Белая лошадь - горе не мое - Соломко Наталья Зоревна - Страница 24

• Предыдущая
• 24/27
• Следующая

Кукарека бродил один во тьме - воспитывал себя. Потому что мужчина не должен быть трусом, верно? Но все равно было страшно. Тем более, что в лесу бродил еще кто-то. Кукарека, замерев, слушал, как он трещит ветками... Или кажется?

- Там кто-то есть... - тихо сказал он, выходя к костру.

- Привидения! - жизнерадостно отозвался Адыев.

- Замолчи, дурак, не пугай! - взвизгнул кто-то из девочек.

Но Адыев не замолчал.

- Внимание, внимание! - завыл он загробным голосом. - Закройте все окна и двери, сейчас по улицам поедет гроб на семи колесиках!..

- Сан Сенич, а чего Адыев пугает! - закричали девочки.

- Сан Сенич, а жалко, что чудес нету, да? - вздохнул Вова Васильев. Ну не привидений, а вообще...

- Ну слышите, слышите? - зашептал Кукарека, схватив Саню за руку.

В лесу треснула ветка, и все затихли, вслушиваясь. Снова тихо треснуло, будто кто-то шагнул неосторожно и замер, испугавшись. И тогда опять наступила тишина, живая, лесная, с шорохом огня, лопотанием сосновых лап под ветром и далеким, из-за горизонта, криком электрички...

- Тут и тыщу лет назад, наверно, так же было... - зачарованно сказал кто-то. - Тихо, темно, и звезды светят... Только нас не было.

- Сан Сенич, неужели мы умрем когда-нибудь?.. - это Васильев спросил. - Ну почему чуда нету?!

- А может, есть... - отозвался Саня и вздохнул, вспомнив одну старую историю.

- Сан Сенич, вы про что? - сразу насторожились у костра. Расскажите!

Саня прикрыл глаза, вспоминая... Ему было девять лет. Он мечтал о чуде.

Ничто, кроме чуда, не могло помочь ему. И он знал: оно есть, есть! Только прячется, потому что в него уже никто не верит. Обиделось и прячется от людей. А к тому, кто верит и ждет, оно придет и поможет.

Саня верил и ждал. По вечерам, лежа в постели, уговаривал: "Ну случись, пожалуйста! Мне очень, очень надо, понимаешь?"

Саня хотел летать... то есть просто до тоски, до горячих слез хотелось разбежаться, оттолкнуться от земли и взмыть в вышину, раскинув руки... Это из снов было. Но и потом, наяву, оно помнилось, не забывалось - счастливое, с ветром, чувство...

Однажды утром, когда дома никого не было, он через чердачный люк вылез на крышу, он знал, что сделает: прыгнет...

Они тогда в старом доме жили, в деревянном, трехэтажном. Саня стоял на крыше, а внутри него колотилось и бухало сердце. Не от страха - он знал, что полетит. Уж тут-то придется случиться упрямому, спрятавшемуся чуду, разве может оно допустить, чтоб человек, который в него верит и давно ждет, разбился! Он полетит, полетит... Над двором, над старым тополем! Над тополем - обязательно. Саня из окна на него глядел, когда уроки делал, а на ветках суетились птицы, будто дразнили. Прыгают, прыгают, а потом вспорхнут и полетят... Потом надо подняться выше, чтоб всю улицу с высоты увидеть, он любил свою улицу, зеленую, тополиную, только разбежаться надо обязательно против ветра - он за птицами подглядел...

- Ну? - напряженно спросил Адыев, потому что Саня замолчал.

- Все... - развел руками Саня. - Отец шел из школы и увидел меня. Чердак после этого заколотили наглухо, а пожарной лестницы у нас не было.

- А потом? С другого дома?!

Саня усмехнулся:

- Пока собирался - вырос...

- Быстрей надо было собираться, - разочарованно буркнул Васильев.

- Вот сам бы взял да прыгнул! - накинулись на него девочки. - А Сан Сенича нечего подучивать! Ой, Сан Сенич, хорошо, что Сень Саныч вовремя пришел, а то бы вы убились!

- А может, и полетел бы... - задумчиво сказал Лешка.

Юля же осторожно, так, чтобы никто не увидел, показала Сане кулак, что означало: я тебе полетаю!

И вдруг совсем рядом снова треснула ветка...

- Точно, кто-то там есть... - прошептал Адыев. - Вов!

- Пошли, - кивнул Васильев, стряхивая с плеча Рыжего.

- Ой, мальчики, не ходите!

- Тихо, спугнете! - зашипел Васильев.

