Возвращение танцмейстера - Манкелль Хеннинг - Страница 77
- Предыдущая
- 77/92
- Следующая
ДЛ.: Вы стреляли спереди?
ЭБ.: Да.
ДЛ.: С какого расстояния?
ЭБ.: Примерно с трех метров.
ДЛ.: Он не двигался? Не пытался бежать?
ЭБ.: Он, наверное, не думал, что я выстрелю.
ДЛ.: Можете вспомнить, сколько было времени?
ЭБ.: Около полуночи.
ДЛ.: То есть было темно?
ЭБ.: У меня был с собой фонарь. Я заставила Андерссона его нести.
(Снова пауза. Эльза Берггрен ответила на первый вопрос из тех, что волновали Джузеппе.)
ДЛ.: Что случилось после того, как вы его застрелили?
ЭБ.: Проверила, мертв ли он. Он был мертв.
ДЛ.: А потом?
ЭБ.: Потом я привязала его к дереву. У меня была с собой бельевая веревка.
ДЛ.: Вы хотите сказать, что привязали его к дереву, когда он был уже мертв?
ЭБ.: Да.
ДЛ.: А зачем?
ЭБ.: Тогда я не собиралась признаваться. Хотела, чтобы это выглядело иначе.
ДЛ.: Иначе чем что?
ЭБ.: Чем убийство, совершенное женщиной. Чтобы это было похоже на расстрел.
(Вот и на второй вопрос получен ответ, подумал Стефан. Но Джузеппе все же одолевают сомнения.)
ЭБ.: Мне надо в туалет.
ДЛ.: Делаем перерыв, сейчас пятнадцать часов тридцать две минуты.
Магнитофон включили снова. Допрос продолжался. Джузеппе вернулся к исходному пункту, повторял все вопросы, но все время задерживался на деталях – их становилось все больше. Классический допрос, подумал Стефан. Джузеппе смертельно устал, он работает уже несколько суток подряд, но он великолепно справляется с допросом, идет, как и положено, шаг за шагом.
Запись остановилась. Джузеппе назвал время окончания допроса – семнадцать ноль две. Последним были выводы – единственные выводы, которые он мог сделать на основании допроса.
ДЛ.: Я думаю, мы можем закончить. Значит, дело обстоит так: вы, Эльза Берггрен, признаете, что третьего ноября, сразу после полуночи, сознательно убили Авраама Андерссона около его дома в Дунчеррете. Вы рассказали, как все произошло, и привели в качестве мотива шантаж, проводимый Андерссоном по отношению к вам и Молину. Вы также утверждаете, что выбросили орудие убийства в воду со старого железнодорожного моста через Юснан. Все правильно?
ЭБ.: Да.
ДЛ.: Вы не хотите что-нибудь изменить в ваших показаниях?
ЭБ.: Нет.
ДЛ.: Может быть, адвокат Германссон хочет что-то сказать?
СГ.: Нет.
ДЛ.: Тогда я должен сообщить, что вы задержаны и что вас доставят в полицию в Эстерсунде. Потом прокурор примет решение о содержании под стражей. Все эти подробности вам объяснит адвокат Германссон. Вы хотите что-то добавить?
ЭБ.: Нет.
ДЛ.: Вы рассказали все, как было?
ЭБ.: Да.
ДЛ.: Допрос окончен.
Стефан встал и потянулся. В комнате было душно. Он приоткрыл окно и допил стоявшую на столе початую бутылку «Рамлёзы». Стефан думал над услышанным. Тело затекло, ему надо было размяться. Джузеппе где-то спал. Стефан написал записку и положил на стол: «Короткая прогулка, до моста и обратно. Стефан».
Он шел быстро – было холодно. Тропинка для Прогулок вдоль реки была освещена. Ему опять показалось, что за ним кто-то следит. Он резко обернулся. Никого. Или все же метнулась с тропинки какая-то тень? Мне чудится, подумал он. Там никого нет. Он дошел до моста, где, по утверждению Эльзы Берггрен, она выбросила свое оружие. Даже не выбросила, а, как она выразилась, «выпустила из рук». Говорила она правду? Он должен исходить из того, что да. Никто не станет признавать убийства, которого он не совершал, если только у него нет каких-то особых причин скрывать истинного убийцу. Это бывает чаще всего с подростками. Родители берут на себя вину своих детей. Какой может быть еще мотив? Он подошел к мосту, попытался представить себе лежащее на дне ружье и пошел назад. Один вопрос Джузеппе забыл, подумал он. Почему она решила сделать свое признание именно сегодня? Не вчера, не завтра, а сегодня? Просто созрела? Или есть другое объяснение?
