединил их, а затем пистолет с глушителем засунул за пояс и застегнул куртку на "молнию".
На площадке рядом с "Москвичом" появился "шестой" "Жигуленок".
Смирнов забрался в "Ниву" и включил мотор. Сделал вперед - назад. Все нормально с тормозами. Он расстегнул "молнию" на куртке, вывернул "Ниву" от бровки и медленно покатил.
У "Жигуленка" притормозил. Двое в салоне почти одновременно пригнулись, скорее всего искали что-то на полу. Смирнов сказал им:
- Устал я от вас за день, ох устал!
И выстрелил два раза. В два колеса, в баллоны. Не выстрелы - так, несильно ударили палкой по подушке. "Шестерка" заметно на глаз стала оседать направо, а "Нива", застонав от предельного усилия, бешено рванула с места.
Теперь дай бог ноги. "Нива" выскочила на шоссе, опасно нарушая, пересекла сплошную осевую линию и помчалась к Москве, - вот он, замеченный еще по дороге сюда проселок через густой лиственный лес. Даже если у них переговорник "йока-токи", они не успели его, Смирнова, передать.
Смирнов долго петлял и проверялся; убедившись, что никто его не видит, выбрался на бетонку и по ней рванул к Минскому шоссе. Только почувствовав под собой полотно хорошей трассы, позволил себе еще один куплет из той песни:
Начинаются дни золотые
Воровской безоглядной любви.
Ой, вы кони мои вороные,
Черны вороны кони мои!
За памятником героической девушке сделал поворот налево и нешироким шоссе, сквозь бесконечный осинник, повел "Ниву" к цели - маленькому городку за осинником. Конец неблизкий - километров двадцать. Если бы не изредка на яростной скорости набегавшие грузовики - кончился рабочий день, водилы рвались домой, - можно было заснуть от одурманивающего однообразия частых, как забор-штакетник, оливковых стволов и тусклой выцветшей зелени неопрятно-густой листвы.
Дорога круто пошла вверх, осинник сменился березняком, и "Нива", миновав водораздел, покатила вниз, к игрушечной реченьке, которая своими извивами живо напоминала змеевик самогонного аппарата. Мостик, и опять холм, на котором пристроились полудеревенские дома: начинался город.
Старинный городок был когда-то уездным, потом районным центром, но лет пятнадцать-двадцать назад столицей района стал бойко развивающийся поселок, где построили химкомбинат, и городок этот стал дряхлеть и ветшать, как все заштатное.
Открылась центральная площадь с забавными и уже сильно разрушенными торговыми рядами, с монументальным обшарпанным собором, на колокольне которого столь крикливо совещались галки, что было слышно и в двигающемся автомобиле. Смирнов затормозил.
- Не подскажете, где Вторая Социалистическая улица? - спросил он у стоящего в раздумье посреди площади аборигена. Был одет абориген не по сезону: в тяжелом пиджаке, в кирзовых сапогах и в довершение - в шапке-ушанке.
- Так за церковью сразу Интернациональная будет. Поедешь по ней. Первая направо - Первая Социалистическая, а вторая - Вторая... А ты к кому?
- Борзов мне нужен, Алексей.
- А-а-а, американец! - обрадовался абориген тому, что знает, кого разыскивает Смирнов. - Дома, дома, я сегодня его в магазине видел, он хлеб брал.
Первая Социалистическая, Вторая Социалистическая, поворот - и вот он, дом номер семь. За фигурным, непривычно разреженным забором были разросшаяся трава, неухоженные деревья и щеголеватый, обитый вагонкой дом-коттедж. Посреди участка на двух столбах висел шикарный заграничный гамак, в котором, еле заметно покачиваясь, возлежал с книгой в руках Лешка Борзов. На звук подъехавшей машины он поднял от книги розовое в вечернем свете лицо и вопросительно смотрел на "Ниву" до тех пор, пока из нее устало и неловко не выбрался Смирнов. Вопрос на лице сменился усмешечкой.
- Вас ли я вижу, полковник? - жеманно воскликнул Леша.
- Меня, меня, - подтвердил Смирнов, разминаясь.
Леша спустил ноги, почесал грудь под расстегнутой рубахой, не торопясь, освободился от гамака и пошел к калитке встречать незваного гостя.
- Полковник, вы прекрасно выглядите, я бы даже сказал - помолодели. Алексей открыл калитку и ждал, когда Смирнов протянет ему руку. Смирнов протянул. Протянул и Алексей. Поздоровались.
- Я уже не полковник, - поправил его Смирнов. - Я - пенсионер.
- А какое это имеет значение? Ну, если хотите, буду звать вас Александром Ивановичем. Александр Иванович, прошу в дом!
И внутри дом был с иголочки. Паркет, паровое отопление, камин.
- Мне бы умыться, - попросился Смирнов.
- Сей момент. Вы курточку снимите, Александр Иванович. И удобнее, и прохладнее будет. Жарковато сегодня не в меру.
- У меня машинка под мышкой, - признался Смирнов.
- И сбрую снимайте. Не бойтесь, у меня ничего не пропадет.
Повесив курточку на спинку стула и кинув сбрую на кресло, Смирнов в сопровождении Алексея направился в ванную комнату, выложенную черным кафелем.
- Действуйте, - предложил Алексей и удалился. Смирной снял рубашку, вымылся по пояс, растерся оранжевым махровым полотенцем с рельефной надписью "Merelin", причесался и посмотрелся в зеркало. И впрямь неплох.
В гостиной на столе стояли фужеры, бутылки с боржоми и пепси.
- Предыдущая
- 20/39
- Следующая