Кукарека тоже поднялся, а вслед за ним и остальные мальчишки. Но только они шагнули от костра, в лесу, во тьме, кто-то побежал, шурша листьями.

- Стой! - завопил Васильев. - Держи! - и все понеслись следом.

Саня вскочил, настороженно слушая, как ученики яростно гонятся за кем-то по темному лесу. Догнали, произошла свалка, и того, кто убегал, потащили к палаткам. Пойманный упирался изо всех сил, старался вырваться.

- Еще и кусается, гад! - возмутился Васильев, и к костру был выволочен растерзанный, взъерошенный второгодник Вахрушев. Он угрюмо сверкал желтыми глазами.

- Сан Сенич, ясно теперь, кто тогда за нами следил под дождем! торжествующе крикнул Васильев.

- Отпустите его, - вмешалась Юля, - медведя, что ли, поймали?

- Митька, ты чего прячешься? - засмеялся Саня. - Медведь-шатун, садись чай пить... Дома-то потеряют...

- Не потеряют... - едва слышно ответил Вахрушев.

- А чего это ты, Хрюкало, за нами таскаешься? - недовольно спросил Васильев. - Следишь?

- Нужны вы мне!

- Ну и иди отсюда!

- Конечно! - рассердились девочки. - Приперся да еще грубит!

- А пошли вы! - сказал Хрюшкин, развернулся и снова ушел в лес.

- Митька! - позвал Саня. - Не уходи!

Но Вахрушев уже ушел, только шелестели чуть слышно его шаги во тьме.

- Катись-катись, Наф-Наф! - сердито кричал в лес Адыев.

- А ну-ка, замолчи! - сказал Саня резко, и все удивленно уставились на него: никогда он так не разговаривал.

- Вот, значит, как?! - оглядывая мальчиков и девочек, спросил Саня, и голос у него был чужой, незнакомый. - Вот вы какие! Хорошие, вам никого не надо, да?

- А зачем он нам? - единодушно зашумели мальчики и девочки. - Он не в кружке.

- Сан Сенич, он плохой, чего он к нам привязался?!

- Живо! - приказал Саня. - Идите, найдите и позовите обратно!

Но мальчики и девочки стояли, упрямились.

- Нужно нам это Хрюкало...

А Юля вдруг поднялась и пошла в лес.

- Подожди, - сказал Саня, - я с тобой пойду. - Он смотрел на Васильева: - Хрюкало, Хрюшка, Хрюк, Наф-Наф... Как еще?

- А чего? Его все так зовут!

- Я спрашиваю, как еще? Вспоминайте.

- Хрюзантема! - стали вспоминать. - Хрюкадав, Хаврон...

- Всё?

- Не, еще Хрюк-бряк!

- Хрюшкин!

- Всё теперь?

- Вроде всё...

- Так вот, - тихо сказал Саня, - если я еще раз... Если хоть один-единственный раз я еще это услышу...

И опять где-то рядом затрещало - там опять побежали прочь, дальше, дальше по темному пустому лесу.

- Видите, видите! - сердито крикнул Васильев. - Опять он подслушивал!

Саня не ответил, ушел в темноту.

- Дай руку, - сказал он Юле, - упадешь...

Они нашли второгодника Вахрушева в светлеющем березняке, он ничком лежал на сухой траве и плакал взахлеб. Юля опустилась рядом с ним на колени, погладила безутешного гордого Митьку по рыжим вихрам.

- Не плачь, рыжик, терпи... Они не злые, они просто глупые еще... Это, может, пройдет...

- Как же... - не поверил он.

- Белая лошадь - горе не мое... - сказал Саня. - Слышишь? Повторяй: "Белая лошадь - горе не мое! Уходи горе, за сине море, за темный лес, за светлый огонь, меня не тронь!"

- А чье? - затихнув, шепотом спросил Вахрушев Митька.

К костру они не вернулись. Саня собрал ветки и запалил маленький огонь рядом с затихшим Хрюшкиным. Так они и сидели втроем. Потом пришел Кукарека, хмурый, виноватый, и молча сел рядом.

А потом во тьме зашуршали листья под ногами остальных.

... - И не проси! - мотнул головой Аристотель. - Переживают они, видите ли!.. Ишь, заступник какой! Это Петухова с тобой работу провела. Думаешь, я не понимаю!..

Был вечер, Аристотель пришел в гости, они сидели за столом, и разговор, который, как всегда, начинался так: "Все, сегодня ни слова о школе", как всегда, свернул все-таки к школе, к работе, которая и не думала кончаться по звонку с последнего урока.

• Предыдущая
• 24/27
• Следующая