Чудесная лодка (Рассказы) - Снегирев Геннадий Яковлевич - Страница 9

• Предыдущая
• 9/14
• Следующая

Весной подул южный ветер, снег намок, и верблюды стали задумчивые.

Их погоняют, кричат, а они стоят на месте, жуют жвачку и смотрят куда-то далеко, о чём-то мечтают.

Потом снег остался только в оврагах. Бугорки просохли.

Степь стала рыжая от прошлогодней травы. Прилетели жаворонки, орлы, кулички.

Суслики стояли жёлтыми столбиками у норок и звонко свистели.

Степь проснулась и зазвенела.

И тут верблюды взбесились. Они убежали в степь, подальше от людей. И там бегали, кувыркались, оставляя на траве клочки зимней шерсти.

Однажды я услышал, как за холмом кто-то топчется, от пыли не видно кто.

Я подошёл поближе, а это верблюды отплясывают. То передними ногами топнут, то задними. То передними, то задними. Передними, задними...

Верблюды танцевали танец весны. Они радовались, что прошла зима, греет солнце и они живы.

ВЕСНОЙ

На дворе шёл снег, было холодно.

Но я знал, что в Казахстане сейчас весна. И так мне захотелось увидеть, что делается там весной, что я пошёл на вокзал, купил билет и поехал.

Сначала поезд мчался среди лесов. И вечером закат был багровым от мороза.

На Волге мокрый ветер качал деревья, грачи уже прилетели и ходили по полям.

В Казахстане снег лежал в ямках около телеграфных столбов.

Весенний верблюд нюхал рельсы и линял. А на одной станции продавали кисель, и дикие осы садились на руки, и в степи родился голубой верблюжонок, слабенький и слепой.

Я спросил казаха, когда у верблюжонка глаза откроются.

- Как откроются, его в сарае запрут, - сказал он.

Я удивился:

- Он, наверное, погулять захочет?

- Нельзя ему погулять, - вздохнул казах и рассказал, что у верблюжонка кожа на пяточках ещё нежная, а в степи скорпионы под камнями притаились, и змеи, и ядовитый паук каракурт. И все они только и ждут, чтоб верблюжонок в степь убежал.

Поезд поехал дальше.

Я стоял у окна, думал: змею увижу или скорпиона. Но так и не увидел.

Только на повороте увидел я, как мчится паровоз, а впереди, около рельсов, стоят жёлтые столбики. Вот-вот налетит паровоз на столбик...

И вдруг столбик катится в степь. Это суслики. Они свою храбрость показывают.

Огромное железное чудовище несётся на суслика, а он стоит, лапки прижал к груди и не шевелится.

Колёса гремят всё ближе: тук-тук, тук-тук! И сердце у суслика от страха: тук-тук, тук-тук, тук-тук!

Наконец не выдерживает и с визгом - назад в норку. Там его ждёт невеста.

А вот и горы показались.

Тюльпаны захлестнули всё. Ветерок их покачивает, они волнами переливаются, то розоватые, то совсем как огонь, а вон жёлтая полоса пробилась...

Жаворонок чёрный на камушке сидит. Вот он взвился и поднимается всё вверх, всё вверх и весь дрожит, трепыхается от песен. А солнце так и жжётся, так и палит.

ЛЕСНИК ТИЛАН

Далеко за Сырдарьёй, на краю пустыни, стоит белый домик. Живёт в нём лесник Тилан.

В августе каждое утро он выводит из сарая верблюда, навьючивает на него мешки семян и уезжает в пустыню. Семена тамариска он разбрасывает по вершинам песчаных барханов, семена саксаула раскидывает в низинах. Верблюд идёт быстро, только успевай запускать руку в мешки - слева тамариск, справа саксаул.

Из-под ног верблюжьих во все стороны, как брызги, разбегаются ящерицы-круглоголовки. Удавчик мелькнул серебристой стрелкой на песке, свернулся пружиной и зашипел издалека на верблюда.

К полудню ящерицы и змеи зарылись в песок, чтоб не испечься. Ящерицы-агамы залезли на тамарисковый куст. На вершине куста, на каждой веточке, сидит неподвижно ящерица, подняла головку и тяжело дышит.

Тилан привязывает верблюда к ветке тамариска; ящерицы не убегают - им некуда бежать по раскалённому песку, а наверху иногда налетит прохладный ветерок.

Тилан развьючивает верблюда, кладёт войлок на песок, сверху на куст вешает халат и в тени отдыхает.