Он вернулся к Гражданскому дому и зашел с задней стороны. Окно по-прежнему было приоткрыто. Джузеппе вернулся – он говорил с кем-то по телефону. Стефан прислушался – конечно же с Рундстрёмом. Библиотека была еще открыта. Он зашел в читальный зал и посмотрел, нет ли у них «Буросской газеты». Нет, газеты не было. Он пошел в кабинет. Джузеппе все еще говорил с Рундстрёмом. Стефан встал в дверях и посмотрел на окно. У него перехватило дыхание. Он только что стоял там, снаружи, и слышал весь разговор. Он подошел к окну, закрыл его и вновь вышел на улицу. Теперь ничего не было слышно. Он вернулся в контору. Джузеппе только что закончил разговор с Рундстрёмом и с интересом наблюдал за действиями Стефана.
– Чем это ты занимаешься?
– Я только что обнаружил, что, если окно приоткрыто, снаружи слышно все, что говорится в этой комнате. Очень ясно и четко. А если темно, можно подойти к самому окну, и тебя не заметят.
– И?..
– Просто ощущение. Одна из возможностей.
– Что кто-то мог нас подслушать?
– Не знаю. Может быть, это мое больное воображение.
Джузеппе закрыл окно.
– Для надежности, – улыбнулся он. – И что ты думаешь о ее признании?
– В газетах было, что его нашли привязанным к дереву?
– Да. Но ни слова о бельевой веревке. Я говорил с одним из криминалистов, кто там работал. Он говорит, что вполне могло быть так, как она рассказывает.
– То есть это она его убила?
– Факты есть факты. Но ты, конечно, заметил, что я с трудом в это верю.
– Если это не она, если она кого-то прикрывает, то из каких побуждений?
Джузеппе покачал головой.
– Давай исходить из того, что эту задачу мы решили. Женщина созналась в преступлении. Если мы завтра найдем в реке ружье, то очень скоро узнаем, из него ли убили Авраама Андерссона.
Джузеппе крутил между пальцами одну из своих сломанных сигарок.
– Мы последние дни воевали сразу на десяток фронтов. Надеюсь, что один можем закрыть.
– Как ты думаешь, почему она решила все рассказать именно сегодня?
– Не знаю… наверное, мне нужно было ее спросить. Возможно, просто созрела. Может быть, прониклась к нам уважением и решила, что мы рано или поздно ее возьмем.
– А ты как считаешь? Взяли бы?
Джузеппе скорчил гримасу:
– Кто знает. Иногда даже шведская полиция ловит преступников.
В полуоткрытую дверь постучали. Мальчик принес картонную коробку с пиццей. Джузеппе расплатился и сунул квитанцию в карман. Мальчик исчез.
– Видишь, я теперь не кидаю счета в пепельницы. Ты по-прежнему считаешь, что мою записку подобрал Херейра?
– Очень может быть.
Джузеппе разорвал картон.
– В Свеге теперь все как в Европе. Пиццерия. Вообще говоря, они не доставляют по адресам, но если у тебя есть связи, то все можно. Хочешь? Я так и не успел поесть – свалился, как сноп.
Джузеппе разрезал пиццу линейкой.
– Полицейские быстро жиреют, – сказал Джузеппе. – Стрессы, неправильное питание. Но самоубийства встречаются довольно редко. Врачи по этой части нас опережают. А полицейские мрут от инфаркта. Что, вообще говоря, не удивительно.
– Я составляю исключение, – сказал Стефан. – У меня рак.
Джузеппе замер с куском пиццы в руке. Потом сказал:
– Боулинг. Увидишь, боулинг тебя вылечит.
Стефан не мог удержаться от смеха.
– Не успею я произнести слово «боулинг», ты начинаешь смеяться, – сказал Джузеппе. – Тебе не идет быть серьезным.
– Как она меня назвала? «Бледный полицейский из Буроса»?
– Единственный светлый образ в ее высказываниях. Жуткая ведьма. Я рад, что она не моя мать.
Они молча поели. Джузеппе поставил картонку с остатками пиццы на корзинку для бумаг.
– То и дело поступают какие-то сведения, – сказал Джузеппе, вытирая рот, – в основном идиотские. Интерпол в Буэнос-Айресе, к примеру, обрадовал нас сообщением, что есть такой человек – Фернандо Херейра. Он сидит в тюрьме, пожизненное заключение за изготовление фальшивых денег. Старое доброе преступление. Фальшивомонетчик, – повторил он. – Они спрашивают, не он ли это. Ну что на это скажешь? Клонирование вроде бы так далеко не зашло, чтобы их слова принять всерьез.
- Предыдущая
- 77/92
- Следующая