Возвращение танцмейстера - Манкелль Хеннинг - Страница 67

• Предыдущая
• 67/92
• Следующая

Джузеппе вытащил фотографию Катрин Андерссон и протянул ей. Она немедленно уронила на снимок пепел.

– Нет, – сказала Ханна. – Это была не она. Конечно, не так близко было, а потом, в зеркале много не увидишь, но это была не она.

– А кто?

Она ответила не сразу. Джузеппе повторил вопрос:

– Кто это был, как вы думаете?

– Эльза Берггрен. На сто процентов, правда, не ручаюсь.

– Почему?

– Все было очень быстро.

– Но вы же видели ее раньше. И все равно точно сказать не можете?

– Я ее видела-то, может, несколько секунд. Она вышла, заметила машину и сразу в дом юркнула.

– То есть она не хотела, чтобы ее видели?

Ханна Тунберг поглядела на него с удивлением:

– И что тут странного? Она в доме, где полуголый мужчина, да к тому же и не муж ей.

– Память работает как фотоаппарат, – сказал Джузеппе. – Видит человек что-то – и картинка уже в голове. Чтобы что-то ясно запомнить, необязательно долго смотреть.

– Но бывают и нерезкие снимки, правда?

– А почему вы раньше об этом не рассказывали?

– Вчера только вспомнила. Память у меня не то чтобы очень. Но я подумала – а вдруг это важно? Если только это Эльза Берггрен. У нее тогда, значит, не только с Молином, но и с Андерссоном были дела. И потом, если это и не она была, то уж точно не жена.

– Иными словами, вы не на сто процентов уверены, что это была Эльза Берггрен, но на все сто, что это не Катрин Андерссон?

– Точно так.

У нее опять начался приступ кашля. Она раздраженно придавила сигарету в пепельнице.

Потом перевела дыхание, приподнялась на стуле и ничком упала на пол. Кофейник перевернулся. Джузеппе вскочил в ту же секунду и перевернул ее на спину.

– Она не дышит, – крикнул он. – Звони в «Скорую».

Джузеппе начал делать искусственное дыхание, пока Стефан лихорадочно доставал телефон. Он потом вспоминал все происходящее, как в замедленной съемке. Джузеппе, прильнувший ко рту лежащей на полу женщины и пытающийся вдуть в нее жизнь, медленно поднимающаяся к потолку струйка дыма от непогасшей сигареты в пепельнице. «Скорая помощь» приехала через полчаса. К тому времени Джузеппе сдался. Ханна Тунберг была мертва. Он пошел в кухню и прополоскал рот. Стефан подумал, что он много раз видел мертвых – дорожные происшествия, самоубийства, убийства… Но сейчас он в первый раз осознал, как близка смерть. Только что она держала сигарету в руке и отвечала на вопросы, а сейчас – мертва.

Джузеппе вышел во двор встретить «скорую».

– Все произошло за секунду, – сказал он медику, проверявшему, действительно ли Ханна мертва.

– Мы вообще-то не перевозим трупы, – сказал тот. – Но не оставлять же ее здесь.

– Двое полицейских могут засвидетельствовать, что она умерла естественной смертью. Я прослежу, чтобы написали рапорт.

«Скорая» уехала. Джузеппе посмотрел на Стефана и покачал головой:

– Просто не верится, что это правда. Что это может быть так быстро. Впрочем, лучшей смерти и пожелать нельзя.

– Только бы не слишком рано.

Они вышли во двор. Собака залаяла. Начинался дождь.

– Что она сказала? Муж ушел?

Стефан огляделся. Машины на дворе не было. Открытый гараж тоже был пуст.

– Скорее уехал, – сказал он.

– Лучше подождем. Пошли в дом, чтобы не торчать под дождем.

Они сидели молча. Собака лаяла без передышки, потом и она замолчала.

– Как ты извещаешь родных о смерти? – спросил Джузеппе.

– Мне не приходилось. Я присутствовал несколько раз, но всегда это делали другие.

– Один раз я всерьез обдумывал, не уйти ли из полиции, – сказал Джузеппе. – Семь лет назад. Две сестрички, четырех и пяти лет, играли у пруда. Отец отлучился на несколько минут. Мы так и не узнали, как все произошло, только обе утонули. И мне пришлось ехать вместе со священником к матери. Отец был никакой. Он вышел с детьми, чтобы мать могла приготовить еду – у пятилетки был день рождения. Тогда я чуть все не бросил. Это было в первый и последний раз за время службы.