Пустыня как будто вымерла до вечера. Только варан показался на вершине бархана, увидел Тилана и зашипел: Тилан помешал ему ловить ящериц на тамариске.

Варан кидается на куст, ящерки с писком прыгают сверху, и варан хватает их.

К вечеру жара спадает.

Вылезают из нор песчанки, свистят, перекликаются друг с другом.

За ними вылезают круглые клещи, похожие на свинцовые пломбы, и пустыня оживает.

Вечером, когда Тилан подъезжает к белому домику, на горизонте, как мираж, мелькают антилопы-сайгаки. Они бегут за сотни километров к глубокому колодцу в пустыне.

Всю ночь они будут стоять вокруг колодца и дышать, дышать влажным воздухом. К утру, когда пастухи пригонят овец на водопой, сайгаки убегут в пески.

Каждый день выезжает лесник Тилан засевать пески.

Саксаул пускает корни на много метров в стороны и в глубину. Корни саксаула и тамариска закрепляют пески, не дают им передвигаться и засыпать арыки, сады и кишлаки.

МОРСКОЙ САЗАН

Я проснулся. Было тихо. Шакалы замерли, и древесные лягушки замолчали.

Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук! Тук-тук!

Как будто стучат деревяшки. Это тростинки друг о друга стукаются, гнутся.

- Кто это?

- Сазан пошёл!

- Да разве сазан может тростник гнуть?

- Морской сазан может!

Днём увидел я морского сазана. Он весь был закован в красную чешую, как рыцарь в латы. Валялся в пыли, а сам всё к воде, к воде полз и красным глазом на рыбаков косил, как дикий жеребец.

Потом я узнал, почему он такой опалённый и сильный. Зимой рыбы держатся ближе к берегу, пощипывают водяные травы или что река вынесет с мутью.

Только не морской сазан. Он уходит на середину моря, где вода совсем горькая и синяя-синяя, а сверху звенит ветер.

В январе, когда здесь дождь, слякоть и маяк еле мигает, сазан подплывает к Туркмении и видит, как розовые фламинго в Гасан-Кули подымаются с залива и исчезают, растворяются в закате над песками.

Он плывёт вдоль берега, закованный в свою чешую, и видит, как верблюдица ищет белого верблюжонка, а верблюжонок стоит за барханами белым пятнышком.

Сазан видит, как гюрза лежит на песке и смотрит на него страшными, невидящими глазами. Хочется подплыть ближе, ближе...

Нет, скорей от этого берега! Только бы дождаться, когда на чёрных каменных ветках саксаула расцветут белые восковые цветочки.

Вода в море нагревается, и уже начинает тяжелить икра, и сазан плывёт, плывёт, а сам мечтает о тростниках, за которыми видны снежные горы.

И пить бы мягкую, сладкую, снежную воду. И тереться брюхом, выпускать икринки в эту прохладную, сладкую воду и гнуть тростник...

Всё тише стучат тростинки по утрам. Морской сазан мечет икру. Успокаивается. Забывает, что он видел, и краски раскалённых песков гаснут на его чешуе.

В ЛЕНКОРАНИ

На южном берегу Каспийского моря, в Ленкоранском заповеднике, древесные лягушки пробуют голоса, готовятся к весне.

Буйволы залезли в тёплую лужу. На них кричат, гонят, а они жуют жвачку и лениво посматривают вокруг, не хотят вылезать: солнышко их разморило.

В кустах орут скворцы. Они улетели от морозов к тёплому морю. На телеграфных столбах сидят коршуны; нахохлились, поджидают, когда скворцы вылетят из кустов. Подальше на лугах щиплют траву дикие гуси, казарки.

На рисовых полях живут водяные черепахи с мягким панцирем и оранжевым брюхом. Шея у черепахи длинная, чтобы за мальками охотиться под водой.

Море мелкое, можно далеко уйти, вода чуть выше колена. На берегу стеной стоит тростник выше человеческого роста. В тростнике кабаны пробили узкие тропы.

На озере растёт лотос и рогатый водяной орех - чилим. В озере отражаются клочки южного неба, синие-синие, как султанские курочки. Как ни тепло в Ленкорани в январе, а султанские курочки ушли дальше на юг, где ещё теплее.

Иногда налетит северный ветер, пойдёт снег, птицы заволнуются, загалдят, потянутся на юг розовые стаи фламинго. Утром выглянет солнышко, снег растает.

• Предыдущая
• 9/14
• Следующая