Они снова замолчали. Стефан смотрел на ковер, где только что лежала мертвая Ханна Тунберг. На столе лежало вязанье с торчащими спицами. Зазвонил телефон Джузеппе, и оба вздрогнули. Джузеппе ответил. Дождь вдруг усилился, капли застучали по стеклам. Джузеппе очень быстро закончил разговор.

– Звонили со «скорой». Они встретили мужа Ханны, он поехал с ними. Можем ехать.

Ни один не шевельнулся.

– Никогда не знаешь, – сказал Джузеппе. – Вдруг появляется свидетель и сообщает что-то новое, переходит границу, за которой он готов говорить и говорить. Как ты думаешь, она говорила правду?

– А зачем ей было врать?

Джузеппе подошел к окну. Какой-то миг он стоял, задумчиво глядя на густую сетку дождя.

– Не знаю, как в Буросе, – сказал он. – Ничего не знаю про Бурос, кроме того, что это город. Но Свег – не город, Свег – очень маленький поселок с двумя тысячами жителей. Во всем Херьедалене меньше народу, чем в пригороде Стокгольма. И это значит, что тут невозможно что-то скрыть.

Он отошел от окна, сел на стул, где сидела Ханна, но тут же вскочил и остался стоять.

– Мне надо было бы сказать тебе это до того, как мы сюда приехали. Для меня это настолько очевидно, что я и забыл, что ты не местный. Здесь все – как ангелы, со своими нимбами. Над каждым свой нимб слухов, и Ханна Тунберг – не исключение.

– Я не совсем понимаю, что ты хочешь сказать.

Джузеппе мрачно уставился на ковер.

– О мертвых плохо не говорят. И, в конце концов, что плохого в любопытстве? Почти все любопытны. Наша работа построена на фактах и любопытстве.

– Ты хочешь сказать, она была сплетницей?

– Это Эрик утверждает, а Эрик ничего не говорит зря. Пока она рассказывала, я все время об этом думал. Если бы она прожила еще пять минут, я бы успел ее спросить. Теперь уже не спросишь.

Он опять подошел к окну.

– Мы могли бы провести эксперимент, – продолжил он. – Поставим машину там, где она. И попросим кого-нибудь смотреть в зеркало, а еще кого-нибудь – выйти из дома Андерссона, сосчитать до трех и снова зайти в дом. И я могу тебе сказать заранее: или видишь совершенно ясно, кто там стоит у дверей, или вообще не видишь.

– Ты думаешь, она все придумала?

– И да и нет. Она не врала. Но я подозреваю, что она либо видела, как кто-то мелькнул за спиной Андерссона, либо подглядывала в окно. Теперь мы этого уже не узнаем.

– Но по сути-то все это, получается, правда?

– Думаю, что да. Она хотела сообщить нам что-то, что, по ее мнению, важно. Хотя не хотела, чтобы мы знали, каким образом она это узнала.

Джузеппе вздохнул.

– Заболеваю, – сказал он. – Горло болит. Вернее, пока не болит, но скоро заболит. И голова заболит через пару часов. Поехали?

– Только один вопрос, – сказал Стефан. – Точнее, два. Какие выводы мы можем сделать из того, что Ханна видела Эльзу Берггрен? И если это была не Эльза, то кто? И что все это значит?

– Это не два вопроса, а три, – сказал Джузеппе. – И все важные. И ни на один мы не можем ответить. Пока, во всяком случае.

Они побежали к машине, пригибаясь под дождем. Собака спряталась в конуру и грустно смотрела им вслед. Еще одна грустная собака, подумал Стефан. Интересно, понимает ли она, что произошло?

Перед выездом на дорогу Джузеппе остановил машину:

– Я должен позвонить Рундстрёму. Подозреваю, что там все еще туман. К тому же по радио обещали штормовой ветер.

Он набрал номер. Стефан пытался думать о Елене, но перед глазами все время стояла Ханна Тунберг. Как она хватала воздух ртом, захрипела и умерла.

Джузеппе рассказал Рундстрёму про Ханну. Потом начал спрашивать – про туман, про собак, про человека в горах.

Они говорили недолго. Джузеппе отложил телефон и пощупал горло.

– Каждую простуду воспринимаешь как смертельную болезнь, – сказал он. – Смотри, еще и часа не прошло после смерти Ханны, а я уже ни о чем не могу думать, кроме своей простуды.

• Предыдущая
• 67/92
• Следующая